Александр Костенко - Операция «Смоленский капкан», или Пропавший обоз НКВД Страница 3

– Интересная деталь: вернувшийся из-за границы и немедля вызванный в прокуратуру безутешный вдовец клялся и божился, что понятия не имеет о том, откуда у его благоверной пистолет, – продолжила я. – То есть твердил, как заведённый, что предъявленные ему следователем для опознания документы на «Вальтер» видит первый раз в жизни. Каково? Кстати говоря, на том историческом документике отпечатки пальцев были исключительно Веретенниковой. Правда, пистолет при обыске обнаружен так и не был. Но в том же тайнике была найдена коробка с патронами и именно восьми штук там не хватало. Напомню, что ёмкость магазина этой модели пистолета – аккурат 8 патронов. Из трупа пресс-атташе были извлечены три пули калибра 9 мм, а на месте преступления обнаружены три стреляные гильзы тех же калибра и маркировки, что и остальные в найденной коробке. В общем, по всему было видно – дипломата завалила убиенная хозяйка квартиры. Но и это ещё не всё. В том же тайнике было обнаружено большое количество нехилых государственных наград. Причём все как на подбор боевые, в количестве, всем внимание, – двадцати двух штук! Юбилейные медальки в расчёт, естественно, не брались. Одних только орденов Боевого Красного Знамени пять штук! Документы выписаны всё на ту же гражданку Веретенникову. И опять профессор утверждал с пеной у рта, что понятия не имеет, откуда у его законной супруги взялись все эти награды. В общем, я заинтересовалась этой историей просто необыкновенно и в срочном порядке отправила запрос в архив наградных дел, и вот, пожалуйста, – я протянула генералу официальный бланк ответа, – все орденские книжки подлинные. Вот только в личном деле Веретенниковой никаких отметок о сих награждениях нет, за исключением медалей «За боевые заслуги» и совсем уж массовой «За Победу над Германией», ну и весь набор «юбилеек». Но это уже всё – послевоенные награждения. В военкомате ничего толком мне сказать не смогли, только разводили руками, причём в полном недоумении, мол, эти вопросы не к ним. Я спрашиваю: «А к кому?» В ответ – опять тишина. И ведь что самое интересное, воевала она отнюдь не лётчицей, как можно было бы сразу подумать. Простая медсестра, Второй Белорусский. Да и то только с мая 1944 года, а в ноябре того же года она уже была демобилизована из действующей армии в связи с беременностью. Хотя в армию она призывалась изначально в июле 1941, но практически сразу после призыва пропала без вести, о чем в личном деле стоит соответствующий небрежный фиолетовый чернильный штамп. В общем, я так ничего и не поняла. В личном деле одно, а в архиве наградных дел – совсем другое.

– Насколько я знаю, в этом архиве собраны Указы Президиума Верховного Совета СССР, Приказы командующих фронтов о награждении за воинские заслуги во время Великой Отечественной войны с указанием наград и списков награждённых. В сопроводительных документах к ним – списки представленных к орденам и медалям и наградные листы с личной информацией о героях и, насколько я помню, даже с описаниями боевых подвигов, за которые произведены награждения. Или я, по старости лет, что-то путаю? – нахмурился генерал.

– Всё-то оно так, товарищ генерал, но к сожалению, как у нас часто бывает, наградные листы имеются в архиве далеко не ко всем наградам. Для части награждённых в делах имеется только сокращённая именная информация в списках Указов и Приказов, а описание подвига как такового вообще отсутствует. Это обусловлено тем, что по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 10 ноября 1942 года право производить награждения получили также командующие армиями, командиры корпусов, дивизий, бригад и даже полков. В наградных делах, охватывающих период с этой даты и до конца войны, кроме Указов Президиума Верховного Совета СССР и Приказов командующих фронтов, содержатся приказы о награждениях, выпущенные непосредственно в воинских частях. К этим приказам наградные листы, вообще, не были предусмотрены, а описание подвига содержится непосредственно в соответствующей строке списка награждённых, – развела я руками.

– Ростова, – Тарасов вдруг подозрительно посмотрел на меня, – а скажи-ка мне, красавица, каким образом без моей подписи ты умудрилась не только отправить запрос в архив наградных дел, но и заполучить оттуда официальный ответ?

– Вы опять правы, товарищ генерал, грешна, – я села прямо как примерная школьница на уроке, опустила глазки и сложила ручки на сдвинутых вместе коленках, – съездила к ребятам, попросила. Они вошли в положение и помогли. Но я же старалась в интересах общего дела.

– Доиграешься ты у меня, точно говорю. Ростова, предупреждаю, чтобы это было в последний раз. А то я с вами так до пенсии не дотяну.

– Есть, товарищ генерал, – я подняла голову и, посмотрев на начальника, увидела лукавые искорки в его обычно холодных как лёд, голубых глазах.

– Так, где, говоришь, пропала наша медсестра? – спросил генерал.

– Под Смоленском. Откуда и призывалась. А дальше – полная неизвестность, вплоть до мая 1944 года.

– Опять Смоленск? – нахмурился Тарасов.

– Ну, это, скорее всего, простое совпадение. Хотя… Всякое бывает. Я считаю, что со всей этой историей нужно разбираться очень вдумчиво. Но собирать информацию придётся буквально по крупицам. Уж очень всё в этом деле непонятно.

Теперь, что удалось нарыть по основному направлению. Предположительно в двадцатых числах июля 1941 года из Смоленска, южная часть которого уже была захвачена немцами, вышла колонна из восьми грузовиков с ценностями Смоленского Главювелирторга. Отправка происходила в авральном порядке, прямо под самым носом у наступающих немцев. Как следствие этого, официальная опись отправленных ценностей в архивах не сохранилась. По некоторым данным, груз составляли килограммовые золотые слитки, маркированные Госбанком СССР, и большое количество серебряных монет 1924 года выпуска номиналами 50 копеек и 1 рубль, к тому моменту уже вышедших из обращения, а также возможно несколько ящиков с антикварными изделиями. Золотые слитки, вероятнее всего, были упакованы в стальные банковские сейфовые ящики по двадцать килограмм каждый, монеты – в брезентовые инкассаторские мешки. И ящики, и мешки были, скорее всего, опломбированы, согласно инструкции Госбанка СССР. Покинув Смоленск, колонна почти наверняка взяла курс на восток, по Старой Смоленской дороге. По Минскому шоссе машины двигаться не могли в силу того, что оно к тому времени уже было перерезано танковой группой Гота в районе Ярцево. Но тем не менее известно, что через двадцать километров колонна напоролась на немецкий десант и была вынуждена свернуть в сторону от шоссе. Лесной дорогой машины беспрепятственно вышли к реке Вопь. Поскольку все части отступающей 152 стрелковой дивизии к тому моменту были уже на другом берегу, переправа была подготовлена к взрыву. Из сохранившегося в архиве рапорта командира роты сапёров капитана Васюка следует, что колонна из восьми грузовиков вышла к мосту за сорок минут до запланированного подрыва. Три автомашины были сильно повреждены в бою, поэтому на восточный берег переправились только пять из них. Ящики из повреждённых машин были перегружены в оставшиеся на ходу «полуторки». Из чего следует, что груз, по крайней мере, на данном этапе удалось сохранить полностью. Далее, Васюк докладывает о том, что оставленная переправа была взорвана, когда на противоположном берегу уже появились немецкие мотоциклисты. Больше в рапорте Васюка о колонне нет ни слова. Логичнее всего предположить, что ценности проследовали дальше по единственной существующей там дороге, в направлении деревни Остроумово. В этом районе следы колонны теряются окончательно.

– Насколько я понимаю, ящики перегружали, не вскрывая. К чему было в спешке переправы нарушать банковские пломбы? – задумчиво произнёс Суходольский. – Если это так, то откуда взялся найденный нами слиток?

– Ну, если объективно, то ни Васюк, ни уж тем более мы пока ещё не знаем наверняка, что было в тех ящиках. Вполне вероятно, что это, вообще, не «наша» колонна. Совпадают пока только количество машин и их примерный маршрут, – парировала я.

– А что известно о дальнейшей судьбе фигурантов дела? – нахмурился Тарасов. – Суходольский, перестань писать, что ты там всё время конспектируешь?

– Мои гениальные мысли, – улыбнулась я.

– Ростова, отставить шутки, – хлопнул ладонью по столу генерал.

– Итак, по порядку, – начал Мишка, деликатно откашлявшись в кулак. – Генерал Галиев Рашид Галиевич – начальник Смоленского Главювелирторга, он собственно и контролировал отправку колонны. После того как машины покинули город, Галиев ещё некоторое время оставался в Смоленске. Известно, что в ночь на двадцать седьмое июля сорок первого года противник окончательно замкнул кольцо окружения наших 16 и 20 армий. Последние же подразделения Красной Армии покинули Смоленск в ночь на 29 июля. За исключением одного батальона 152 стрелковой дивизии. По имеющимся данным, генерал Галиев погиб при выходе из окружения в составе указанного подразделения. Далее – Глаголев Иван Тимофеевич – старший инкассатор Смоленского Главювелирторга, данных нет. Я хочу сказать, что с начала августа 1941 года и по настоящее время о нём ничего не известно. Официально – «пропал без вести». Гудков Сергей Владимирович, майор НКВД, до июля 1941 года – начальник Смоленского НКВД, ответственный за эвакуацию груза, по данным министерства обороны, с августа воевал в составе партизанского отряда «Дед», погиб в сентябре 1941-го. Каким ветром его туда занесло – пока неясно. Будем разбираться.