Юрий Горюнов - Наедине с собой (сборник) Страница 27

Наверное, время действительно лучший лекарь. Если не для всех, то для меня точно. Я понял, что действительно излечился от нее. После ее ухода я банально пытался представить себе нашу случайную встречу. И мне хотелось показать, что у меня все хорошо, что я научился жить без нее. Я не стремился к этой случайной встрече. Я в какой-то степени боялся ее. Боялся, что нахлынут воспоминания, когда я ее увижу, и ее счастливая жизнь вновь откроет начавшую заживать рану. Я не желал ей зла, но обиду не сотрешь просто так. Миллионы людей расстаются. Кто-то желает другому неудач, кто-то умел уйти от этого. Очень трудно, неимоверно трудно понять и простить. Не пустить к себе в сердце злость. Я пытался понять. Простить быстро не получилось, поэтому я и рассчитывал на лекаря – время. И вот сейчас я смотрел на нее, и мне было легко. Я понял, что больше не болею прошлым. Это было странное чувство легкости, свободы от прошлого, которое хоть и не держало, но какими-то невидимыми нитями привязывало. Эти нити не ограничивали физическую жизнь, но их чувствуешь в минуты одиночества. Нет, я не возвращался в прошлое, я научился его не замечать. Оно как случайная попытка позвонить в дверь, у которой отключен звонок. И сколько не звони, дверь не откроется. Так и я, не открывал дверь прошлому, отключив звонок памяти. Это была чужая женщина, и я был счастлив, что нити порваны. Я радовался своему ощущению. Как, оказывается, замечательно видеть человека и ничего к нему не чувствовать. Я не чувствовал к ней ничего. Так, словно встретил случайно знакомую из прошлого, с которой мало общался, и ничего не имея с ней общего. Невероятно, но факт, что при встрече у меня ничто не екнуло. Мне удалось вылечиться без побочных эффектов. Я к этому долго шел. Мне хватило того времени, что было отмеряно от расставания до встречи. Значит, я выписал себе раньше правильный рецепт – не интересоваться, не общаться. Я просто смотрел и слушал Светлану и знал, что победил тоску, одиночество, а, главное, горечь обиды. Все это так быстро пролетело в голове, пока она что-то рассказывала. Я услышал только последнюю фразу.

– А я родила дочку.

– Поздравляю. У тебя теперь много хлопот.

– Есть, конечно, но ей уже три года. Извини за нескромный вопрос. А как ты? Встретил другую женщину?

– Независимо от того, «да» или «нет», я не собираюсь обсуждать этот вопрос. Это мое личное и принадлежит данная тема только мне. Так что, не комментирую.

– Извини. Я не хотела тебя обидеть.

– Ты и не обидела. Обидела раньше, но я пережил тот период и он в прошлом, которым я не живу. Единственное, что помню, что в моей жизни был вечер длиною в жизнь.

– Это как?

– Это как в песне между прошлым и будущим. Извини, но я пойду. Удачи. Всего тебе доброго.

И, не ожидая ответа, я повернулся и пошел дальше, жить той жизнью, которой теперь жил и которая мне нравилась.

Корабль «дураков»

Пролог

– А куда мы плывем?

– А вам не все равно? Лишь бы не стоять на месте.

– Не скажите. Хочется знать, куда держит курс наш капитан.

– Куда держит курс? Наш капитан?… Капитанов много, и у каждого свой курс, при том, каждый считает, что только его курс верный. Жаль корабль, что мы называем Землей, на всех один.

– Жаль! Когда нет единства, то это не курс, а так видимость движения в поисках, но так можно и погибнуть по глупости, разрушить мир, а в лучшем случае вечно дрейфовать по жизни, обманывая себя, что делаешь верно, или уже смирившись с действительностью.

– Можно, но страх перед опасностью объединяет и будем надеяться, что увернемся от опасностей.

– Впечатление, что курс выбирают по интуиции.

– Интуиция – это когда отсутствует разум, когда он не вмешивается.

– Отсутствие разума – глупость.

– Практически это одно и то же, но интуиция более изящно звучит, вот по изяществу и плывем. А куда вы хотите попасть?

– Есть у меня мечта.

– Странный вы. Так и мечтайте. Этого вам никто не запрещает. Мечты ничего не стоят.

– Наверное, вы правы, это то, не многое, что у меня еще есть на этом корабле, с таким прекрасным названием – «Надежда».

1

Белый корабль, рассекал воду, вспенивая ее, разрезая ее так, что волны уходили вдаль, где и гасли. Сам корабль был небольшим, всего в две палубы, и не сверкал особой белизной, какой могут похвастаться круизные лайнеры, на которых совершают прогулки богатые пассажиры с толстыми кошельками. Кое-где по борту были ржавые потеки. Это был самый заурядный корабль, который относился к классу работяг, но был добротным, надежным, хоть на вид и невзрачным. При том некая его странность была в том, что первая палуба была затянута сеткой. Кто ее натянул? Зачем? Возможно, что это мера безопасности: если вдруг кого из пассажиров настигнет морская болезнь, чтобы он в позывах желудка, перегнувшись, случайно не выпал за борт, или для этого была иная причина, не известно, но факт ограничения палубы был на лицо. И вот этот незатейливый корабль в утренние часы бороздил водную гладь.

Солнце уже поднялось, но было еще не высоко; его косые лучи нежным светом играли на барашках волн, отражаясь и преломляясь, отбрасывая свои блики на борт, или играли в стеклах окон. Лишь легкий шелест расходящихся волн, нарушал тишину, да ветерок, наполненный влагой, проходя сквозь поручни, надстройки, чуть посвистывал. Даже чайки не сопровождали его: то ли он ушел уже далеко от берега, то ли отсутствие людей на палубах, заставило их отстать, бросив свое занятие – выпрашивать кусочки хлеба, которые обычно бросали им эти непонятные существа – люди.

Корабль мог бы показаться безлюдным, но из трубы витиевато выходил дым, а значит люди, во всяком случае, команда на нем была, иначе, кто приводил его в движение и направлял.

Палуба недолго оставалась безлюдной; по ней со стороны носа шел, не торопясь, мужчина лет шестидесяти, небольшого роста, лысоватый, худенький. Он с интересом поглядывал на воду сквозь сетку и что-то насвистывал. Немного не дойдя до кормы, он уперся в металлическую дверь, что закрывала проход дальше, но почему-то не удивился, а развернулся и подошел к шезлонгам, что стояли на палубе, опустился в один из них и с наслаждением вытянул ноги.

То ли так совпало, то ли его видели, когда он проходил вдоль окон кают, но на палубе появилась женщина: выше среднего роста, худощавая, одетая в просторное платье. Дойдя, до сидящего мужчины, она окинула его взглядом и спросила:

– Не возражаете, если я присяду рядом?

Он повел рукой, показывая, что не возражает. Женщина села в шезлонг и посмотрев вдаль, произнесла:

– Одиноко, – было не понятно, то ли спрашивала, то ли говорила она про себя.

– Я не устаю от одиночества, – ответил мужчина, – мне оно не в тягость, хотя не против приятной беседы дающей пищу для ума.

– Проголодались?

– Пока нет, но иное мнение бывает на пользу.

– Пытаетесь найти новые ощущения от поездки?

– Нет, просто так наслаждаюсь видом. Я думаю, что на этом корабле все мы отчасти случайные пассажиры.

– Случайность не предусмотренная нами…Поездка только началась, и не известно, как много у нас здесь попутчиков.

– Время покажет.

– Жалею, что не захватила сейчас с собой мольберт.

– Вы художница? – поинтересовался он.

– Хочется про себя так думать.

– Что мешает?

– Я сама, вернее моя бездарность, и вероятнее всего я могу отнести себя не к художникам, а к малярам; художник должен выставляться в галереях, на него есть спрос.

– А что иначе нельзя?

Она кивнула головой: – Когда нет большого признания, которого хочется, а видишь, что его нет, то начинаешь заниматься самообманом, что все впереди. А впереди неизвестность, да и зарабатывать надо.

– Признания хочется всем, – изрек он философски. – Не покупают?

– Так покупают иногда, иначе давно бросила бы это занятие.

– А вы не пробовали писать для себя? Свои образы, что рождаются в голове? Может быть, это будет так ярко, что обратят внимание.

– Зачем? Картина должна нравиться не только мне. Она должна нравиться и тем, кто вообще ничего не понимает в живописи.

Мужчина в знак согласия, чуть кивнул головой: – Это и есть искусство, если картина нравиться другим, а не только специалистам. Раз покупают, то значит не все так плохо.

– Специалистам… Да где они эти специалисты? Это те, кто сами ничего написать не могут, но могут разглагольствовать…Не все, за чьими картинами сейчас гоняются, были признаны при жизни.

– И что? Вы хотите признания после жизни? Зачем оно вам тогда? – улыбнулся он. – Получать удовольствие от содеянного надо при жизни, потом это уже не интересно и просто глупо.

– Да, когда путь уже окончен, не все ли равно, что говорят. Жить, надо пытаясь насладиться тем, что у тебя есть, – согласилась Художница. – Я вот сейчас смотрю на этот пейзаж и понимаю, что передать всю палитру красок смогу, но вот насколько картина будет жизненна, картина должна жить, даже вне художника, чтобы было ощущение, что сейчас вода хлынет с холста на смотрящего.