Вацлав Михальский - Собрание сочинений в десяти томах. Том девятый. Ave Maria Страница 29

И внешне, и по характеру сестры были похожи друг на друга. Обе отличались исключительной подвижностью, природной ловкостью, смекалкой, упорством, хитростью и даже подобием коварства. За Александрой, как было принято говорить у них во дворе и в школе, «подыхали» все мальчишки, хотя ей шел всего двенадцатый год. Старшая сестра очень быстро бегала, лучше всех девчонок во дворе скакала через скакалку, хорошо плавала, что было особенно удивительно, ведь где ей было научиться плаванию в безводном степном поселке, а она вошла в море и сразу поплыла по-собачьи; бесстрашно давала сдачи обидчикам, которых становилось все меньше и меньше; очень много читала, притом все подряд, любой клочок газеты прочитывала, не то что книги; строго руководила сестрой и братом и отвечала за их оплошки перед матерью.

Всякий раз, уходя из дома, Ксения говорила:

– Александра, под твою ответственность.

Слово «ответственность» настолько вошло в их обиход, что стало почти главным. Когда Александра поручала что-то младшей сестре, она тоже непременно говорила:

– Глашка, под твою ответственность.

Хотя Адам был младше Александры всего на пятнадцать минут, ее старшинства он никогда не оспаривал. У мальчика складывался совсем другой характер – замкнутый, скрытный, мечтательный. При этом, в отличие от смекалистых сестер, он был очень доверчивый мальчишка, и его часто и безнаказанно обманывали сверстники.

– Лопух ты у нас, Адька, – выговаривала ему старшая сестра, – тебя любой может обдурить, даже Витька-укушенный.

– Не, Укушенный не может, – справедливости ради, не соглашался младший Адам. Он вообще стоял за справедливость и за правду, и в этом никто не мог сбить его с толку, даже напористая Александра.

У них в поселке был дома глобус, Адам крутил его очень часто и задавал прабабушке вопросы по географии, потому что Татьяна Борисовна, кроме русского языка и русской литературы, вела еще в пятых-шестых классах географию. Бабушка Валентина Александровна географию не вела, он ее и не спрашивал, чем она была очень довольна, потому что прабабку Адам иногда так замучивал, что та говорила:

– Адька, деточка, да откуда я знаю, за сколько дней можно дойти пешком из Рио-де-Жанейро до Каракаса. Я вообще не знаю, есть ли там дорога.

– Дорога везде есть, – незлобиво отвечал правнук, – а там, где нет, можно протоптать.

– Ну, вот и протаптывай, деточка, протаптывай, – пойди в библиотеку, найди нужную книжку, может быть, там написано, – направляла правнука Татьяна Борисовна.

Мечта обойти пешком вокруг земного шара укоренилась в его сознании лет с шести. А в восемь он сбежал из дома и отправился в свое первое пешее путешествие. Его поймали на станции Семеновка, начальником которой все еще был добрый дядька Дяцюк с отечными ногами и заплывшими глазками, тот самый почечник, которому советовала старшая Александра «заваривать медвежьи ушки, корень солодки и есть землянику, даже чуть-чуть с листьями, тоже неплохо». От поселка до Семеновки было около тридцати километров, и все их маленький Адам протопал своими ногами. Назад его с бабушкой Валей вез в кабине полуторки тот самый батальонный разведчик Петр Горюнов, который доставил когда-то в поселок старшую Александру Домбровскую.

Петр Горюнов знал, что Ксения учится в Москве, а может, и не в Москве, но все равно по поводу Ксении он не расспрашивал ни ее мать Валентину Александровну, ни ее сына Адама. Чего расспрашивать? У него самого жена очень похожа на Ксению и двое малых детей. Отец тоже удачно женился, но проведать своих на кладбище они все равно ходят нередко, заодно и могилку Глафиры Петровны содержат в порядке. Комбикормовый завод, спасибо, работает; конечно, не так, как при Семечкине, но работает. Жмых есть – вози себе и вози. Правда, на станции его разгружают теперь не заключенные, а вольнонаемные, но вохра их все равно охраняет на предмет покражи жмыха.

В основном ехали молча. Петр только спросил пацана:

– И куда ты хотел добежать?

– В Китай, – был ответ.

– В Китай? А чего в том Китае? – удивился Горюнов.

– Отец у меня там.

– А-а, понял, – смущенно сказал Петр, хорошо помнивший, что отца новорожденного Адама – Алексея Половинкина арестовали вместе с директором комбикормового завода Семечкиным. – Понял, брат, понял…

Всю оставшуюся дорогу до поселка все трое молчали.

С приездом двойняшек Ксении стало гораздо легче, как она говорила, «вольнее». К счастью, дома, в поселке, бабушка Таня и бабушка Валя приучили их к труду и порядку. Они и пол мыли, и посуду, и стиральную машину «Белку» крутили. В те времена были такие стиральные машины, что для того, чтобы выжать белье, надо было пропустить его через два валика, к одному из которых придавалась железная ручка, ее и полагалось крутить, – работенка нудная и не особенно легкая.

По утрам воскресений Ксения, Александра и маленький Адам собирались на базар за продуктами. Как правило, увязывалась с ними и Глашка. Выходили из дома обычно часов в девять, налегке, только с нитяными сетками, которые почти ничего не весили. До базара, по понятиям их небольшого города, было далеко – километра два. Полчаса ходу туда и почти час оттуда, нагруженные. В походах на базар гвоздем программы была Глафира Адамовна. Она умела торговаться лучше всех, конечно же, потому что при виде ее лукавой хорошенькой мордашки продавцы и продавщицы просто таяли, с их лиц будто смывало сонную одурь будничного стояния на одном месте и переминания с ноги на ногу. С появлением перед их товаром Глашки с ее непременным белым бантом в темно-русых волосах, с чистой мордашкой и сияющими синими глазками к немолодым мужчинам и женщинам за прилавком на несколько минут как бы возвращалось из небытия их собственное детство, и они пусть не осознаваемо, но очень остро чувствовали, что есть еще на этом свете кое-что поважней и повеселей их «купи-продай».

Многих торговцев овощами, фруктами, сыром, молоком, вяленой, соленой или свежей рыбой Глаша знала по именам, и те, конечно, тоже ее знали. Так что при виде маленькой покупательницы в торговых рядах то и дело слышалось:

– Коп якши!

– Вай, молодэц!

– Яка гарнэсенька!

– Здравствуй, деточка!

Город был многонациональный, и продавцы говорили кто как мог. Иногда Глафира зависала с кем-нибудь в разговоре, и старшим приходилось ждать.

– Глаша, – как-то в сердцах спросила мать, – ну о чем ты столько разговаривала?

– О чем, о чем? О покупателях, – солидно отвечала пятилетняя Глафира, и этот ее ответ вошел в анналы семейной истории Домбровских – Половинкиных.

В школу Глафира пошла в пять с половиной лет, определилась сама, а не ее определили. Когда первого сентября Александра и Адам собрались с матерью в школу на торжественную линейку, Глаша напросилась с ними. Во дворе школы старшие брат и сестра пошли в строй к своему пятому классу «В», а Глафира быстренько сообразила, где первоклашки, и примкнула к ним.

– Ладно, иди посиди на уроке часик, я тебя подожду, – разрешила Ксения, боясь, что дочурка поднимет ор и все торжество пойдет насмарку.

Отсидев первый урок, Глаша подбежала к матери и выпалила:

– А мне учительница разрешила еще посидеть. А ты, ма, иди домой, я сама приду.

Месяц Глаша ходила в первый класс нелегально, но училась так хорошо, что учительница сказала директрисе:

– Девочка сильная, может, зачислим официально?

Директриса сначала не согласилась, но потом дрогнула. Это случилось после того, как Глаша, узнавшая от учительницы, что ей придется покинуть школу, дыша праведным гневом отчаяния, сверкая полными слез глазами, прокричала перед всем классом:

– Если выгоните меня из школы, я в море утопнусь!

Коварная Глаша знала, куда бить. В самом конце августа на городском пляже утонули в шторм два девятиклассника этой школы. Трагическое происшествие взбудоражило весь город, а в школе его, разумеется, переживали особенно остро – мальчишки были хорошие, крепкие, дружили между собой. В этой ситуации угроза Глаши била прямо в цель. Директриса дрогнула.

– Смотри, Глашка, в школу будешь ходить под твою ответственность, – строго сказала ей старшая сестра, – нечего нас с Адькой позорить.

– А че я позорю? А че я?

– Пока ничего. Это я так, для связки слов. Поняла?

– Угу.

– Не «угу», а скажи – поняла?

– Поняла.

Учились все трое хорошо. Вернее, призванная держать марку Глафира только на «отлично», а старшие брат и сестра на «хорошо» и «отлично». При этом старшие все домашние задания умудрялись выполнять в школе. Это сестра Александра завела такой порядок, а брат следовал ее примеру. В классе они специально сели не за одну парту, а в затылок друг за другом – впереди Адам, а за ним, как надежный тыл, Александра. При такой рассадке на контрольных работах они писали один и тот же вариант, и можно было легко «сдувать»: одна голова хорошо, а две лучше.