Сергей Дроздов - Правдивые байки воинов ПВО Страница 3

«Смирна!» закартавил Витя Скр.

«Батарея, СМИРНООО!!!» – заревел трубным голосом Хиль.

«Смирно!!!» – истошно завопил, подбегая к Васильеву, Комдивка.

«Ну, ещё смирней! Вольно!!!» – ответил под наш смешок Васильев. Даже нам было видно, что такого «усердия» он не любил и не одобрял.

Гиббон

Такая необычная кличка была у нашего начпо. Что явилось тому причиной, судить не берусь, однако звали мы его исключительно так.

Признаком хорошего тона считалось пошутить в его присутствии (но так, чтобы он не слышал, разумеется): «В правом углу клетки – Гиббон, в левом – гиббона мать!» Говорить это надо было голосом скучающего экскурсовода в зоопарке, смягчая на украинский манер букву «гэ».

Он имел огромную лысину, несмотря на небольшой для полковничьего звания возраст. Его «фишкой» была художественная самодеятельность, которая поднялась, благодаря усилиям Гиббона, на небывалую высоту. Мы пели, плясали, читали стихи и поэмы на всевозможные темы. Но вот с людьми Гиббон неформально общаться не умел, не выходило у него почему-то.

Забавный случай был с выходом знаменитой брежневской «Малой Земли».

Мы были в отпуске, когда сей шедевр был опубликован чуть ли не во всех газетах страны одновременно. Разумеется, никто из нас в отпуске это творение «Бровеносца в потемках» не читал.

Наш хитрый комбат Хиль мгновенно просчитал, как можно отличиться перед Гиббоном.

«Ну что, хлопцы, – сказал он на первом же построении после отпуска. – Что вы будете говорить, если вас начнут спрашивать, что вы читали в отпуске?»

Строй недоуменно загудел, в отпуске были занятия намного интереснее чтения книжек.

«Значит так, хлопцы, на этот вопрос отвечать всем: „Малую Землю“ Леонида Ильича Брежнева!!!»

Мы были потрясены таким инструктажем и поначалу решили, что это очередная хилевская шутка. Но комбат был настроен всерьез и несколько раз потренировал правильно отвечать, как отдельных курсантов на свой выбор, так и весь строй. Поначалу нам было смешно нести такую ахинею, потом стало получаться всерьез.

И, надо же, Хиль попал в «десятку»! В первый же день, в ходе следования на занятия, нам навстречу «вырулил» Гиббон. Он приказал Хилю остановить строй и громко поинтересовался у первого попавшегося курсанта: «Что вы читали в отпуске?»

«Малую Землю» Леонида Ильича Брежнева!!!» хором грянуло 120 глоток. Потрясённый Гиббон расплылся в блаженной улыбке и потом неоднократно приводил нас в пример в своих речах за правильное использование отпускного времени.

Про «Малую Землю», которой всех «достали» тогда до печёнок, у нас была сочинена песенка на мотив популярной «Остановите музыку» с припевом:

«Останови-и-и-те Брежнева!

Останови-и-и-те Брежнева!

Прошу вас я, прошу вас я:

Порвите книжку «Малая Земля!»

В другом легендарном случае общение народа с Гиббоном прошло не столь гладко.

Зимой четвертого курса в воскресный вечер Гиббон приперся в нашу казарму. День был выходной, и народ занимался своими делами: кто спал, кто смотрел телевизор, кто сидел в курилке. Гиббон, выслушав положенный доклад об отсутствии происшествий, отправился по казарменному коридору в глубину помещения. Навстречу ему из дальнего сортира летел курсант Вова Нос, прозванный так за наличие удивительно широкого шнобеля «в две трети морды». Ввиду личного времени, из форменной одежды на Носу были только тапочки, кальсоны и кальсонная рубашка.

«Так, товарищ курсант» – обратился к нему Гиббон (он был в хорошем расположении духа, но явно не знал, с чего начать «задушевный разговор»).

Надо сказать, что в каждом «кубрике» казармы, в соответствии с требованием Устава ВС СССР, висело 3 больших портрета в рамках: Л. И. Брежнева (как генерального секретаря партии и Председателя Президиума Верховного Совета СССР), А. Н. Косыгина (как Предсовмина СССР) и Д. Ф. Устинова (как Министра обороны). Три с половиной года они взирали на нас, а мы глядели на них.

Гиббона осенило: «Кто это?» – спросил он у Носа, показав на портрет Косыгина.

Нос уставился на портрет, одновременно застенчиво запахивая «мотню» на кальсонах. Пауза мучительно затягивалась…

Нос молчал, глядя на Косыгина, как баран на новые ворота.

«Громыко!!!» – вдруг выдал Нос.

Теперь уже пришел черед Гиббона уставиться на портрет Косыгина.

«Надо лучше знать портреты руководителей государства!» – строго сказал он. Вокруг беседующих таким макаром Гиббона и Носа стали собираться любопытствующие. Нос был туповат, и народ предвкушал развитие событий.

«А ЭТО кто?!» – снова и с «нажимом» вопросил Гиббон, указав на портрет Устинова. Министр обороны был сфотографирован в полной форме, в очках, и при всех звездах и регалиях.

Нос, после новой томительной паузы, вдруг выдал: «Тоже Громыко!!!»

Мы покатились со смеху.

Гиббон, обреченно махнув рукой, молча покинул казарму. Показывать на единственный оставшийся портрет Брежнева он не решился, очевидно, опасаясь, что Нос и в нем признает Громыку.

Через пять минут в казарму влетел разъярённый Хиль, вызванный кем-то из дома. Он, видимо, уже имел разговор с Гиббоном…

Построив нас, Хиль минут пятнадцать драл Носа за невиданную тупость и политическую близорукость. «За столько лет не узнал, кто перед твоей мордой вывешен! Хоть бы спросил кого!!! Ты мне этого Громыку на всю жизнь запомнишь!!!» – разорялся Хиль, едва сдерживая смех.

Нос получил свои внеочередные наряды, и инцидент был исчерпан.

Еще раз Гиббон отличился во время нашей «голодовки».

Надо сказать, что кормили нас неплохо, и все за годы обучения прибавляли в весе, а некоторые умудрялись наесть изрядные «ряхи».

По воскресеньям нам давали по два куриных яйца. Это радостное событие породило у нас дежурную шутку: «Пальцами и яйцами в солонку не тыкать!»

Однако одно блюдо вызывало практически единодушную ненависть почти всех курсантов: «рагу овощное» – мы назвали его «Рога».

Это варево из кислой капусты с мясом вызывало у меня (да и у многих) отвращение на физиологическом уровне, и мы его просто не ели. Кормили нас таким счастьем на ужин раза два-три в неделю, и это были «постные» вечера. Характерный запах из столовой разносился далеко, вызывая мрачный пессимизм. «Опять долбанные „Рога“ сварили» ворчали мы, но особой трагедии не было, большинство просто ограничивалось в такие дни чаем с хлебом. Надо отметить, что встречались и любители данного блюда, съедавшие по две-три порции, но их было немного.

В один из вечеров нам опять подали «рога». Первой перевернула тарелки с «рогами» на стол 1-я, батарея, за ней – наша и третья. Назревал скандал, и дежурный по училищу, в панике, вызвал в столовую Гиббона, который был ответственным по училищу.

Гиббон, прибыв в столовую и обозрев картину, поинтересовался: «В чем дело?»

«Жрать невозможно эти „рога“!!!» – заявил ему старший сержант Черезниченко из 1-й батареи, а мы все одобрительно загудели.

Гиббон понял, что назревает «восстание на броненосце Потемкин», и решил показать личный пример.

Приказав дежурному подать себе порцию «рогов», он начал ее поглощать на наших глазах. Было видно, что Гиббону не доставляет это никакого удовольствия, но он мужественно съел глубокую тарелку. Весь дивизион наблюдал за этой картиной.

«Ну что, очень питательно, и мяса много», – торжественно сообщил нам Гиббон по окончании процедуры.

«Может, добавочки хотите, товарищ полковник?!» – подсунул ему ещё одну тарелку Черезниченко.

Гиббон злобно зыркнул на него и от «добавочки» отказался.

Некоторое время после этого нам варили рога пореже, потом снова вернулись к прежнему порядку.

«Эх, придётся опять Гиббону „рога“ жрать!!!» – пугали мы столовских начальников новой акцией неповиновения.

Одним из самых известных «проколов» Гиббона была эпопея с «внуком политрука Клочкова».

В 1976 году среди абитуриентов училища, получивших неудовлетворительную отметку на вступительном экзамене, был некий Клочков. Он должен был бы, как и сотни других «двоечников», уехать домой и готовиться поступать в следующем году.

Но этот Клочков каким-то образом познакомился с прапорщиком Жировым, который занимал тогда должность начальника гауптвахты училища.

Жиров и посоветовал ему нестандартный приём: «Что ты нюни распустил?! С такой-то фамилией!!! Подойди к начпо училища, скажи, что ты родственник легендарного политрука, авось он и сжалится над тобой!»