Виктор Ерофеев - Акимуды Страница 27

С некоторой брезгливостью, которая смутила бы и более сильных духом, врач откинул ей локоны и уставился хищно на шею, поцокивая языком. Из него потекла речь, похожая на поток гноя, смысл которой сводился к тому, что папилломы правят миром и могут заживо съесть девичью красу. Катерина задергалась на стуле, и вот тогда врач властно предложил ей раздеться и лечь на топчан.

Катерина уже переселилась в мир, который обслуживали угодливые водители и домработницы, где были приживалки и семейные врачи, но папилломы оказались сильнее этого мира, они стояли на ножках, как поганки, сплетались в цепочки.

– Но у меня еще не закончились месячные, – пробормотала она.

Доктор только пожал плечами и отвернулся, чтобы она разделась. Она стояла перед ним в полупрозрачных голубых трусах с надписью «I love you».

– Вы такая беленькая… Ложитесь! – Врач пристукнул ладошкой по столу.

Она легла на спину, белокурая, лицом похожая на итальянский средневековый портрет. Восточный пророк с глазами-маслинами по имени Али схватил со стола нечто похожее на микроскоп и стал вдумчиво заниматься телом Катерины. Он осмотрел ей шею, плечи и долго глядел на подмышки, закинув ей руки за голову.

Посол России в Ватикане жаловался Денису Утробову на страхи православия. Ему хотелось выговориться. Он говорил о мракобесии. Денис Утробов готов был его выслушать без возражений. Он видел, что у парня накипело. Наконец он не выдержал и рассмеялся:

– Да перестань ты надеяться на человека, чье дыхание в ноздрях его, ибо что он значит?

Исламский пророк мял руками груди Катерины и вертел в пальцах соски. Он направил свой микроскоп на ее молодые сиськи. Катерина была на пределе отчаяния. Она видела, как презрительно подергиваются его губы. Она чувствовала себя куском несвежей говядины. У нее сильно вспотели подмышки. Казалось, что в вековечной войне двух цивилизаций, в неизбывной легенде о татаромонгольском иге косметолог в белых одеяниях торжествует над нашими березовыми рощами и холмиками в ромашках. Вот почему, когда был пройден пупок и дело дошло до лобка, Катерина по команде Али с мукой податливости приспустила трусы с попы, оставив «I love you» в самом низу живота. Пророк с микроскопом набросился изучать ее волосы вызывающе белокурого цвета.

– Она умна? – спросил как бы невзначай посол.

– Кто? – сначала не понял Денис Утробов. Но быстро добавил: – Да!

– Языки знает?

– Английский учит. Дома. С американцем.

Посол опять кивнул, с легким неодобрением.

На этот раз пророк сам дернул за трусы и, несмотря на паническое напоминание о месячных, стянул их до самых колен. В тот же момент его снова прорвало, и он ворчливой скороговоркой стал рассуждать об ужасах пребывания папиллом на интимных местах, о том, как они наглым образом распространяются, если их не выводить жидким азотом, как мешают нормальным половым отношениям и как опасны для ребенка, потому что при рождении, продираясь сквозь дебри папиллом, он может подхватить страшную болезнь горла. Катерина уже скончалась от стыда, от того, что доктор увидел ее прокладку с запекшейся кровью, и теперь на топчане на месте Катерины лежал ее коченеющий труп. Подробный осмотр больших и малых губ с откровенным открытием вагины уже можно было бы считать занимательной некрофилией, если бы ее половые органы не трепетали, как ранняя смоква, под его кипящим, жидкоазотистым взором.

Честно говоря, Денис Утробов был несколько недоволен тем, что посол не дает ему уединиться со Страшным судом. Оторвавшись от критики религии, посол принялся ругать Рим как деревню, где нет толком ни театров, ни вообще культуры. И никто из наших сюда не вкладывает денег. Одни туристы! Денис Утробов, тем не менее, вздрогнул от прикосновения перста Бога к пальцу Адама, но, с другой стороны, здесь все на потолке жило предчувствием смерти и разрушения, словно в ревнивую отместку Рафаэлю.

Восточный пророк приказал девушке перевернуться, и, вместо того чтобы, по логике вещей, сначала осмотреть спину, он бросился на ягодицы и развел их руками, выставив Катерину в бесстыдном свете. Собственно, кто до пророка разводил ей задницу? Ну да, немало людей. И парни разводили, например Захаров-садист разводил, бывший жених Мошкин разводил, и девушки тоже, бывало, в частности смешливая, одноглазая Гуля Глыба. Но то были знакомые лица, а не пророки чужих религий. Кто он? Азер, наверное, смекнула Катерина. Раздвинув задницу, азер долго смотрел в анальное отверстие. Прошла минута, две, а он все смотрел. Раздался вопрос:

– Вы занимаетесь нестандартным сексом?

– А что?

– Да тут у вас… – Доктор взял презрительную паузу. – Встаньте-ка на коленки!

Катерина потеряла дар речи и надломилась. Она встала на колени и выставила доктору на обозрение всю свою девичью, в легком волосяном убранстве, красу, которую собрались сожрать папилломы.

– Да тут у вас трещины! – заявил Али.

Опять Катерине стало дурно. Но ей стало дурно не от трещин, а от того, что она вдруг почувствовала нарастающее возбуждение. Ее бесстыже возбуждала ее откровенная поза, обращенная к незнакомому мужчине. Подрагивала правая нога с золотой цепочкой на щиколотке. И вдруг, сжимаясь и разжимаясь, ее очко непроизвольно стало игриво подмигивать пророку, обнажая предельную срамоту. Пророк молчал. Катерина почувствовала, как из нее по ноге побежала струйка.

Когда Денис Утробов с послом вышли на площадь перед собором Святого Петра, раздались ангельские трели телефона. Это звонила Катька Вовякина, невеста Дениса Утробова. Она, задыхаясь, рассказала ему, какому неожиданному испытанию подверглась. Красные вафли поплыли перед глазами Утробова. Он распрощался с послом и поехал в отель звонить Катерине и выспрашивать подробности. С тех пор подробности менялись от рассказа к рассказу. Утробов мало-помалу сам превратился в исламского пророка Али: он по ночам осматривал тело невесты и со стоном заканчивал медосмотр. Напоследок доктор наказал Катерине сбрить все волосы на лобке и в попе, потому что ему не все видно. И прийти снова.

Мнения развеселившихся подруг Катерины разделились: одни говорили, что доктор выполнил свой долг. Другие – что он ее крутанул, как куклу. Катерина не знала, кому и верить. О казусе Катерины, имея в виду завидное положение ее жениха, Дениса Утробова, в конце концов спорили пол-Москвы. Но она, как сказал ее жених, была умна и постепенно поверила в то, что сама разогрела врача и религиозного врага, в сущности, для того, чтобы Денис Утробов в дальнейшем получал гарантированное удовольствие. Но побрилась ли она и сходила ли снова к Али? А как было не сходить, если до сих пор у нее большие поры от детства и жирная кожа?

Папа!

Только в России молятся истово, бесповоротно, а в Европе кто меня ждет? А в Америке меня имеют – делают вид, что уважают, а на самом деле используют, как гондон.

Я налил себе коньяку и потянулся с бутылкой к Послу.

– Нет, я – водку, – сказал Посол.

Он выпил залпом.

– Так почему, – спросил я, – карта бессмертия опаснее атомной бомбы?

– Все очень просто, – сказал Посол. – Нарушен баланс мироздания. У богов своя иерархия. Греки по-своему были правы, на древнегреческом уровне. Мы – человеческие боги. Что там выше – нам неведомо. Наш ареал – Солнечная система. Солнце встало, солнце село. В солнечном ареале главным стало производство человека. Нам поручили это сделать. Мы создали его с любовью, – подчеркнул Посол и продолжал: – Да, возможно, именно любовь стала причиной нашей ошибки. Человек – это системная ошибка. Противоречие в себе. Свободная воля минус бессмертие – это формула человека.

– Но он же был сначала бессмертен, – заметил я.

– Только – из глины. Любовь же требует противопоставления. Он – она, мы – они. Чтобы решить этот вопрос, мы решили дать ему свободную волю. Он выбрал самоутверждение. Он замахнулся на нашу власть. Мы выгнали его, отлучили. Мир разорвался пополам. Мы стали терять контакт с человеком. Он полюбил удовольствия мира больше нас. Это был настоящий бунт. Мы обиделись.

– Обиделись?

– Да. И пришли в ярость!

– На свою же игрушку?

– Он – не игрушка, – сказал Посол. – Мы сделали мир слишком сладким. Мы сократили эту сладость, но даже этого было мало. Он все равно находил ее, как животные находят лечебные травы. Но еще какое-то время он прислушивался к нам. Он еще чувствовал свои корни. Я придумал систему спасения. Она была незамысловата и наглядна. Я сыграл эту роль. И что? Успех был большой, но все равно половинчатый. Мы пришли в ярость. Мы требовали отречься от отцов и матерей, от жен и детей, сделать это во имя нас, но мы противоречили себе – мы требовали от него совместить земную и небесную любовь, мы вынуждены были читать ему мораль на самом примитивном уровне, мы создали блок заповедей. Мы придумали ад. Мы любили человека, но, энергетически связанные с ним, мы нуждались в его любви, в его самопожертвовании, пусть даже в ее имитации через жертвоприношения. Мы хотели, чтобы он убивал самых любимых, но соглашались на заклание животных. Но мы теряли в весе – нам нужна его кровь.