Екатерина Смирнова - Богиня песков Страница 29

– Вы силой уводите с собой невинных людей!

– Взрослые приходят сами. Детей нам приводят люди, которым они не нужны. Они морят голодом лишних детей. Вот скажи, почему вам не нужны ваши дети? Нам всегда нужны дети! – распалилась сэи, лишаясь последних остатков взрослости.

Через полмерки язык у горожанина отвалился бы сам собой, если бы не был так крепко пришит. А пришит он был крепко, потому что бедняга изо всех сил доказывал, что он прав. Он говорил так, что стены краснели. И тогда обиженная сэи, мысли которой стали мыслями ребенка, забыв о том, что она предводительница и глава своего народа, предложила сыграть в игру-на-жизнь, поставив на кон только что захваченный город. Ей было очень обидно.

На что он надеялся, она не знала.

Вечером, по традиции, в лагере разбирались самые запутанные и сложные дела, если они только были. Сейчас самыми запутанными оказались споры о том, кто у кого забрал сколько хлама. Кейма, как любой лесной побратим, решил задачу просто – он велел снести все спорное барахло в огромную гору, а после выдавать всем по жребию. На третьем жребии возникли недовольные.

Сэиланн, еще не пришедшая в себя после глупого разговора, мрачно смотрела на холм бессмысленных вещей. Ей хотелось поджечь все, что мешало продвижению верных к нужным ей городам. Она была очень зла.

– Кейма!

– Да, сэи.

– Сколько у нас в общей казне живых настоящих денег?

Кейма задумался. Добычу он еще не считал.

– Ясно… Эммале! Хватит ли у нас мелкой монеты, чтобы выкупить эту кучу барахла у наших верных?

– Хватит, сэи.

– Хорошо… Я оцениваю. Все это нужно сжечь, пока не начались драки.

– Но ведь драк нет… – растерянно прошептала подруга. – Что с тобой?

– Я зла – сказала Сэиланн. – Они мне мешают.

Она прошлась вокруг второй кучи, которая успела вырасти в небольшой холм.

– Что это?

Предмет, который она держала в руках, был похож на две составленные стеклянные чаши. В них плескалась вода, но горлышка или отверстия для воды у чаши не было.

– Она запаяна, сэи – сказал кто-то из глав отрядов. – Это водяной измеритель. Та часть, в которой нет механики.

– А это?

Она подняла деревянную птицу, украшенную золотыми полосками. Следом за ней по мановению руки прикатились по песку круглые деревянные колобахи.

– Это игрушка! – встрял Кейма. – Игрушка для детей богатых родителей. Родители покупают такие, чтобы все видели, что и дети у них хорошо живут.

Сэи удивленно осмотрела игрушку.

– А дети этим играют?

– Играют – удивился Кейма. – Но ты же знаешь. Дети со всем могут играть, хоть с углями. Я – играл.

– Хум… Значит, не все бесполезное… – подвела итог сэи. – Слушайте меня. Сжигать я это не буду.

Люди дружно выдохнули.

– Каждый получит только то, что он сможет назвать! – определилась она. – И не больше! Не смейте таскать с собой гору бесполезных вещей! Прокляну. Прокляну и сожгу! Или выгоню из лагеря, в Аар-Дех, к солдатам, сдаваться добровольно! Выстраивайтесь!

Испуганные, но обрадованные верные становились в ряд, с которым уже начинал управляться Кейма.

Сэиланн пошла к палатке детей, рассеянно гладя птицу. Вещь это или не вещь? А если вещь, то стоит ли ее сжечь?

Ее сомнения развеял младший сын, который с радостным визгом бросился к ней и выхватил птицу из рук. Она подумала, что так не воспитаешь мужчину. У нее было слишком много дел, чтобы бить их палкой или хоть в чем-то наставлять их, как наставляют мальчиков, а остальные подлизывались к ним, кормили, объясняли непонятное и не гоняли от кухни. Мальчики росли, не опуская глаз, а это вредно.

Хотя, может быть, если она богиня – ей можно все-таки не бить детей? Ей никогда это не нравилось. Все ей пеняли на то, что деревня должна ее кормить – значит, надо при людях выполнять какие-то правила. Она и забыла, как бывает иначе.

А сейчас она всех кормит, вот так! Он сжала кулак. Не буду бить.

Не буду. Вырастет мужчина, может быть, не воин, но разбойник, как Кейма. Или еще мастер…

Нет. Мастеров можно заставить работать за еду. Мастера не живут сами по себе, если плохо умеют остальное ремесло, если их некому кормить. Точно так же, как слабые колдуны. Но старое ремесло – хорошее ремесло. Колдун должен быть сильнее всех, тогда его никто корить не станет. Взрослых надо бить. И крепко.

А если я умру?

Я могу умереть? Боги тоже умирают.

Размахивая птицей, сын сделал круг и подбежал к ней опять.

– Мама, а почему ты богиня?

Сэйланн только фыркнула. Но сын не отставал.

– Раз ты богиня, то мы должны тебя слушать. А откуда ты берешь свои наставления, богиня, а? А не слушать можно?

Мама посмотрела на него, и он попятился.

– Не твое дело, песчанка. У меня есть Закон – помотала головой Сэиланн. – Его слушают все, чтобы жить можно было по-разному, а важное – делать всем вместе. А ты иди, займись делом. Тебе уже шесть лет, и ты должен работать как можно больше. Иди в птичник убирать помет за форра. Не отвлекай меня.

– Не пойду – сказал он, наклонив голову. – Это как пыль на дороге вытирать. Всегда еще больше будет.

Она потрепала его по голове, как пернатого. Вроде бы никто не видит, значит, можно и так. А хоть бы и видели. Пусть все за мной повторяют.

Сын позволил себе еще один вопрос.

– А Закон позволяет спать посреди дня? Почему ты спишь посреди дня?

– Я богиня! – надулась Сэиланн. – Мне можно, а тебе пора работать. Но я работаю все время, ночью, днем и когда надо, а ты только днем. Я и во сне делаю больше, чем все. Беги.

Он побежал, сверкая пятками, воздев золотую птицу над головой, как отрядный флажок.

Сны богини в этот раз были темными, мутными, и один из них являл собою человека – именно так. Сон в форме человека, сидящего посреди другого сна. Как бы научиться описывать свои сны так, чтобы другие понимали?..

Он сидел и записывал на тростниковой бумаге слова, и среди них были такие;

«Есть три безопасных дела – работа, любовь и созерцание».

Сэиланн подошла поближе и присмотрелась. Здесь она понимала буквы.

Человек вырвал закапанный чернилами листок, начал новый.

На нем было написано:

«Никто не может помочь другому отразить нападение, кроме как встав с ним рядом»

Сэиланн задумалась. Почему так? Можно ведь и издалека помочь, выстрелить или молнию пустить… А безопасно ли созерцание? Смотря что созерцать будешь. Неправильно это.

Человек обернулся.

– Я правильно написал? – лихорадочно спросил он. – Правильно? Так говорил мне мой учитель…

– Нет, не так… – Сэиланн села на корточки рядом с ним, как было в те редкие дни, когда она учила чему-то мальчиков. – Говорил-то он красиво. Но в бою не так. Учитель, наверное, никогда не сражался. Давай подумаем, как надо.

Разбудил ее громкий крик и звуки начинающейся драки.

Сэиланн проснулась и вышла из палатки. Как раз напротив нее, на утоптанной площадке, где обычно занимались воины, скандалили два человека – один, вроде бы, старейшина, носивший расшитый золотом старинный пояс, а второй – какой-то разъяренный бородач.

– А это дураки из соседней деревни, сэи – объяснил кто-то. – У них тяжба. Им сказали, что город пустой, так они пришли сюда. Думают, мы поселимся здесь на веки вечные в башнях и будем ими править. А мы любуемся.

Вокруг уже прыгали любопытные дети, стояли зеваки, а некоторые взрослые кружились в священном танце, не обращая внимания на вопли. Скоро сюда пол-лагеря сбежится – проворчала Сэиланн и подошла к спорщикам. Самой величавой походкой.

Они не обратили на нее внимания, и это было ужасно смешно.

– Я не отнимал у тебя землю! – кричал старейшина бородачу. – Я сделал один шаг на берег ручья. Если берег будет весь твой, чью воду будет пить мой сад? Я старейшина, и дед мой был старейшиной, и отец! Неужели тебе не хватает моего слова, что я не беру чужого?

– Вот вы и притесняли и деда моего, и отца! – рычал бородатый, вцепившись в жилет противника. – Если наш надел лежит рядом с вашим, обязательно нужно откусить кусок, а, тварь?

– Какой позор! – хихикнул кто-то рядом с Сэиланн. – Здесь простой человек может взять и побить кого угодно! Он же простой человек, да?

– Не очень-то – сказала Сэиланн, не оборачиваясь. – Это же его сосед. Где это видано, чтобы соседи в праздник друг друга не колотили?

В толпе уже хохотали вовсю.

– И что здесь? – спросила Сэиланн, подойдя к драчунам и ухватив бородатого за рукав.

Старейшина немедля сделал попытку упасть лицом в пыль. Сэиланн поймала его, слегка ударив по подбородку.

– Если ты не будешь стоять прямо, я не увижу твоего лица, – объяснила она. – Ну-ка, стой, как человек.

Бородатый поднял его в воздух и немного потряс.

– Эй, отпусти его! – рассердилась Сэйланн.

– Прости – извинился бородач. – Большой дурак, аж убить хочется.