Владимир Янсюкевич - Шёпот стрекоз (сборник) Страница 27

– Ага, понимаю, Орлан, – крякнул Белун и поинтересовался: – А потом он захотел и стал вороной?

– Кто?

– Ваш прапрапрадедушка, Орлан гималайский.

– Что ты мелешь, глупышка! Как это – захотел и стал! Это не так просто. Он эволюционировал! Он был бесстрашный эволюционэр! – прокаркала Ворона по складам и горделиво задрала клюв.

Белун подошёл к Вороне поближе.

– Простите, а ваши родители… они были орланами, как ваш прапрапрадедушка? Или воронами, как вы?

Ворона начинала сердиться. Вопросы Белуна ставили её в тупик.

– Это как посмотреть. С точки зрения моего прапрапрадедушки, они, разумеется, были уже воронами. А с моей точки зрения, в них ещё клокотала кровь орланов. Поэтому можно сказать, они наполовину были воронами, а на большую половину орланами! – выкрутилась Ворона.

– А клюв у них был крючком?

– У кого?

– У ваших родителей.

Ворона заходила взад-вперёд, потом вскинула правое крыло и его кончиком несколько раз постучала себе по голове.

– Какой бестолковый! Какой бестолковый! Вы только послушайте, что он крякает!

Белун любил ясность во всём. И ему не терпелось понять, каким образом орлан, судя по рассказу Вороны, не очень похожий на ворону, мог превратиться в ворону.

– Как же они стали воронами, если они были орланами? – недоумевал он.

Ворона уже не ходила, а бегала кругами, схватившись за голову.

– Каррр! Потому что они прилетели с Гималаев и стали жить здесь! А здесь все – вороны!

– И я… ворона?

– Ты пока утёнок!

– Зачем же они прилетели? – не унимался Белун. – Чтобы стать воронами?

– Ой-ой-ой! Он уморит меня! Всё, кончаюсь! Разрыв сердца! Тащи носилки! – причитала Ворона в отчаянии. – Не путай меня! Какая глупость! Поррразительно! Они прилетели на экскурсию, в гости. А воррронами стали по-сте-пен-но! Там они были орланами, а здесь, среди ворон, обворрронились!

Последние слова Ворона прокаркала так громко и так сердито, что Белун больше не посмел беспокоить её.

– Понятно, – сказал он миролюбиво. Хотя на самом деле ничего не понял.

Вороне тоже надоело спорить с несмышлёнышем. И она снова напустила на себя важный вид.

– Мы, воррроны, помним своих предков! Среди нас есть даже белая ворона! Каррр! Она сейчас проживает в Австррралии! Гостит у моего двоюродного страуса.

Белун хотел спросить, кто такой страус, но в это время над рекой пронёсся истошный крик Мамаши-Кряквы. Не дождавшись Белуна, она подумала, с ним случилось что-то ужасное. Она кричала так громко и так пронзительно, что переполошила всю стаю. Десятки обеспокоенных уток поднялись в воздух и закрякали, как сумасшедшие.

Белун вспомнил, что его послали за травкой для салата, крякнул Вороне «Извините, мне пора!» и побежал домой.

4

Вскоре Папаша-Кряк вновь собрал всё семейство на камышиной площадке для прослушивания Утиной легенды. Бабушка-Крякушка отдохнула на славу. Это было видно по всей её фигуре. Она оживленно подымала крылья и блаженно улыбалась.

– Так, на чём я остановилась?

– Вы остановились, дорогая матушка, на том, что собратья смотрели на Белого, как на птицу второго сорта, недостойную быть в рядах Великого Утиного Племени.

– Да, так оно и было. Но они жестоко ошибались…

Утиная легенда (продолжение)

– Как я уже говорила, утиная стая невзлюбила Белого. Утки не хотели с ним играть, гнали от себя, отбирали еду, смеялись над ним, дразнили «снеговиком» и даже лупили бедного утёнка. Родители не одобряли их поведения, но и не вмешивались. Только досадливо морщились: был бы, как все, и не знал бы забот. Угораздило же его уродиться белым!

А между тем время шло, и Белый подрастал. У него уже окрепли крылья, шея, вытянулся и потемнел клюв, огрубели лапки, грудь густо поросла белоснежными перьями. Он стал подвижен и вынослив. Он быстро бегал, отлично нырял и плавал. Он уже мог постоять за себя, и число его обидчиков заметно уменьшилось. Однако отношение к нему не переменилось.

По утрам Белый взлетал высоко в небо и долго планировал под облаками. Он парил над Утиной страной, с грустью наблюдал за шумными и суетливыми сородичами и всё время о чём-то думал…

– А о чём он думал? – вдруг спросил Белун.

На этот раз никто его не оборвал. Все, затаив дыхание, слушали Бабушку-Крякушку, всем было очень интересно, о чём же думал Белый, совершая свои путешествия в полном одиночестве.

– Я могу только догадываться об этом, – ответила Бабушка-Крякушка. – Хорошенько поразмыслив, вы и сами сможете найти ответ на этот вопрос.

– А я знаю, о чём он думал! – снова подал голос Белун.

– Выскочка! – злобно бросил Крякун.

Папаша-Кряк приподнялся и приготовился встряхнуть скандалиста.

– Опять затеваешь ссору, Крякун!

– А чего он… – начал Крякун, но тут же насупился и умолк.

– О чём же он думал, по-твоему, Белун? – спросила Бабушка-Крякушка.

– Извините, я больше не буду перебивать, – сдался Белун, послушно сложив крылья.

Но тут оживилась вся утиная стая, и ветерок шёпота подул в сторону Белуна: «О чём? О чём? О чём?»

Белун поднял голову и крякнул с достоинством: – О чём-то своём! Я знаю, ему было о чём подумать…

Папаша-Кряк чиркнул крылом по своему затылку и сдержанно фыркнул, а Бабушка-Крякушка, пряча улыбку, вернулась к своему повествованию.

– Наступил день, и Белому исполнилось три зимы и три лета. Именно с этого возраста уткам позволялось участвовать в состязаниях на звание Вожака Племени. Год выдался тёплым и урожайным. Ранняя весна ускорила созревание растений. Буйно росла трава. Лесные поляны и луговые займища покрылись пёстрым многоцветьем и источали головокружительный запах. Уже в начале лета на диких яблонях повисли средних размеров плоды. Появились крепкие молодые орешки. Раньше обычного зацвёл шиповник. Близилась пора состязаний…

Старый Вожак сидел на песчаном обрыве и смотрел на реку. Неподалёку от берега, там, где река круто изгибалась, обходя холмистый островок, образовался мощный водоворот. Вода крутилась волчком, образуя глубокую воронку. И всё, что попадало в неё, подчинялось силе круговращения и навсегда исчезало в пучине вод. Вот плывёт по реке высохшее дерево. Обезлиствевшая крона топорщит острые ветки. Тёмный корявый ствол то погружается в воду, то вновь всплывает, облепленный клоками желтоватой пены.

Достигнув водоворота, дерево вдруг останавливается, замирает. Потом медленно разворачивается и, постепенно разгоняясь, начинает своё прощальное кружение. С каждым оборотом нижняя часть ствола движется всё быстрее и стремительно погружается в глубину. На какое-то мгновение дерево неожиданно выпрямляется, как бы врастая в русло реки. Вот уже не видно ствола, только почерневшие ветки ещё тянутся вверх, но скоро и их засасывает мокрая бездна. И дерево исчезает бесследно…

Старый Вожак втянул в себя голову и задумался. Много лет он удерживал первенство. Много лет его сила и мудрость служили Великому Утиному Племени. Он был хорошим Вожаком. Он и сейчас полон сил и нет ему равных в Утиной стране… Нет? Так ли это? Тогда почему печален его взгляд? Какая дума одолевает первую птицу Племени?.. Мудрость постаревшего Вожака была сильнее его желания оставаться во главе стаи. Он думает о том, что время его уходит и, подобно дереву на реке, неумолимо погружается в воронку Вечности… Вот и пришёл его час уступить своё место молодому сопернику. Ведь кто-то обязательно побьёт его и осрамит перед лицом Утиного Племени. Не лучше ли самому, добровольно, уйти в сторону?..

Отчаянный крик на реке отвлёк Вожака от собственных мыслей. Он взглянул на воду и увидел плывущего зайца. Оседлав берёзовый сук, заяц судорожно барахтался в речном потоке. От страха его длинные уши плотно прижались к затылку, а косые глаза расширились от ужаса и стали большими и круглыми, как у совы. Зайца несло к водовороту. Ещё немного и река поглотит его… Заяц был большой и тяжёлый. Старому Вожаку, казалось, теперь не по силам вытащить его из воды.

Вожак привстал, соображая, как помочь косому. Но на раздумье времени не оставалось. Гибельная воронка уже втянула в себя и берёзовый сук, и сидящего на нём беднягу. Заяц устал сопротивляться, поднял уши торчком и, дрожа всем телом, покорно ждал своей страшной участи…

Бабушка-Крякушка сделала небольшую паузу, чтобы перевести дух и выпить глоток воды.

– А как же заяц?! – не выдержал Белун. – Утонул?!

– Нет, зайцу не дали утонуть. Но кто, по-вашему, мог спасти его?

– Конечно, Вожак! – не задумываясь, заявил Крякун.

– А вот и не угадал. В это время под облаками парил известный вам Белый селезень. Он услышал крик и тут же поспешил на помощь. Заяц уже полностью погрузился в воронку, одни уши торчали из воды. Не мешкая, Белый камнем упал с небес, подхватил косого и вынес на берег.