Сергей Буянов - Чужой астрал Страница 29

– Чё?

– Да ничё! Это тот самый бачёнок, который сообщил нам о Петьке! Я его по шраму узнал!

Валет дёрнулся. Он хорошо помнил, как этот бачёнок прибежал в часть и сообщил: «Заберите своего на базаре!» Как они сорвались, как вбежали в кишлак с автоматами наизготовку, как забрали большой мешок с Петькой: руки и ноги отдельно, языка нет, а на груди и спине глубоко вырезанные звёзды. А до дембеля Петьке оставалось полтора месяца! В кого было стрелять в мирном кишлаке? В кого стрелять теперь?

Из ущелья донеслись звуки движущихся повозок. Прибыла ещё такая же компания.

– Время! Пора уходить! – напомнил старшине Валет.

– Подожди-подожди, что-то мне не нравится! – сказал Ухарь, вглядываясь в лица путешественников. В их стане произошло какое-то шевеление. Мужики залегли под дерюги. Замёрзли?

Наверху раздались выстрелы. Никто из афганцев в ущелье не пострадал. По-видимому, бой завязался там. Со скалы кто-то упал.

– Шурави! Шурави! – закричали женщины.

Шило поднял голову. Валет шлёпнул его по макушке и получил пулю в левое предплечье.

Солдаты смотрели наверх. Валет потерял цель. Сперва перед камнем сидел бачёнок, теперь там лежали крупные мешки, похоже, набитые песком.

– Нас вычислили! – испуганно сказал Валет, повернув голову к старшине. А старшины рядом не было.

Валет посмотрел на афганцев. По спине пробежал ручеёк пота: из-под дерюг арбы выскочили душманы с ПТУРСами. Женщины поднялись во весь рост, перекрыв сектор обстрела. Первая ракета «земля-земля» пролетела кверху, вырвав из скалы приличный кусок.

Валет уложил автомат на раненую руку и сдавил спусковой крючок, он выпускал очередь за очередью в белые тугие мешки, но до детонаторов не добивал.

– Врассыпную! – услышал он крик Ухаря с БТРа.

Старшина поехал в ущелье. Валет подстрелил душмана с ракетой наизготовку, затем потерял сознание, прибитый взрывной волной…

Четыре месяца спустя, выписываясь из госпиталя, Валет узнал подробности боя.

– Духи вынули автоматы и начали долбить по нам. Ухарь приказал разбежаться в стороны, а сам, выпихнув Мишку из машины, поехал в ущелье, прямо в толпу. Конечно же, раздавил детонаторы.

– Его нашли? – спросил Валет Кузю.

Старший прапорщик покачал головой.

– Сколько наших?

– Четверо, – ответил Кузя. – И раненых десять.

– А Шило?

– Рядовой Шилов сейчас в наряде по столовой. Мишка дома. Да и тебе пора. Вот, получи военный билет! – Кузя положил на прикроватную тумбочку красную корку, новёхонькую и незапачканную. За время службы Валет ни разу не держал в руках военный билет. Увидел один раз, когда выдали, и второй раз только теперь, после дембеля. Он взял документ в руки.

– Ладно, живи за всех погибших! – попрощался Кузя и ушёл.

Точно так же говорил Валет Сабине Казимировне, сообщив ей о гибели сына, Героя Советского союза посмертно.

– Надо жить за всех погибших! Надо жить за всех погибших! – почти выкрикивал он, склонившись над женщиной, упавшей в обморок. Валет не знал, как привести её в чувство, сидел рядом, держал в руке тонкое запястье и всё повторял слова старшего прапорщика Кузнецова…

Глава 18

Георгий Тимурович любил ночные дежурства. Никакой суеты и сутолоки – тишина и порядок во всём. В госпитале никому не приходило в голову тыкать лейтенанта Лазарева в операционную рану носом, стремясь доказать его неумение. Здесь всё было проще и строже одновременно. В первую очередь лейтенанту подсовывали, конечно же, самых безнадёжных больных. Зато никогда не настаивали на вызове «старших товарищей» оперируй сам, плюхайся, как можешь, после ответишь, если что не так!

Самое главное, никто не бил по рукам. Если Георгий не знал, как произвести операционный приём, хирург, стоящий рядом, брал его руку и показывал. Молча и ненавязчиво. Со стороны казалось: старший коллега помогает кое-что подержать оперирующему хирургу. Операционной медсестре никогда не приходило в голову, что Лазарев делает что-то не так. Майоры и подполковники медицинской службы благодарили его по ходу операции, в конце её – Лазарев как главный оперирующий благодарил их, своих ассистентов.

Разборы полётов в госпитале проводились на внутренних врачебных конференциях, как и в клинической больнице, но гораздо жёстче. Если кто-нибудь делал глупость, ему так и говорили об этом, не ссылаясь на высокое мнение и запылившиеся монографии отечественных учёных.

Лазареву нравилась работа в госпитале. Свободы давали много, но и спрашивали строго. Он не боялся ответить за промахи, а промазывал редко и по мелочам.

Госпиталь принимал парней из российской армии, в основном с тяжёлыми ранениями. Их доставляли самолёты и вертолёты, зачастую прямо с поля боя. Пришлось лейтенанту Лазареву освоить военно-полевую хирургию с самых азов до элементов «высшей математики»: от скользящих огнестрельных ранений до нейрохирургии черепа.

В одно из ночных дежурств позвонил Слава, поделился новостями и полюбопытствовал, почему Георгий не приходит?

– У меня здесь практики выше горла! – сказал ему Георгий.

– И все полостные?

– Известно, прыщиками не занимаемся!

– Жаль.

– Жаль, что не занимаемся?

– Да нет! Жаль, что ты ушёл от нас. Сейчас Главный поменялся. Взяли курс на платные услуги, скоро будем зарабатывать!

– Я уже это слышал. По-моему, по телевизору? «Обогащайтесь!»

– Во-во! Обогащаться будем! Представляешь, сколько стоит обычная операция при аппендиците? Представляешь, наш труд нисколько не ценится!

– Ладно тебе, – отмахнулся Георгий. – Сейчас начнёшь опять про Запад!

– Нет! Теперь у нас Запад будет! – Слава помнил, как уговорил Георгия подать заявление в инофирму по кадрам. Это было полгода назад.

Слава узнал адрес фирмы из объявления, висевшего на дверях медицинской академии, когда пришёл туда за учебником латинского языка. В то время Главный решил блистать латинскими выражениями, пришлось освежить в памяти язык древних римлян. Увидев приглашение, Слава загорелся новой идеей и заразил ею Георгия. Они написали заявления, на удивление скоро получили анкеты. Заполнили их, указав свои оценки не только в институте, но и в школе.

Как раз тогда Лазарев получил первую зарплату в госпитале, одну четверть в виде пайка и форменного обмундирования – вещевым довольствием. Получилось чуть меньше, чем в клинической больнице, но больше, чем в поликлинике. Слава так умело разрисовал перспективы, что Георгий согласился попытать счастья за границей.

Анкеты соискателей светлого будущего в гниющем капитализме не вернули, что дало друзьям надежду. Они выбрали США – самую демократичную и богатую страну. К чему мелочиться?

Повезло. Из посольства США им прислали образец теста на знание английского языка. За свой английский они беспокоились меньше всего. Друзьям не пришло в голову ознакомиться с примерными вопросами и правильными вариантами ответов.

Когда они попали в тёмную комнату для сдачи экзамена ТОУФЕЛ и надели большие наушники, поняли, как это серьёзно.

Кроме двоих хирургов в мягких креслах сидели ещё десять человек. Каждый мечтал попасть в Америку: шестеро программистов, четверо младших научных сотрудников из НИИ фундаментальных исследований. Оба доктора подумали: «И кому отдадут предпочтение меркантильные американцы?»

Экзаменатор спросил у каждого: «Устраивает ли его обстановка, не мешает ли что-нибудь?» Разговор шёл на английском. Георгий со Славой решили, что это начало экзамена и постарались побольше наговорить на плёнку. А потом инструктор сказал, что эти разговоры никак не влияют на результат тестирования. После этого он начал задавать вопросы. Каждый, экзаменуемый выбирал вариант правильного ответа.

Друзья легко справились с первой тридцаткой вопросов, затем начались обещанные сложности. Мало того, что требовалось понять, о чём их спрашивает механический голос, нужно правильно ответить.

Откуда двум молодым врачам было знать о десятом президенте США? О правильной дате присоединения к Новой Англии каких-то штатов, количество которых следовало угадать и выбрать их названия из дюжины перечисленных?

Инструктор предупреждал, что сложные вопросы можно пропускать. Ребята так и сделали, но получилось так, что они не ответили на те вопросы, которые отмечались самым высоким баллом.

В итоге, по результатам теста для иностранцев, желающих работать в США, им смогли предложить место в школе для глухонемых детей при условии, что оба выучат английскую азбуку невербального общения.

Друзья долго хохотали над своей наивностью. Почему-то им вспомнилось, что программисты держали в руках электронные машинки, а научные сотрудники заглядывали в какие-то блокнотики. Тогда как обоим докторам запретили оставить при себе даже шариковые ручки!