Владимир Земша - На переломе эпох. Том 2 Страница 27

Всё это было принято по инициативе Горбачева на XIX партконференции в июле предыдущего года. Это были впервые конкурентные выборы (кандидаты могли выступать перед избирателями со своими программами, в том числе и в прямом телеэфире), отменялись социальные, профессиональные, возрастные и прочие требования при выдвижении кандидатур.

Что, по правде говоря, может, и зря!? Вследствие, во многих округах многие известные «консервативные» партийные лидеры потерпели «фиаско». Зато на этой волне вырвались вперёд многие видные интеллектуалы-демократы, в том числе и Андрей Сахаров. «Оппозиционный» Борис Ельцин, за 17 месяцев до этого исключенный из Политбюро ЦК КПСС, победил, набрав 89,4% голосов. Так что это «исключение» сыграло ему даже «на руку». А может, так и было задумано в этой сложной политической игре? Так или иначе, принцип выдвижения кандидатов «политическими старейшинами» никуда не делся и сегодня. Только «старейшин» стало несравнимо больше, и одерживать верх далее все более и более стали те, уже натасканные в своих конкурентных политических баталиях «свободного» миростроения. Подобно «Данайскому коню» притащили наивные счастливые советские «троянцы» в стены своего града это новомодное чудо демократии!..

Ружомберок. Полковой клуб.

Первые шаги к Демократии. Этот день выдался относительно тёплым и солнечным. В полковом клубе расселся личный состав полка. Выдвижение депутата решено было проводить открытым голосованием. Основным претендентом на этот пост был командующий ЦГВ генерал-полковник Воробьёв. Собрание шло как по накатанным рельсам. Что зачем идёт – всё было предусмотрено. Но некий капитан накануне вдруг вывесил своё объявление о самовыдвижении своей кандидатуры на вышеназванный пост. И теперь по новому закону ему давалось право выступить со своей программой.

«Ну, что ж – дерзай!» – легкомысленно решило начальство, – всё равно куда тебе тягаться с генералом! Более того, начальство где-то даже обрадовалось полученной возможности рапортовать выше о том, что выборы в полку проходят в полном соответствии с новомодными веяниями «демократии, гласности и перестройки»! А впрочем, что подумало начальство – неизвестно. То ли дух нового времени, когда люди переставали быть послушными баранами, а становились «баранами непослушными», не учли, а может, нарушить новый закон побоялись. Короче, слово капитану дали. Капитан, поправив очки, стал излагать свою программу. В зале с первых же пунктов послышались возгласы одобрения. И хотя отдельные моменты программы вызывали недоумение, всё же этот был – «свой», понимающий наши проблемы изнутри… Командование, наконец, устав от «капитанского бреда», с трудом согнало его с трибуны, ибо на этом приотпущенный клапан демократии закрывался, и приступили к голосованию. Тут-то и случилось, чего никто не ждал! «Учётчики» из числа полковых политработников, пущенные в зал считать поднятые руки, насчитали большинство в пользу капитана. Генерал пролетал «как фанера над Парижем»! Всё же этот – в очках с взъерошенной головой – он вот тут, здесь, свой. А этого генерала никто никогда даже и не видел живьём ни разу. Командование полка побагровело. Присутствующий здесь начальник политотдела дивизии недовольно заёрзал, замполит полка вскочил. Его красное лицо нервно подёргивалось – ещё бы! Их, бедолаг, ждала хорошая оплеуха от начальства за «плохую воспитательную работу с личным составом полка».

– Это не демократия! Это анархия! – раздраженно произнёс замполит майор Чернышёв своё любимое выражение. Вся его последующая речь всё также вилась вокруг этой фразы.

Демократию действительно каждый понимал по-своему. Подчинённый как вседозволенность, а начальник как особого рода диктатуру, как способ воспитания подчинённых «в коллективе и через коллектив». Решение было таково: во избежание «ошибок» (а случившее классифицировалось не более чем ошибка!) при подсчётах голосование повторить методом вставания. Ибо, дескать, так будет легче и честнее, ведь если учесть что у каждого две руки, то подсчёт поднятых рук вызывал некоторые сомнения!

Итак, зал гудел. Метод «вставания» лишь ярче и решительнее разделил полк на два враждебных лагеря: командование и старшие офицеры – один, младшие офицеры и солдаты – другой.

Начальник политотдела нервничал, что-то нелестное высказывал командиру полка. Лицо замполита полка то багровело, то бледнело, покрывалось испариной.

«До чего же бестолковое, разнузданное стадо! – думал он. – Довели проклятой демократией всё до развала!»

«Начпо» встал за трибуну и обратился с длинной пылкой речью к полку, пытаясь образумить бунтарей.

– Товарищи! Ведь это развал всего! Вы не понимаете даже, к чему вся эта анархия приведёт! Это всё дело рук «контры»! Вы ещё попомните мои слова, пройдёт время! Немцы ещё покажут себя! – он говорил долго и пылко, но бессвязно. И никто ему не верил. Все лишь хмуро роптали, всё ещё сохраняя субординацию и страх перед большим начальником, способным перечеркнуть ближайшее будущее любому, находящемуся в ту минуту в клубе.

– Кстати, товарищи офицеры! А почему полк не в полном составе? – вдруг заявил «начпо».

– Извините, в ка-а-ко-о-м смысле?– замполит вытирал нервно пот со лба.

– В том, что жён офицерских я здесь не вижу! А они, между прочим, также имеют полное избирательное право! Так что выборы ваши признаются недействительными! Ясно?

– Так точно, понял вашу мысль!– в глазах замполита мелькнули искорки радости, так, как если бы был найден выход из самого затруднительнейшего положения!

– Так вот, подготовитесь и завтра сделаете голосование закрытым, обеспечив стопроцентное участие! – Начпо сжал кулак.

– Завтра! Да-да! Всех соберём! Как положено! – тихо нервничал новый полкач подполковник Вовченко.

Новый командир полка был невысоким и мягким по своему характеру человеком. Внешняя напускная строгость так не сочеталась с ним. И это сразу же почувствовали многие офицеры, допуская себе ранее немыслимые вольности. На рубеже перемен Господь посылал к управлению людей, не способных противостоять жёстко и безальтернативно наступающей буре! Ведь кто бы осмелился на такое при Гребенщикове!

– Да! Не забудьте сегодня же заняться личным составом! Провести работу с офицерами! Смотрите, будет завтра снова цирк, погоны все положите на тумбочку дневального. Распустили полк! При Гребенщикове никто даже бы и не пискнул! – Начпо круто развернулся и вышел.

Остаток дня по полку только и был слышен стук солдатских сапог, отпечатывающих на плацу строевым шагом.

– Смотри-и-те, отвечаете головой каждый за свою роту! – комбат закончил «воспитательную работу» с офицерами батальона.

Тимофеев шёл хмурый.

– Что, не весело? – усмехнулся Майер.

– А ну их! Со своей анархией достали! Не пойду завтра на службу совсем! – в молодом офицере кипел мятежный дух. – Я в этом цирке участвовать не буду!

– Ну-ну!

***

Девятая рота хмуро стояла перед казармой, задрюченная строевой подготовкой.

– Товарищи солдаты! Все вы взрослые люди, всё понимаете. Завтра будет голосование снова. И вы знаете, что вы должны делать и что должен делать я. Так вот, пусть каждый из вас завтра поступит по совести своей! – Тимофеев смело подливал масла в бунтарский огонь. Ему казалось, что подобные зажимы развивающихся процессов демократии как раз и в состоянии породить те апокалипсические сцены его странных сновидений.

Весь следующий день «демократических выборов» он просидел в общаге, саботировав сие, как он считал, совершенно позорное мероприятие, где начальник строевой части полка, шевеля рыжими усами, рыкал на каждого солдата, входящего в наспех организованную кабину для голосования, едва не залезая туда вовнутрь.

– С-с-смо-о-тр-и-и! У ме-ня! – потрясал он кулаком.

Большинство бойцов, волнуясь, бледнея, теряя дар речи, тупо чёркали там, куда тыкал пальцем майор.

Так прошли первые «демократические» выборы, всё же расставившие все точки над «i» по «старорежимному» методу…

Ведь «старой номенклатурной партийной гвардии» было ещё неведомо, что истинные «демократические выборы» базируются на манипулировании общественным мнением. Не на свободе мнения и не на насилии над ним. Но на скрытом управлении оным! На завуалированном шантаже, подтасовке и кооптации.64

Всё это так активно применяемо сегодня в «демократических» странах.

(При Социализме, для неконкурентной экономической модели, не могло быть и речи о политической (многопартийной) конкуренции. Многопартийность и политическая конкуренция – свойство именно капиталистической конкурентной экономики.