Игорь Соколов - Человек из грязи, нежности и света Страница 27

– Идиотка! – заскрежетал зубами дядя Абрам. – Ты еще пожалеешь об этом!

– Ну, я же говорила, что тебя опасно выпускать, – хныкала в ответ Рита.

На третий день, ближе к вечеру, дядю Абрама вдруг осенило, и когда Рита в очередной раз через окошко в двери передавала ему бутерброды с кока-колой, он сказал:

– Риточка! А если ты через это окошечко передашь мне ручку с бумагой и я напишу такую же расписку как в прошлый раз.

– Но я же потеряла твой бумажник! – заревела Рита.

– Ну и что?! – удивился дядя Абрам.

– А то, что там был твой паспорт, старый хрен! – Рита уже завывала как побитое животное.

– Но можно же и без паспорта написать расписку, – мягко убеждал ее дядя Абрам.

– Да, я твоей фамилии не помню! – перестала завывать Рита.

– А я тебе скажу свою фамилию, моя фамилия Эскин! – уже в нервном перевозбуждении крикнул дядя Абрам.

– Ага! Так я тебе и поверила! – захихикала Рита.

– Идиотка! Курва! Сука! – дядя Абрам опять замолотил в дверь кулаками, а Рита опять включила на полную громкость телевизор.

На четвертые сутки дядя Абрам в самой вежливой форме попросил Риту передать ему сотовый телефон, чтобы позвонить жене и сыну, и чтобы они не беспокоились о нем.

Самое удивительное, что Рита передала ему телефон, но он уже разрядился.

– Риточка, а ты не можешь его подзарядить! Там на столе лежит блок питания, так его надо подсоединить к телефончику, вилочку воткнуть в розеточку!

– Ну, вот еще! – возмутилась Рита. – А вдруг меня током убьет?

– Ну, ты же телевизор включила! – завопил дядя Абрам.

– Телевизор, я только на кнопку нажимала, а в розетку я его никогда не вставляла! – заорала в ответ Рита. – У нас одна дура на зоне кипятильник в розетку воткнула, так ее током сразу укокошило!

– Идиотка! – заплакал дядя Абрам, пока он с ней беседовал через дверь в сауну, с него уже сто потов сошло и он рванулся в бассейн, только так он мог с ней беседовать, когда во время передачи еды Рита открывала окошко.

Возможно, она боялась, что он сильно закричит и его кто-нибудь услышит.

«Интересно, а почему никто не убирает нашу комнату?» – подумал дядя Абрам, немного успокоившись благодаря прохладной воде в бассейне.

Погруженный в эту воду он чувствовал себя немного защищенным. На пятые сутки дядя Абрам перестал с ней разговаривать, а только забирал еду через окошко

– Если ты не будешь со мной говорить, то я тебя голодом заморю! – захныкала Рита.

– Да, да, я тебя слушаю, моя маленькая, – перепугался не на шутку дядя Абрам, – как твои дела, что ты там делаешь?!

– У меня уже кончаются деньги, – заревела Рита, – я у тебя из пиджака взяла еще тысячу баксов, но они уже кончаются! А твоими кредитками я пользоваться не умею, и горничная – тварюка, все время по тыще рублей у меня забирает, чтобы не убираться! Мне страшно, и я не знаю, что мне делать!

– А ты меня выпусти, и я сниму деньги с банковского счета по кредитной карточке, – предложил дядя Абрам.

– Ты меня обманешь! Я тебе не верю! – еще громче заревела Рита.

– Идиотка! – дядя Абрам с тревогой обкусывал ногти.

За несколько суток он уже научился обгрызать ногти собственными зубами, хотя и с этим как-то смирился. Хуже всего было спать на холодном кафельном полу, на одной простыне.

На этот пол как не ляжешь, все равно неудобно, и холодно, почти как на улице, и сопли текут.

Только на пятые сутки дядя Абрам догадался открывать на ночь дверь, соединявшую сауну с бассейном.

– Это ты все на нервной почве тупеешь, – сокрушалась за дверью Рита, – думаешь-то много, переживаешь страшно! О мелочах и задуматься, небось, некогда! И еще, Эскин! Если ты не будешь мне отвечать, то я тебя, подлюгу такую, заморю голодом! – от обиды Рита ударила в дверь ногой.

– Ну, вот, видишь, ты знаешь мою фамилию и без паспорта! – быстро вышел из задумчивого состояния дядя Абрам. Жара в сауне становилась нестерпимой, поэтому он открыл дверь в комнату с бассейном.

– А вдруг ты ее нарочно придумал, чтобы потом меня обмануть?! – после недолгого молчания заговорила Рита.

«Идиотка», – уже осторожно, про себя, подумал дядя Абрам. Он очень боялся в очередной раз проговориться.

В конце концов, деньги закончатся, ее попросят из номера, а его освободят! Все очень просто! На всякий случай дядя Абрам все же сделал припасы из двух бутылок кока-колы и четырех бутербродов с ветчиной.

Ветчину, конечно, пришлось съесть, так как она быстро портилась, а, вот, хлеб он оставил. Мало ли что могло еще случиться?!

– Я же сказала тебе, если будешь молчать, то заморю, сволочь! – Рита была настолько озлоблена, что несколько раз ударила ногой в дверь, а потом приоткрыла в ней окошко внизу и стала туда пускать струйки дыма от сигареты, присев на корточки.

– Что ты делаешь?! Идиотка! Я же задохнусь! – закашлялся дядя Абрам, и когда понял, что может задохнуться, учитывая температуру воздуха в сауне, убежал в бассейн, плотно закрыв за собой дверь.

В бассейне, чтоб не замерзнуть, он напустил горячей воды.

Вода успокаивала, и весь окружающий его мир казался ненастоящим. Горячая вода казалась живой как его собственная кровь.

Дядя Абрам плавал в ней как в крошечном море.

Он поднимал вокруг себя фонтаны брызг, имитировал шторм на море, поднимая вокруг себя волны, потом нырял, ощущая на дне приятную прохладу и снова выныривал, а чтобы не было скучно, насвистывал то Сороковую симфонию Моцарта, то «Шутку» Баха.

Музыка, создаваемая собственным свистом как на крыльях поднимала его над бассейном и заставляла плакать от красоты созданных до него звуков.

«Как все же мир совершенен, – удивлялся дядя Абрам, – и как он уродлив до безобразия!» На шестые сутки Рита неожиданно попросила его написать расписку, которую она потеряла вместе с его бумажником и паспортом.

С этой целью она просунула ему в окошко лист бумаги с ручкой, а чтобы его задобрить еще несколько бутербродов с черной и красной икрой и бутылку водки.

Дядя Абрам на радостях тут же написал расписку о том, что изнасиловал ее несколько раз и долгое время держал у себя в заложницах, и обещал не только на ней жениться, но и отдать ей все свое имущество.

Прочитав расписку, плачущая Рита от радости тут же открыла ему дверь, но дядя Абрам не смог выйти.

Из-за больших переживаний, выпавших на его долю, он выпил всю бутылку залпом, и теперь разлегся на полке в сауне, и захрапел.

– Разве так любят?! – била его ладонью по щекам обиженная Рита, но дядя Абрам оставался совершенно безучастным. В последнее время он так мало ел, что эта водка сразу же свалила его с ног.

– Ну, ладно, придурок, посиди еще немного! – и обозленная Рита опять закрыла его в сауне, а чтобы он не умер от жары, открыла дверь из сауны в бассейн.

– Ой, где это я?! – очнулся дядя Абрам.

Голова его страшно трещала, и он почти ничего не помнил, лишь запомнил, что писал Рите какую-то расписку о том, что на протяжении всего последнего года он насиловал ее три раза в день. А потом все вспомнил и заколотил кулаками в дверь, и заорал изо всех сил:

– Идиотка! Открой! Я написал тебе все, что нужно! Что тебе еще от меня надо?!

Глава 22. Прибор для измеренья наших чувств

– Вообще-то мой отец очень спокойный человек! Очень интеллигентный и деликатный, я бы сказал! – говоря это Амулетову, Эскин очень смутился и покраснел.

Уже по одному его лицу можно было понять, что он был намного старше Эскина, и приблизительно одного возраста с его преподавателями.

«И чего в нем нашла Соня?! – удивлялся он про себя. – И почему всех мужиков на нее так омерзительно тянет?!

И самое ужасное, что она и не собирается никому отказывать! Просто гетера какая-то вавилонская! И она еще собирается стать матерью моего ребенка!»

– Что-то ты сегодня такой хмурый, может, приболел, – улыбнулась Соня.

– Да, что-то зуб разболелся, – соврал Эскин.

Их приезд среди ночи совершенно сбил его с толку, даже, когда Соня разговаривала с ним по телефону, ему показалось, что она шутит.

Еще совсем недавно, когда они вдвоем пытались избавиться от Глеба и объезжали психбольницы, как она обнимала его дорогой и клялась ему в любви! Боже мой!

А вдруг она захочет с Амулетовым так же вот избавиться от него и завладеет его квартирой. Ах, Боже, какие порой грустные мысли лезут в голову. Когда они втроем сели за стол выпивать за знакомство, за будущую жизнь втроем и за быстрый розыск его отца, Эскин расплакался.

Ему стало обидно за Соню, а еще обидно за самого себя. «Неужели, я так и останусь вечным подростком, которым другие управляют по праву своего зрелого превосходства?!»

– У него болит зуб, а еще он очень переживает за отца! – объяснила с улыбкой Соня причину слез своего несчастного сожителя.