Андрей Зотиков - Ходили мы и вы походами. Сборник рассказов о подводниках Страница 3

Когда Комбриг, приведя нас в столовую, обнаружил, что его обделили, он страшно возмутился, мол, кто так небрежно принимал столы? Почему на моем столе нет яблок? На что Вася спокойно ответил:

– Так Вы же, товарищ командир, ворованные яблоки есть не будете.

Комбриг чуть не подавился от такой наглости:

– Старшина роты! После обеда построить личный состав перед столовой!

Говорят, после обеда хорошо бы соснуть минуток сто, чтобы улеглось и переварилось. Нам же пришлось постоять минуток сорок с хвостиком. Речь командира роты была длинная и непонятная, а заканчивалась она словами:

– За невыполнение приказания и проявленную беззубость в отношении яблок, курсанту Уховертову объявляю трое суток ареста!

…Утопив «Вильгельма Густлова», капитан третьего ранга Маринеско стал личным врагом фюрера. Арестовав Васю, капитан второго ранга Топорков стал личным врагом всей роты, а это почти сто человек. Фюрер был один, поэтому он не смог придумать достойную месть своему личному врагу. Не зря сам Топорков говорил, что «одна голова – хорошо, а два сапога – пара». Сто человек курсантов нашли способ отомстить Комбригу.

Следующий «культпоход» на овощебазу состоялся через неделю. Надо сказать, что в то время в Питере был «луковый голод» – репчатого лука в магазинах днем с огнем было не сыскать, что поделаешь – времена тотального дефицита! И надо же было так случиться, что на овощебазе нам пришлось разгружать целую фуру с репчатым луком!

Топорков всегда ходил на овощебазу с портфелем. Что он там носил – смену белья, пару бутербродов или томик Устава Внутренней службы, – сие тайна, покрытая мраком. Однако этот портфель и натолкнул нас на мысль, как напакостить Комбригу.

Когда он в очередной раз подошел к нашей фуре проверить, как мы работаем, один из нас предложил ему:

– Товарищ командир, а давайте мы вам лучку положим для дома?

На что Комбриг ответил:

– Да вы что, зачем это?

– Так, товарищ командир, в Ленинграде же вообще лука нет в продаже. А когда еще этот поступит в магазины? И неизвестно, поступит ли вообще. А так вам жена спасибо скажет. Давайте, мы вам немножко в портфель насыпем.

Я бы на месте командира задумался, а чего это курсанты, всегда в открытую выражавшие не то чтобы ненависть, но, по крайней мере, сильную нелюбовь к нему, вдруг решили оказать услугу? Но Комбриг, растроганный до глубины души таким проявлением добрых чувств к нему со стороны подчиненных, потерял бдительность и протянул портфель, правда, со словами:

– Ну что вы, не надо…

Продолжая проявлять «нежные чувства» к командиру роты, мы нагрузили портфель под завязку отборнейшими луковицами. Если бы ему удалось донести их до дома, жена была бы весьма тронута такой хозяйственностью мужа. Но… видно, не судьба была Комбригу получить благодарность от своей половины.

Перед самым построением для следования домой, на проходную был заслан «казачок» с заданием нашептать на ушко дамам-«ВОХРушкам», что готовится грандиозное ограбление овощебазы. Задание было выполнено успешно, так как, подойдя к воротам, мы обнаружили их закрытыми, хотя обычно их открывали еще до нашего подхода к ним. Строй встал. Ворота не открылись. Комбриг подождал – безрезультатно. Тогда он помахал воротам руками – тишина. Комбриг решительно направился в сторожку к охране. Как только он шагнул за дверь, ворота сразу распахнулись, можно было идти садиться в автобус. Однако, никто из нас не вышел за ворота – всем было интересно, чем закончится дело. Толпа курсантов сгрудилась у окон здания.

К сожалению, через закрытые окна ничего не было слышно. Нам пришлось наблюдать «немое кино». Сюжет развивался следующим образом. Комбриг, зайдя в сторожку, обнаружил там начальника ВОХР, двух ВОХРушек среднего возраста и пару дюжих хлопцев-грузчиков, видимо приглашённых для поддержки штанов доблестной охране. Судя по жестам Комбрига, он пытался добиться от охраны, чтобы они открыли ворота и выпустили строй к автобусу, при этом показывал на часы, мол, поздно уже.

Начальник охраны внимательно выслушал Комбрига, затем о чем-то спросил его, указывая на портфель. Комбриг покраснел, но активно замотал головой, прижимая портфель к себе обеими руками. Начальник охраны опять ткнул в портфель и что-то сказал. Комбриг, опустив одну руку с портфелем вниз, второй начал размахивать перед собой, тыча пальцем себе в погон, грозя охране пальцем и лупя себя кулаком в грудь. Закончил он свою речь тем, что снял фуражку и опустил голову вниз, показав всем свою лысину и несколько раз похлопав по ней ладошкой (наверное, сочные шлепки раздавались при этом, жаль, что мы не слышали).

Думается, монолог Комбрига звучал так:

– Да что вы себе позволяете? Я – капитан второго ранга Советского Союза (иногда он так себя называл…), награжден кучей орденов (маленькой кучкой юбилейных медалей…), да я вас сам всех тут построю-подравняю! Чтобы советский офицер-подводник (вообще-то, в прошлом – начальник гауптвахты и командир роты в училище…) мог что-то украсть? Да ни в жисть! Не позорьте мои седины подозрениями! (А зачем Васю арестовал?..) Что вы мне в портфель тычете? Там у меня смена белья и список личного состава, больше ничего нет. Вы не имеете права проводить обыск офицера! Я протестую!!!

И так далее в течение пятнадцати минут.

Однако советскому офицеру было бесполезно спорить с советским ВОХРом. Кончилось тем, что Комбриг все-таки был вынужден вытряхнуть портфель на стол. Отборные дефицитные луковицы остались в сторожке, а Комбриг был выпущен на свободу. Мы к тому времени уже сидели в автобусе.

Все-таки Комбриг был умный человек. Он, конечно, всё понял, ибо первое и единственное, что он сказал, поднявшись в автобус, было:

– И за что вы меня так не любите?..

Кстати, Вася так и не отсидел свои трое суток ареста: Ленинград – город большой, места на гауптвахте не хватило.

Одно неувольнение

Вам когда-нибудь приходилось наблюдать, как мужик справляет малую нужду? Я имею в виду не сам процесс, а чисто теоретически. Обычно, если он, конечно, не левша, мужчина придерживает свои причиндалы правой рукой, дабы лилось туда, куда нужно, а не в сторону – на стенку, на пол или на соседа по гальюну. Хорошо бы при этом не отвлекаться и не задумываться о чем-то постороннем, чтобы не расплескалось случайно.

Командир роты Степа Топорков, по кличке «Комбриг», левшой не был. Поприседав перед писсуаром, он поискал правой рукой в ширинке и, выудив то, что искал, приступил к «отправлению малой естественной надобности», говоря его же словами.

В этот момент дверь в ротное помещение с шумом распахнулась, и в казарму влетел курсант Зайчиков – в робе навыпуск, без гюйса и без пилотки. Его взвод занимался во дворе физподготовкой, и он отпросился «на минутку отлить».

Дневальный, стоявший у тумбочки напротив двери в гальюн, многозначительно посмотрел на Зайчикова и мотнул головой в сторону гальюна, мол, Комбриг там.

Зайчиков понимающе кивнул. «Хорошо, что не спросил во весь голос, где Комбриг, а то нарвался бы», – подумал он. На ходу расстегивая клапан на брюках, Зайчиков влетел в открытую дверь гальюна.

– Здравия желаю, товарищ Комб… – Зайчиков запнулся, но тут же поправился. – Товарищ командир!

Комбриг скосил глаза на курсанта. «Так, – подумал он, – без головного убора – раз, роба не заправлена в брюки – два, гюйса нет – три. Непорядок!»

– Вы пошему в таком виде, товарищ курсант? – строго вопросил Комбриг с сильным белорусским акцентом.

– Так, товарищ командир, – приступив к орошению писсуара, ответил Зайчиков, – у нас физо на лабораторном дворе, меня преподаватель отпустил в гальюн на минуту.

– Это я понымаю, шо физо, нэпонятно, пошему вы в таком виде?

Зайчиков с подозрением покосился на командира роты:

– Так я же говорю… физо… форма одежды… для спорта…

– Если вы вышли из строя физподготовки, то должны привести форму одежды в порядок, и уже потом следовать в нужное место.

«Нужное место – это нужник, что ли?» – подумал Зайчиков.

– Мы же переодевались в спортзале, а бегали на улице, перед казармой, – попытался объяснить он.

Диалог происходил под аккомпанемент двух веселых струек, льющихся из курсанта и командира.

– Не надо оправдываться. Я спрашиваю, пошему вы нарушаете форму одежды, товарищ курсант? – продолжал бубнить Комбриг, тупо глядя на стенку перед собой.

Зайчиков нахмурил лоб и поджал губы, задумавшись. Он никак не мог понять, что же ответить командиру. «Ну что ты распинаешься перед Комбригом, Заяц? – переживал за товарища дневальный. – Давно бы сказал, мол, виноват, исправлюсь. И все!»

– Виноват, товарищ капитан второго ранга! – словно услышав подсказку дневального, ответил Зайчиков.