Аука - Бесполезная книга, или Сказки о просветлении для просветленных Страница 3

И началась кутерьма…

Дуракам так понравилось советы получать и раздавать, что они скоро о Волшебнике и вовсе забыли. А тому только того и надо. Он дал дуракам совет – собирать советы в книги и издавать их на пользу другим людям. Дураки и рады стараться. Скоро появились книги с советами на все случаи жизни. Книги—то эти бесполезные, на самом деле. Совет любой он ведь лишь один раз может пригодиться, а потом, если конечно есть у тебя голова на плечах, ты уже и без совета обойдешься. Но это умному человеку так.

Вроде с виду Жизнь наладилась. Волшебник с удовольствием отдался приятному делу, а по миру советы гулять начали и непотребное творить. Совет, он ведь с виду всегда умным и полезным кажется. А на деле бывает, что иной совет и беду принесет. А советчик, вроде, как и не при чем, его дело маленькое— он дал совет… и в сторонку.

Увидел это Волшебник и сделал в воздухе странный жест рукой. А это, доложу я Вам, страшное дело, когда волшебники в воздухе руками машут. Но дело сделано, и с тех пор…

Давая советы, будь осторожен. Не пришлось бы самому за свой совет ответ держать. А ты думал, что дуракам закон не писан?

Другая сказка

Сказку бы…

Записать, не подумайте ничего плохого.

Записать бы сказку. Да такую, чтобы брала за душу и за прочие укромные уголки. Брала и аккуратно так приподнимала, а потом внезапно роняла. И чтобы не было у той сказки ни дна, ни покрышки – уронила, а не понять, падаешь ты или просто ветер сказочный в ушах завывает? К слову сказать, сказочный ветер ничем от несказочного ветра не отличается. Вдруг Вы об этом не знали? И если в сказке какой-нибудь герой начинает с ветром общаться, то это не потому, что ветер особенный какой-то. Всё дело в герое. Не с кем тому больше поговорить, вот с ветром и разговаривает разговоры. Ветер – отличный собеседник— и выслушает, и ненужные слова «по ветру унесет».

Со сказочными героями нужно ухо востро держать. Как это «востро»? А это значит, что время от времени нужно проверять состояние своих ушей – не повисло ли там чего или не заросли ли они ненароком. Проверять таким уверенным движением руки – словно завострять.

Оказаться на месте сказочного героя— упаси Бог. С одной стороны, конечно, в финале будет тебе по заслугам. А с другой, заслуги эти заслужить надо, рискуя, надрываясь и не жалея. Иначе сказки не получится. Сколько их, сказок, пропали зазря из-за непутевых сказочных героев? И не сосчитать.

Сказочники тоже виноваты. Не без этого. Но со сказочника спрос невелик. Маленький такой спрос – под стол пешком забегает, вприпрыжку возвращается. Сказочник, он ведь старается ради словца красного, чтобы сказка, словно речка, текла ровненько да ладненько.

Сказку бы…

Да только сколько ни морщи лоб, ни заламывай суставы, а коль сказка сама тебя не выбрала, не будет толку. Или какого заморыша на свет произведешь, или затоскуешь от собственной никчемности. А посему, если сказка не идет, то займи себя, чем—нибудь другим. Сколько этого другого вокруг!

Первая сказка перед…

Три правила как не угодить в сказку:

Никогда не здоровайся и не разговаривай с воронами.

Не начинай первым разговор с незнакомцем в знакомом месте.

Не трогай за ручку двери, если не знаешь, что за ней.

Гулять по зимнему городу без плана. И без цели. И без оглядки на планы и цели других. Топаешь себе куда глаза глядят, а то и спиной вперед немного пройдешься, или боком. Кому какое дело до того, как, куда и зачем шагает человек? Ни—ко—му! И создается впечатление (как выясняется потом – обманчивое), что ты хозяин своей прогулке и идешь, куда тебе заблагорассудится. Но на самом деле за тебя все уже решено, и твой маршрут не просто неслучаен, но случаен до мелочей.

Только вышел из парка, а навстречу мужик. Тащит мешок с чем—то явно белым и очевидно тяжелым. Старательно так тащит, всем видом показывая, что нелегка поклажа.

И боком, боком ко мне поворачивается, как бы приглашая прочитать надпись на мешке: «Пуд соли». Надо же! Я и не удержался:

– Неужели и правда пуд?

– Никифор я, – признался мужик. – А это, – он кивнул на мешок, – мешок! В нем – соль!

– Дык, – неожиданно для себя промямлил я и оглушительно чихнул. И когда открыл глаза, то мужика Никифора не обнаружил. И мешок куда—то исчез, вместе с солью. Насчет пуда я уже и сам сомневаться начал.

Мне бы забеспокоиться. Но нет, приободрился, шагаю себе дальше, насвистываю вальс «Под небом Парижа». Первую часть насвистел, даже связку просвистеть смог, а вот там, где Ив Монтан лихо так меняет мелодию, застопорился. Начал еще раз. Без запинки добрался до трудного места – не помню! Что за чертовщина? И решил сократить дорогу и свернуть к стайке елок, что росли неподалеку от автобусной остановки. Автобусы давно перевелись, проиграв неравный бой нахальным и неудобным маршруткам, но буква «А», примостившаяся на желтой жестянке, вежливо указывала на то, что, в принципе, автобус здесь возможен.

Снег в городе появился незаметно. Сначала выпал дружно, хоть и едва прикрыв землю, а потом шел робко и непостоянно, в основном по ночам или в разгар трудового дня. И в результате оказалось, что снег есть. Не сугробы по колено, конечно, но вполне нормальное снежное покрытие, на котором можно оставлять следы или поскальзываться.

Под елкой снега намело чуть больше, и из небольшого сугроба торчала воронья голова. Было такое ощущение, что ворона сначала зарылась в снег целиком, подождала, пока нападает еще снега, чтобы скрылись следы её деятельности, а потом осторожно пробурила своим клювом дырку ровно такую, чтобы можно было высунуть клюв и осмотреть окрестности.

– Привет, – брякнул я вороньему клюву в сугробе.

– Угррру, – раздалось мне в ответ, и вслед за клювом показался пытливый глаз. Глаз меня осмотрел, потом исчез, показался другой глаз, и после этого из сугроба появилась целая ворона. Она не сломала свою нору!!! Но как? Ворона по-воробьиному запрыгала по снегу с очень озабоченным выражением (как это у ворон называется? Лицо – у человека. Морда – у зверей! А у птиц?) …в общем головы. Создавалось впечатление, что она считает свои прыжки. – Ааааааацать! – проорала ворона и завернула за елку. Я послушно поплелся следом (спрашивается – заааачем?). В окружении елок стояла скамейка, а на ней сидел и курил Дед Мороз.

Считается, что все деды морозы – ряженые. Одеваются люди мужского пола (а часто и женского) в странный костюм, начинают говорить зычным голосом, но все при этом уверены, что никакого Деда Мороза нет. Маскарад такой. Конечно, все – правы. Но это ничего не отменяет. Ведь если человек напялил на себя подобие тулупа, нацепил на лицо что—то напоминающее бороду с усами, пристроил на макушку шапку, ноги поместил в валенки, взял в одну руку посох, а в другую мешок, то он автоматически становится Дедом Морозом. Магия такая, не зря она уже столько лет повторяется с неизменным успехом.

– Присаживайся. – Дед кивнул на скамейку рядом с собой. От его кивка снег со скамейки как сдуло, хотя ни ветерка. – Курить будешь? – Я отрицательно помахал головой. – Вот и я не буду, – нелогично заявил Мороз, жадно затянулся и похлопал в ладоши. Сигарета вместе с дымом куда—то исчезли, только две варежки трогательно болтались на резинках.

– Значит, ты – Сказочник, – утвердительно и зычно произнес Дед и с какой—то особенной теплотой осмотрел меня. У меня мурашки побежали, такие росленькие, с воробья каждая. И я не нашелся, что возразить. Впрочем, ответа от меня никто и не ждал. – Хорошая, хорошая, – ласково пророкотал Мороз и потрепал по голове ворону, которая сновала у него под ногами, потираясь о валенки, как странная кошка. Рука у Деда была внушительная и нежная трепка изрядно помяла птицу. Та по-собачьи, начиная с головы, отряхнулась и проорала неоригинальное «Каааарррррр». – Сказочник! – продолжил Мороз и задумался. И тут я заметил, что вокруг нас полно разных птиц, несколько собак мнутся неподалеку, а из глубины елки смотрят два огромных зеленых глаза. – Так вот я и говорю, – монолог Деда был явно продолжением какого—то разговора, начатого до моего появления. – Открывай дверь в сказку. Кому как не тебе! А там уж как повелось… – Дед Мороз с улыбкой огладил неизвестно когда успевшей переодеться в варежку рукой свою роскошную бороду и кивнул в сторону.

Выражение «кивнуть в сторону» может указывать как минимум на восемь различных направлений. Вперед, назад, направо, налево, вверх, вниз и вбок два раза. Мне хватило одного. Передо мной была Дверь. Нет не так – ДВЕРЬ!!! Массивная, старая, повидавшая многое, потемневшая от впечатлений и монументальная от мудрости. У ДВЕРИ была Ручка. Тоже деревянная, но какая—то беспокойная. Ручка постоянно оглядывалась на меня и суетливо приглашала за неё взяться. И что мне оставалось? Лишь успела угасающей искоркой мелькнуть мысль: «А куда открывать ДВЕРЬ? Тянуть или толкать?». Но как только я коснулся Ручки, ДВЕРЬ заскрипела и открылась сама…