Вадим Норд - Вероника желает воскреснуть Страница 29

– Давай!

Они негромко, интеллигентно чокнулись и отпили понемногу из бокалов. При всем уважении к медицине залпом такое вино пить не хотелось, не заслуживало оно того, чтобы пить его залпом.

– Ты бы подумал на досуге о книге, – вернулся к теме разговора Андрей.

– Я об одной книге иногда подумываю, но она такая… по узкой тематике, – уклончиво ответил Александр. – Не беллетристика, какой из меня беллетрист.

– Да уж, – Андрей вздохнул, выражая сожаление о неудавшемся интервью. – Беллетрист из тебя, как из меня кавалерист.

Александру стало неловко – обломал друга, лишил его верного заработка. Человек надеялся, заголовок придумал, и все зря? Нехорошо…

– Знаешь что, Андрей? – хорошие идеи, они как молния – бабахнут и озаряют. – Я тебе дам телефон одного нашего доктора, Блувштейн его фамилия. Это очень хороший доктор, с огромным опытом, большой любитель поговорить и самозабвенный фотограф. Он тебе столько всего наговорит, что ты не только статью, ты роман в трех томах напишешь. И еще фотографиями поделится. Скажи, что ты от меня, и можешь рассчитывать на самый теплый прием. А еще он умеет делать такую вкусную ореховую настойку…

– Я все-таки знал, что какая-нибудь практическая польза от знакомства с тобой будет! – просиял Андрей, хватаясь за блокнот (блокноты и ручки были равномерно разбросаны по всему его жилищу). – Диктуй номер!

– Он еще и фаллопластикой занимается, – продолжал «соблазнять» Александр. – Представляешь, сколько пикантного может рассказать? Тебе, как моему лучшему другу…

– Номер! – простонал лучший друг. – Диктуй номер, и я сейчас же ему позвоню!

– Сейчас не советую, – посмотрев на часы, предупредил Александр. – Леонид Аронович – жаворонок. Встает вместе с солнышком и вместе с ним спать ложится. Ты его разбудишь, он рассвирепеет и обложит тебя отборным матом. Забыл сказать – он еще и ужасный матерщинник. Халаты с простынями краснеют, когда он ругается, не то что люди. Ты ему где-нибудь часа в три позвони, в полчетвертого, когда он закончит операции, пообедает и будет добрый. И непременно напрашивайся в гости.

– Почему?

– Потому что там тебя вкусно накормят. У Ароныча что супруга, что мама – академики кулинарных наук.

– Вот таким и должен быть настоящий доктор, – сказал Андрей, записав номера мобильного и домашнего телефонов доктора Блувштейна. – Не то что ты, двух слов связать не можешь.

– Зато я узлы вяжу так, что глазом не уследить, – похвастался Александр. – А слова вязать мне не надо. Истории болезни пишутся стандартными штампами, а для мемуаров я еще не созрел.

– Ты просто очень скрытный и зажатый, слова лишнего боишься сказать.

– Кстати, вот. Ты спрашивал, за что могут выставить из профессии. За длинный язык. Если врач, желая покрасоваться и повыпендриваться, начнет разглашать имена знаменитостей, которые у него оперировались, то очень скоро он останется не у дел.

– Я рад, что тебе это не грозит, – проворчал лучший друг. – Искренне рад. А не пора ли нам переключиться с вина на кофе? А вино потом допьем?

К варке кофе Андрей относился творчески, то мускатный орех добавлял, то корицу, то имбирь, то несколько капель какого-нибудь ликера. Конечный результат получался неизменно вкусным, вероятно, благодаря тому, что исходный продукт брался качественный и с избытком, совсем как в старом анекдоте, в котором для получения хорошего чая рекомендуется брать побольше заварки. По запаху, донесшемуся с кухни, Александр понял, сегодня Андрей отдал предпочтение старой доброй корице. Корица хороша, корица «углубляет» вкус кофе, только класть ее надо совсем немного, чуть-чуть. Переборщишь – получишь горькую бурду, в которой коричный запах напрочь забьет кофейный.

Перебарщивать вообще не стоит.

13. Десять раз по десять копеек

Если знакомый профессор, когда-то входивший в число твоих учителей-наставников (правда, не самых основных), вдруг вспоминает о тебе, звонит и приглашает «встретиться и пообщаться», то будь уверен – ему от тебя что-то надо. И не стоит придавать слишком большое значение тому, что встреча состоится не на кафедре, а в ресторане, и не в будний день, а в воскресенье вечером. Кто сказал, что в выходные дни нельзя говорить о делах?

По привычке Александр заранее просчитал варианты. Собственно, просчитывать было нечего. Из-за разницы в возрасте и статусе разговоры по душам отпадали. Бывает же так, что человеку хочется обсудить нечто животрепещущее с кем-то из «дальнего» круга, потому что «ближний» круг пристрастен или не подходит по другим причинам, но вряд ли на роль такого слушателя подходят бывшие ученики.

Варианты интимного характера тоже можно было не рассматривать. Профессор Карачевский любил женщин, а не мужчин. Об этом Александру (и не только ему одному) было достоверно известно, ибо время от времени на кафедре случались небольшие разборки между клиническими ординаторами или аспирантками, которые никак не могли поделить благосклонность профессора или вообще не собирались ею делиться. Для своих шестидесяти с хвостиком Карачевский выглядел превосходно – был подтянут, энергичен и смотрелся лет на сорок пять, не более того. Немного седины в волосах не старит, а только добавляет импозантности.

Оставалась работа, то есть приглашение работать под началом у профессора. Вопрос только где – на кафедре или в клинике «О-Гри», которой Карачевский владел на паях с известным певцом Остапом Григорьевым. Карачевский руководил процессом, а Григорьев «решал вопросы» и привлекал клиентуру. Симбиоз, обоюдовыгодное партнерство. Судя по слухам, дела у «О-Гри» шли весьма неплохо.

Кафедра или клиника?

На кафедре Александр не отказался бы работать. Совместителем, на условиях частичной занятости. Или, скажем, участвовать в каком-нибудь крупном исследовании. Время для научной работы можно выкроить всегда, точнее – не «можно», а «нужно», ибо плох тот кандидат, который не мечтает стать доктором. Докторская диссертация – это вам не кандидатская, она требует серьезного научного «фундамента». Редких публикаций в научных журналах для докторской недостаточно, тем более что публикации эти посвящены не каким-то научным новшествам, а описанию случаев из собственной практики, то есть имеют не научный, а практический характер. А время идет… Эйфория от «кандидатского» статуса давно прошла, пора ставить себе новые рубежи, да все руки никак не доходят. А тут, можно сказать, зверь бежит на ловца. Если, конечно, бежит…

А вот клиника «О-Гри» по ряду причин была далеко не тем местом, в котором Александру хотелось бы работать. Хотя бы потому, что его жизненные принципы расходились с политикой «О-Гри». Для уважающего себя человека этого достаточно. Кроме того, от прочих столичных клиник «О-Гри» отличалась высокой текучестью кадров. В наше время, может, и принято менять места работы как перчатки, но не в пластической хирургии. Здесь работают подолгу на одном и том же месте. Во-первых, потому что от добра добра не ищут, во-вторых, мест не так уж и много, это вам не абдоминальная хирургия в городской лечебной сети, в-третьих, пластическими хирургами становятся, если можно так выразиться, «усидчивые» люди, в смысле – люди нацеленные на долгие усилия ради достижения желаемого. «Geduld bringt Rosen», – как говорят немцы[24].

Александр никогда не интересовался причинами частой смены сотрудников в «О-Гри», но знал, что такое явление имеет место.

Карачевский ценил все радости, которые дает человеку жизнь, иначе говоря, он был не только бабником, но и гурманом. Ресторан, в который он пригласил Александра, открылся недавно, но судя по общему впечатлению (обстановка, персонал, папки меню из натуральной кожи), заведение было вполне достойное. Или лучше сказать так – заведение претендовало на звание достойного.

– Проклятье отечественного общепита в том, что спустя полгода после открытия ресторан быстро скатывается в пропасть, одновременно с этим повышая цены, – сказал Карачевский, совершенно не стесняясь стоявшего рядом в ожидании заказа официанта. – Сюда, по моим прикидкам, можно ходить еще два месяца.

Меню отличалось художественным вдохновением (ни одного слова в простоте, все «а la» да по чьему-то старинному рецепту) и богатейшим выбором спиртного – одной текилы Александр насчитал четырнадцать сортов, любой мексиканский ресторан позавидует. Не мудрствуя лукаво, он внял рекомендации Карачевского и заказал «морские гребешки с лососем по-гишпански» (именно так – «по-гишпански») и телячье рагу в горшочке по рецепту графа Потемкина-Таврического. То, что на самом деле Потемкин-Таврический был князем, составителя меню не волновало. Подумаешь, какие мелочи.

Будучи знатоком истории, любителем старины и в каком-то роде историком-архивистом (поиски корней рода Бергов), Александр не любил исторических неточностей. Да, конечно, все мы люди, всем нам свойственно ошибаться, но уж титул Потемкина-Таврического надо помнить, коль уж в меню вставить решил. Увы, неточности в наше время шли сплошь и рядом, и в книгах, и в фильмах, и в повседневной жизни, как вот, например, сейчас. Мнение о ресторане по исторической ошибке в меню составлять не стоит, надо сначала рагу попробовать, но вот в литературе и кинематографе грубые исторические ляпы служили для Александра предостерегающим сигналом. Если в июне сорок первого года у советского лейтенанта на плечах погоны (хоть и лейтенантские – один просвет и две звездочки) или генерала Российской империи называют «вашим благородием», а он спокойно на это реагирует, то дальше можно не смотреть или не читать. А то можно дочитаться до невообразимого и невероятного. Так, например, в одном, с позволения сказать, детективе, действие которого происходило в конце девятнадцатого века, Александру встретился город Ульяновск[25]. Дальше, как говорится, некуда.