Алексей Доброхотов - Вскормить Скрума Страница 29

У Кольки даже мурашки по телу пробежали.

«Как же мне их не видеть? Погляди, какие они страшные. Чего это они уродами такими заделались? Чего это с ними такое стало? – воскликнул он, – Нормальные же мужики всегда были».

– Видимость это такая, – свесился над правым глазом новый приятель, – Посмотри, не такие они и страшные. Обыкновенные. Как всегда. Просто темно вокруг. Тени большие. Луна тусклая. Они всегда были такими. Просто раньше это не так сильно было заметно.

«Всегда были? – поразился мужик, – Ну, ни фига себе… Чего же это такое? Чего же это я теперь всегда буду их такими видеть?»

– Не знаю. Что тут такого? Скрумы как скрумы. Не хуже других. Не такие уж особенно и страшные, – промурлыкало пушистое существо, вновь повиснув возле самого носа, – Не нужно так сильно пугаться. Скрумы страшными не бывают.

«Так это чего, я скрумов их вижу, чо ли?»

– Конечно. Это их скрумы. Вот один, вон второй. Ничего в них особенного. Не волнуйся. Привыкнешь. Главное вида не показывай, что их видишь, – заметило странное явление и перебралось куда-то на голову, – Помни про дурку. Попадешь, пропадешь, – провыло откуда-то сверху, – В дурку захотел, что ли? – неожиданно вынырнуло из-за пазухи.

Мужик даже вздрогнул.

«Чего это ты так выпрыгиваешь?»

– Не выпрыгиваю, а вылетаю, – уточнило воздушное создание, – Знаешь, как это здорово. Как это приятно. Летать. Оказывается, не все скрумы летать могут. Они вот не могут. Они только ползают. А летать, это так необыкновенно, – и оно унеслось куда-то в темноту.

«Однако куда они меня тащат?» – снова промелькнула в голове мысль, на что новый приятель тут ответил, привычным вторым внутренним голосом:

«Испытание какое-то приготовили».

«Какое еще испытание?»

«Наверняка водкой поить будут. Проверять станут, будешь ли пьяным. Вот и все испытание. Чего они еще могут придумать? Смешно, правда?»

«Откуда ты знаешь?»

«Так ведь это же ясно. Мы, скрумы, хоть друг с другом и не общаемся, но живем дружно. У всех одно дело. Главное помни: вида не подавай, что кого-нибудь видишь. Помни про дурку. Если вида не покажешь, то ничего они и не сделают? Из деревни не выпрут. Стрелять не станут. Штаны не снимут. Дом не отнимут. А вот в дурку запихать могут. Поэтому не показывай, что нас видишь, чтобы дальше не происходило. Помни, иначе беда будет. Знаешь, что в дурке с такими делают? С начала пилюлями кормят, а потом мозги вырезают. Ножиками», – и повторил таинственным шепотком в самое ухо:

– Чтобы не случилось, ничего не бойся. Запомни: ничего этого нет, и никогда не было. Ты никого не видишь и никого не слышишь. Запомнил?

«Да понял, понял», – отмахнулся Колька, дернулся в цепких руках черных бугаев, свалился мешком на землю и гаркнул:

– Куда, мужики, тянем?

– Очухался? – сердито поинтересовался Степаныч и нечто темное, кривое и вислоухое, как обезьяна переместилось ему на левое плечо, – Общество тебя приглашает. Угощать будем.

– Ну, ты того этого и наделал шороху, – перевел дух Василий и обтер широким рукавом плотной рубахи со лба крупные капли пота, согнав с лица пучеглазое и длинноносое существо себе на затылок, – Сам то пойдешь? Тащить устали. Маленький, а тяжелый.

– Пойду, пойду, – встал на ноги Колька, – Коли тащить не будете.

– Чего тащить, коли сам пойдешь, – панибратски хлопнул по спине дед.

– Пошли, что ли. А то все того этого заждались там, – вежливо попросил сосед.

– Ну, вы и красавцы… – не выдержал Треха, обозревая невиданных ранее существ, заслонивших лица односельчан.

«Разве так можно? Молчи!» – испуганно прошипел в голове Скрум.

«Ой, сорвалось», – замялся мужик и громко поправился:

– Пили сегодня, чо ли?

– Не. Только собираемся, – перемялся с ноги на ногу Василий.

– Тебя только и ждем, – лукаво улыбнулся Степаныч.

– Чего ждем? На фига я вам сдался? – поинтересовался Колька, – Без меня бы и пили.

– Как же? Сказанул. Не чужой. Как без тебя можно. Такое дело. Лечить будем. Бесплатно, – многозначительно подмигнул глазом старик.

– Это с каких фигов? – поинтересовался Колька.

– Общество так постановило. Общество уважать надо. Прониклось, так сказать, твоими делами. Он оно как, – пояснил старик.

– Ага. Оно того этого все как один. Мужики. За тебя беспокоятся, – поддержал сосед.

– Тогда пошли, чо ли, – пригласил Колька.

* * *

В ожидании виновника сходки односельчане разместились на длинной скамейке возле фактории и покуривали, мирно беседуя матом.

После знойного трудового дня и долгой череды ничем непримечательных будней, наконец-то, наметилось какое-то событие способное придать серой их жизни некий новый интригующий оттенок. Необычность происшествия и одиозность связанной с ним личности окутывали предстоящее мероприятие ореолом непредсказуемости, что только подогревало общий интерес к происходящему и без того пронизанный предвкушением даровой выпивки. Ни позднее время, ни долгие поиски недотепы, ни запланированные домашние хлопоты не смогли никого согнать с насиженного места. И когда запропастившейся гвоздь программы, наконец, вошел в желтый круг фонаря в сопровождении отряженной поисковой партии, то все моментально оживились и на него со всех сторон посыпались незатейливые подначки с подколками.

Несмотря на то, что Треха по дороге чувствовал себя вполне не плохо и внешне держался бодрячком, едва он обозрел присутствующих, особенно то, что до этого скрывалось сумраком сознания, душа его решительно рухнула в пятку. Представшее перед ним зрелище явно не приветствовало слабонервного зрителя, и если он сразу же не драпанул, то только потому, что мышцы свело судорогой. Лицо моментально залила мертвенная бледность. Зубы слегка застучали. Колени дрогнули. Однако, громко своего страха он не высказал. Не смог. Горло застопорил комок кактуса. Поэтому он только весь сжался, напружинился, и встал как вкопанный перед собранием, неестественно поблескивая выпученными глазами, что некоторыми скептично настроенными недоброжелателями тут же вполне обоснованно воспринялось как явное проявление вины. Но это обстоятельство Кольку совершено не трогало. Все его внимание поглотило созерцание жуткого явления встречи односельчан.

Раньше он и мысли не мог допустить, что такая незатейливая форма шутейного разговора может выглядеть настолько удручающе гадкой. Бывали, конечно, случаи, когда кто-нибудь, особенно раздухорясь, вдруг начинал брызгать слюной в собеседника, что само по себе не сильно приятно, или как-то пренебрежительно похлопывать рукой по плечу. Но кто этому придавал особое значение? Никто в общении не соблюдал куртуазности и политесов. На то он и народ, чтобы разговаривать по-простому, вот так запросто, обиходными выражениями, передающими в краткой форме самую суть необозримой глубины текущего ощущения. Иногда, правда, в них чувствовалась какая-то скрытая неприятность. Можно сказать, ощущалась излишняя тяжеловесность, некоторая грубость, больно бьющая по воспаленному нерву. Но никогда до этого еще не приходилось видеть, как это происходит воочию, на ином плане, скрытом от обыденного восприятия.

Странные существа величиной с собаку темными паучками деловито сновали по односельчанам, словно опутывая их невидимыми нитями. Они ползали по ним, то вверх, то вниз, одно безобразнее другого и выдергивали из тел черные кусочки, отчего мужики сдержанно покашливали и как-то нервно почесывались. В призрачном свете тусклой лампочки они казалось чертями, пробующими свои жертвы, перед тем как утащить в преисподнюю. Но никто не замечал их присутствия. Словно ничего особенного не происходило. Даже когда они наползали прямо на лицо, превращая его в отвратительную, достойную кирпича харю. Невесомые, призрачные, уродливые они заполнили собой все обозримое пространство, и стало жутко смотреть, как знакомые с детства люди продолжают спокойно покуривать, совершено не ведая, что твориться вокруг них.

Едва Треха вошел в поле зрения скучающих мужиков, как все туже оживились, загомонили, повскакивали со своих мест и стали тут же обхаркивать его черными сгустками какой-то гадкой и липкой слизи. Она выстреливалась мокротой из разинутых глоток и летела в него со всех сторон, словно он самый презренный очутился в центре раздосадованной до края толпы. Настигнув Кольку, плевки сворачивалась в каких-то червячков отвратительного вида с зубастыми ротиками и бусинками злющих глазок. Они тут же впивались в тело и начинали лупить тонкими хвостиками, вколачивая себя внутрь.

Треха яростно замахал руками, пытаясь сорвать их с себя, скинуть, очиститься, увернуться, но только вызвал этим целую бурю непристойного смеха и новый густой поток ринувшейся в него грязи.

– Стой! Не крутись! Стой! – отчаянно закричал в ухо Скрум, – Не бойся. Ничего не бойся. Стой! Все будет в порядке. Стой!