Маша Трауб - Соня и Александра Страница 28

– Да, хотим! – воскликнула Соня, а домработница потрясла утюгом.

Давид, обойдя застывшую Соню, дошел до бара, взял из холодильника бутылку вина, бокалы и вернулся за столик. Пока он открывал бутылку и разливал по бокалам вино, Соня с Надей молчали. Впрочем, от вина не отказались.

– Я не хотел врать.

Соня смотрела на него с недоверием.

– Знаете, как писатели придумывают героев, ситуации, чужие жизни и судьбы… вот так и я.

– А вы писатель? – Соня хмыкнула.

– Что-то не похож! – заметила Надя.

– Вы правы. Не писатель. Я художник. Когда-то, наверное, был неплохим. Не знаю.

– Ничего не понимаю, – сказала Соня. – Почему вы нас обманывали? Это такая шутка?

– Нет. Я никого не хотел обидеть. Просто придумывал людям другие судьбы. Вот вы знаете, что я про вас рассказывал?

– А вы и про нас врали? – ахнула Соня.

– Еще как, – подтвердила Надя. – Говорил, что вы – известная актриса, а ваш муж – продюсер.

Соня немедленно изменилась в лице – ей льстила такая версия, но быстро взяла себя в руки.

– Какой он продюсер? – Соня с изумлением посмотрела на Владимира. – Совершенно не похож ведь!

– Он говорил, что очень влиятельный, – Надя тоже с некоторым изумлением разглядывала Владимира, удивляясь, что могла поверить в такую чушь.

– А мне приятно, – хмыкнул Владимир, – могу побыть и влиятельным продюсером.

– Все равно непонятно. Зачем рассказывать про людей небылицы? – Соня требовала от Давида объяснений.

– До тридцати пяти лет я ездил отдыхать с мамой. Мы даже жили в одном номере. Понимаете? Я, взрослый мужчина, жил с мамой в одном номере, спал на двуспальной кровати, если раздельных не было. Я всегда хотел писать, но мама была против. Она всю жизнь проработала в конструкторском бюро и… В общем, я делал все, чтобы ей было спокойно, чтобы она не нервничала. Художник из меня никакой, говоря откровенно. Подрабатывал в разных творческих студиях – знаете, где взрослые люди вдруг обнаруживают в себе талант и начинают малевать на бумаге, думая, что они гении. А сейчас я один. Мама умерла, семьи у меня нет, детей тоже. У меня никого нет. Раньше я маме был нужен, а сейчас никому не нужен. Писать я не умею, не получается. Пробовал. Тяжело очень. Нет у меня таланта. А на словах все легко, гладко получается. Я как будто дарю людям новую жизнь, ту, о которой они мечтали. Понимаете?

– Нет, – сказала Соня, но уже спокойнее, даже с жалостью, – зачем на людей наговаривать? Это же некрасиво. Вы думали, никто не узнает?

– Я ничего не думал, – Давид подлил всем вина и говорил тихо, спокойно, – я чувствовал, что у вас не все в порядке, и решил сделать вас известной актрисой, которая исполнила свою мечту – вышла замуж за продюсера. Разве вам плохо, что вас теперь все считают знаменитостью? А вашего мужа уважают.

– Лично мне приятно. И, если честно, все равно, – улыбнулся Владимир, почувствовав солидарность с Давидом. – Могли бы из меня генерала какого-нибудь сделать или профессора философии. Я не против. Всегда мечтал быть философом.

– Вы не похожи на генерала, – грустно заметил Давид. – Вы просто очень одинокий человек, который не знает, как жить дальше.

Владимир понял: Давиду, этому одинокому мужчине, которому не хватало ощущений в собственной жизни, удалось почувствовать то, чего не удавалось никому. Возможно, только Александре, которая считала его, Владимира, бесконечные запреты самому себе, его фобии, выдуманные и реальные, категоричность к себе и другим – наносными, защитными. И видела в нем… ну, наверное, такого же одинокого, не очень успешного, не самодостаточного и очень уставшего от жизни мужчину, каким был и Давид. Владимир с легкостью представил себе, как так же сидит один на террасе и придумывает посторонним людям другие судьбы. Просто так. Ведь придумал же он себе Соню, такую, какой она никогда не была.

Реальная Соня, несмотря на выпитое вино, однако все еще полыхала гневом и требовала Давида к ответу:

– Все равно я не понимаю, зачем лгать? Вы же создаете проблемы другим! Вы уедете и оставите после себя сплетни, скандалы!

– Нет, нет, вы все неправильно поняли! – Глаза Давида блестели, как будто он и вправду был писателем, объясняющим замысел, идею, которую старался донести и которую никто не понял. – Я ведь только намекаю. Даю пищу для размышлений. А люди уже сами все придумывают. За меня. Маленький, совсем крошечный слух обрастает подробностями. И я никогда не знаю, какими они будут. Сам удивляюсь. Людям ведь много не надо – один сказал, другой дополнил, третий заявил, что все было по-другому. А пока докапываются до истины, живут настоящей жизнью. Переживают – такие страсти кипят! Многие начинают разбираться в себе и, возможно, меняют жизнь на корню. Разве с вами получилось не так?

– Со мной? А что со мной не так? – Соня немедленно приняла оборонительную позу.

– Вы же тоже задумались о своей жизни… Признайтесь, за эти дни вы думали больше, искали ответы чаще, чем за весь последний год. Дома ведь что – рутина, привычка, ушел, пришел. А здесь… Здесь вы можете быть самими собой. Быть откровенными. И понять, что рядом с вами – чужой человек. Или что нужно менять работу. Или больше внимания уделять детям. Позвонить кому-то, поговорить, попросить прощения.

Владимир лихорадочно вспоминал, не наболтал ли он лишнего Давиду прошлым вечером.

– Нет! – воскликнула Соня. – Я абсолютно довольна своей жизнью. А вы – просто извращенец! Какое вам вообще до меня дело? – Она была уже вне себя от злости.

Давид улыбнулся, как улыбаются, когда слова достигают цели.

– Да что вы его слушаете? Развел тут болтовню! – вступила в разговор Надя. – Болтать они все горазды! Язык без костей. Все мужики одинаковые. Как трепаться, так они могут, а как дело сделать, так в кусты. Вы, – Надя, устав держать, поставила утюг на стол перед Владимиром, – вот вы знаете, что делает этот сказочник?

– Что? – спросил Владимир не без интереса.

Домработница обвела всех торжествующим взглядом, собираясь выдать сенсацию:

– Он уходит на пляж, а карточку от кондиционера не вынимает! Он ее специально с ключа снял!

Домработница говорила это так, как будто обвиняла Давида в преступлении против всех гостей комплекса. Оставить включенный кондиционер, сознательно, с умыслом, отцепив карточку для электричества от ключа, с ее точки зрения, было самым тяжким из грехов.

– Хорошая идея, – тихо сказал Владимир, – конечно, надо просто снять с ключа.

Он с уважением посмотрел на Давида – хорошо ведь возвращаться с жары в прохладное помещение и не ждать, пока старенький кондиционер наберет мощность и обдаст холодным воздухом. Но Владимиру даже не пришла в голову такая простая и очевидная идея: снять карточку с общей связки с ключами.

– Ну разве так можно? – продолжала возмущаться домработница. – А если все начнут карточки с ключей снимать? Так у нас тут все замкнет! А электричество? Знаете, сколько стоит электричество? Ирэна и так с ума сходит от этих счетов. Не могла понять, почему вдруг они возросли, а я узнала. Поймала его с поличным! Правила для всех одни. Почему он считает себя исключением? И зачем, объясните мне, кондиционер, когда он на пляже? На кой ляд?

Владимиру было что сказать по этому поводу, но он воздержался. Надя и так убирала из рук вон плохо, точнее, даже не убирала, а смахивала пыль и проходилась тряпкой, не заглядывая в углы. Меняя постель, небрежно подтыкала простыню под матрас, и, конечно же, уже наутро ее приходилось возвращать на место, закрывая прогалины матраса. Но домработнице лучше не перечить, а то «забудет» поменять полотенца.

– Надо же не только о себе думать, но и о других! – Надя говорила громко, уверенная в своей правоте. – Вот если все начнут мыться, сколько захотят, или песни петь в душе, так воды на всех не хватит. Тогда и в душе на пляже воды не будет. Насос-то тоже на это не рассчитан. А он встанет и стоит. Я специально проверяла! Что он там себе моет? И песни поет! Ополоснись и иди себе песни петь в комнату. На эту воду и постирать можно, и я не знаю что еще сделать! Пятерым помыться! А он один! Так я должна молчать! Он же гость! А если другие гости жалуются, что напор слабый, то я тоже должна молчать?

Но ни Соня, ни Владимир не оправдали ожиданий Нади, рассчитывавшей на бурную поддержку. Они молчали. Давид тоже не чувствовал себя преступником. Он сходил в бар и принес еще вина. Спокойно открыл и разлил по бокалам. Никто не отказался. И если Владимир думал о кондиционере, то Соня, любившая постоять в душе и даже попеть под водой, размышляла о том, что домработница, оказывается, подглядывает и подслушивает.

Надя же была возмущена до крайности; схватила утюг со стола, собираясь уйти, остановилась, снова водрузила утюг на стол и уперла руки в боки. Она поняла, что первая сенсация не сработала, но сдаваться без боя не собиралась.

– Вот вы только приехали, – начала она издалека. – А я-то за ним давно наблюдаю. И побольше вашего знаю. Что здесь неделю назад было! Такой скандал, что мы чуть все сквозь землю не провалились, а ему – хоть бы хны! Отряхнулся и пошел! Ирэна все столы лаком покрыла, так перед людьми было неудобно.