Артур Самари - Девочка из пустыни Страница 3

Как и следовало ожидать, вскоре меня вызвали в губернскую управу и после недолгого разбирательства уволили за недостойное поведение. Я вернулся в деревню и рассказал Евдокии о случившемся. Девушка горько заплакала и решила, что теперь-то я брошу ее. Тогда я обнял ее, горячо поцеловал и предложил стать моей супругой.

Мы обвенчались в той же деревенской церквушки и уехали в Москву. Я привез ее домой, и, как и следовало ожидать, мои родители приняли ее довольно холодно. Это обидело меня, и мы уехали в Рязань, к моей одинокой тетушке. В Москву же вернулись через десять лет. Спустя много лет я стал понимать, как правы были мой родители, ах, молодость!

Николай Владимирович закончил свою историю любви с печальной улыбкой. Не успел он вытереть полотенцем вспотевший лоб, как Надя спросила:

– А что было дальше? Куда же девалась столь трогательная любовь?

– Ах да, забыл рассказать о самом важном. Несмотря на трудности, первые годы супружества были счастливыми. Я служил в гимназии, а вечерами еще занимался с женой. Хотел сделать ее образованной, культурной, чтоб нас связывала не только любовь, но и дух высокой культуры. Знания давались Евдокии нелегко, потому что в ее душе я не заметил особой тяги к просвещению. И все же она старалась, терпела, чтобы не быть чужой в обществе культурных людей, куда приглашали меня друзья по университету и коллеги по службе. Была еще другая причина: в первые годы мы любили друг друга, и она сносила мои требования по учебе, если даже ей не нравилось. Почти вся моя зарплата уходила на театр, концерты. Еще Евдокия стала посещать уроки танцев, осваивая светский этикет. Тогда она чувствовала себя робкой и во всем слушалась меня. Однако это длилось недолго. Освоив городскую жизнь, то есть внешнюю сторону культуры: модно одеваться, правильно вести себя за столом, танцевать и так далее, она перестала расширять свой кругозор. Я пытался убедить жену, что она сделала лишь первые шаги. Суть высокой культуры лежит глубже, в ее духовности. В ответ жена заявляла, что этого ей достаточно, чтобы выглядеть культурной женщиной среди умных людей. С горячностью я стал убеждать, что культура – это не показное приличье, а, прежде всего, то, что возвышает душу человека. Привел еще довод: «Поверь, милая, в обществе культурных людей ты все равно будешь выглядеть отсталой, стоит тебе принять участие в беседе. Твои поверхностные суждения сразу бросятся в глаза. И никакие модные платья и утонченные манеры не спасут». Но, увы! Никакие слова не помогли. К тому времени Евдокия считала себя достаточно культурной, и мои разговоры ее лишь раздражали. Она перестала читать серьезные произведения. Я не сумел сделать ее своим единомышленником, близким другом, я не сумел сблизить к себе, к своему уровню культуры. И пока между нами была любовь, она как-то сглаживала эту разницу в культуре. Но именно это различье с каждым годом отчуждало нас. И именно это стало убивать нашу любовь. С тех пор наша семейная жизнь стала скучной: нам не о чем было беседовать, кроме обыденных тем о быте. А затем возникли и ссоры. С годами мы стали чужими. Впрочем, Евдокия так не считает. Наша жизнь ей кажется вполне успешной.

Излив свою душу, Николай Владимирович легко вздохнул.

– Я вам сочувствую, – поддержать его Семен. – Вы считаете свою личную жизнь неудачной?

– Что поделаешь, жизнь уже близка к исходу, уже поздно что-либо менять. Лишь об одном жалею: не послушался совета родителей. Тогда я был молод, самоуверен, и казалось, что наша любовь будет вечной, а я смогу сделать Евдокию близким мне по духу человеком, то есть интеллигентом.

– Мы понимаем вас, – утешала его Надя.

Поезд остановился

Наступил вечер. Поезд все мчался. Красное, раскаленное солнце повисло у самого горизонта, над желтыми песками. Перед взором русских пассажиров возникла фантастическая картина. Такое они еще не видели и припали к окнам купе.

И в эти часы поезд встал среди барханов. Людей это не удивило, ведь в пути таких остановок было немало, все-таки техника состарилась. Прошло минут двадцать, и среди пассажиров началось недовольство. Вагон, где ехал Семен, обслуживал пожилой русский мужчина. Грузная фигура проводника в синей рубашке изредка мелькала в открытой двери купе. Чаще его видели в его комнатке в мокрой майке: он любил пить горячий чай, обливаясь потом. И всем пассажирам, проходящим мимо, он разъяснял, что этот напиток – лучшее средство от жары. Вот и сейчас он советовал им чай, когда собрались три возмущенных пассажира из-за задержки поезда. Семен был среди них. Опытный проводник знал, что нужно говорить в таких случаях:

– Граждане, спокойно! Если стоим, значит, есть на то причина. Вы думаете, самим машинистам приятно торчать в этом пекле? Сейчас все выясню и доложу вам, – и проводник, надев синюю рубашку, покинул свою тесную комнатку.

– Мы же тут сжаримся! – раздался в коридоре нервный женский голос, и все согласно закивали.

Прошло минут пять. Проводник вернулся и тяжелыми шагами взобрался в вагон. Тем, кто еще стоял в коридоре, он громко объявил: поезд стоит из-за поломки. Поломка серьезная, и ремонт затянется на час.

Затем он добавил:

– Граждане, пока можете выйти наружу и подышать воздухом. Только прошу, от поезда далеко не уходить.

– Куда уходить, в пустыню, что ли? – донесся шутливый голос одного из студентов в круглых очках, и пробежал смешок.

Проводник улыбнулся и сделал еще одно объявление:

– Граждане, в тамбуре двери открыты только с правой стороны. И еще, не оставляйте вещи без присмотра. И тут бывают воры.

Люди стали расходиться. Сам проводник ушел в соседний вагон, к своим коллегам: там было веселее.

Многие спустились вниз. Хотелось размять застывшие ноги.

– Николай Владимирович, мы хотим прогуляться, не желаете с нами? – тихо сказал Семен, боясь разбудить Евдокию Матвеевну, которая спала на нижней койке.

– Я вас догоню, – зашептал он.

Леночка и Семен надели свои цветные самаркандские тюбетейки. Надя – соломенную шляпу и взяла собой книгу.

Когда они ступили на землю, ноги казались вялыми, плохо слушались, да еще мягкий песок. Из других вагонов тоже вышли люди. И все сразу замирали на месте и с трепетом смотрели на барханы, чудо природы. Оттуда веяло горячим дыханием, словно пустыня живая. Бескрайние пески таили в себе смертельную опасность. «Будет что рассказать дома», – говорили себе приезжие. Местные же пассажиры в халатах и темных папахах глядели на пустыню с равнодушием, усевшись на песке вдоль вагонов. Пустыня для них не экзотика, а вот поезд – это чудо. Они все недоумевали, как такая железная махина, да еще забитая народом, движется без божьей помощи. Среди пассажиров была и местная молодежь, которая ехала в Москву на учебу и уже одевалась по-европейски: широкие брюки, светлые рубашки и тюбетейки. Эти скромные ребята с любопытством наблюдали за русскими студентами, которые играли футбол. У будущих историков закончилась в Бухаре практика, и теперь они ехали домой. Их было шестеро, они с шумом носились по песку, догоняя друг друга. Услышав веселые голоса, изумленные азиаты высунули головы из окошек. Одни улыбались их ребячеству, а пожилые хмурились из-за легкомысленности русской молодежи.

Когда Николай Владимирович спустился с вагона, то глянул по сторонам и заметил семью Розенталь. Те шли к началу поезда. Чтобы догнать их, Николай Владимирович ускорил шаги. Супруги же вели себя словно на прогулке: легкую обувь они несли в руках, и босые белые пятки обжигал раскаленный песок. Их спутник по купе тоже снял штиблеты.

– Я слышал, что горячий песок полезен, особенно при ревматизме, – сказал Николай Владимирович.

– Об этом я тоже читала, – согласилась Надя, – да и просто приятно ходить, хотя слегка жжет.

– Будьте осторожны и смотрите себе под ноги, – предостерег Семен. – В пустыне водятся каракурты. Это маленькие черные пауки, их укус смертелен.

Николай Владимирович прошел метров десять и надел обувь. А супруги Розенталь решили устроить испытание своей смелости. Молодым было приятно чувствовать себя героями – это же романтично. Они дошли до локомотива, где два машиниста что-то ремонтировали под колесами поезда. Пройдя еще немного, они остановились. Впереди – бескрайние желтые пески и темно-голубое небо. И больше ничего. Без сомнения, пустыня красива, но она все-таки пугает своей жарой и безжизненностью. Окажись в ее пасти без воды – тебя ждет мучительная смерть.

– Вроде красиво, но не дай бог заблудиться здесь, – произнесла Надя.

– Это будет ужасная смерть, – согласился Николай Владимирович, но Семен не был склонен драматизировать ситуацию.

– И все же здесь живут пастухи – значит, можно выжить.

– При определенных условиях можно выжить, но не всегда, – возразила жена и привела факты из истории Средней Азии. – Более двух тысяч лет назад местный пастух Ширак заманил в эту пустыню войска могущественного персидского царя Дария, и, как гласит легенда, они все погибли здесь. Так что пустыня весьма коварна.