Алексей Камратов - Любовь моя – Россия! Стихи и песни Страница 3

Весна на болоте

Взлетают облака под облака,берёзовая дымка пригорбилась.Болотная страда не так плоха,когда сдаётся разуму на милость.Разбуженная рёвом тягачей,вдыхая зыбкой грудью запах дыма,из зимних выбирается ночейТайга, как на свидание с любимым.Навстречу ей – весёлый и хмельной,похрустывая ломким талым настом,прёт экскаватор – труженик стальной,ковшом весну и солнце заграбастав.А кто же тот смутьян и чародей,кто горизонт ломает взлётом вышек?Он – самый-самый добрый из людей,он рисовать портрет России вышел.

Материнский взгляд

Опять весна звенит капелью —стучит под окнами морзянкойи красит пегой акварельюсугробов рваные портянки.и от тоски прилипла к телудуша – желанная девица…Но за «бугор» не улетелаеё любовь – моя жар-птица.А потому что в доме, рядомживёт она (куда ей деться?) —икона с материнским взглядом,что Родиной зовётся с детства.

Малков переулок

За витриной матовойповар – курощуп.В переулке Малковом*комнату ищу.А толпа колышется:«Здесь жильё сдают?»С мизерных до высших цен —прописка и уют.– Здравствуй, старушенция!Сдашь ли уголок?Я – не граф из Швеции,мне тепла бы впрок.Что? Пятнадцать новеньких?Не хватил бы тик.Я не принят Нобелемв кооператив.Не рисую денежекс цифрами и без.Ты на что надеешься?Я – студент. Не Крез.Трёшку сбавь, скаредина,нет на те креста.Буду служкой преданнымдаже в дни поста.Вишь, какой я – тощенький,одинок, как перст.Не боись за доченьку,мне – не до невест —сопромат и физика,по утрам – рассол…Профессура – извергивысосали всё.Тут ли до хорошего,не до толстых баб.Звать меня Митрошею.Ты уж трёшку сбавь.Порядили, сладили,значит, поживём.Оба не в накладе мы —каждому своё.Дел хороших мало ли,я всегда им рад.Переулком Малковымвышел в Ленинград.Прим.*Малков переулок – тусовочное место съёма жилья

Тенерифе Январь

(Зарисовка.)За окном океан барракудит,бьёт волной по душевной шкале.Острова – материнские грудиприласкали меня на Земле.Тенерифе – подобие раявдалеке от житейских забот,человеческим чувством играявскрыл вулкан – сгусток «адских» пород:Красоту и Любовь, и Причастье,по-испански Фламенко и Страсть….Я сегодня успешен и счастлив,над природой почувствовав власть.Мне с балкона, чьи крылья напротив,Шлёт привет друг-художник Илья.Не пророк. Он в полотна, как дротик,кисть вонзает, легенды творя.Русский мастер, художник от Бога,он для мира не стар и не нов.Тенерифе – земная берлогадля людей, как Илья Глазунов.Много звёзд мировых отсиялоздесь, где месяц тормашками вниз.Кто-то яро, а кто-то усталоправду шил из монашеских риз,целовался с чужим капиталом,рвал судьбы драгоценную нить…

В поле русском – заснеженном, таломшла зима теплоту хоронить.

Другу

Если в сердце бойи во взгляде – Да!Я пойду с тобойдаже в «никуда» —в неземную даль,где не жгут мосты…Только, слово дай:«Я – навеки Ты».Февральские зарисовкиВ феврале весной запахло —вьюги выпали в запой.На работе (как без пахот?) —кризис, тягостный застой.Надоело куролеситьпо московским кабакам.Убегаю в чьи-то веси,попадаю там в капкан.Но влюбляться и женитьсяне могу. Ну, хоть убей.Правда, хочется с девицейпоболтать про журавлей,что с испугу улетелив зарубежные края,где, тихонько «голубея»,гонорарчики кроят.Там веселые «пингвины»первой гангстерской волныкормят с рук чужих дельфинови в своих делах вольны:увлеченные заботойпервой леди и тусой,заграничные заборымажут пакостью пустойпро Багамы и Канары…Что им русская зима!Их не мучают кошмары.Русь кошмарится сама.Февралем она глубОко,а, быть может, глубокО,в снег зарылась одинокопод шампань «Вдова Клико».С ресторанною цыганкойтоже душу отведу.Ночь и я. Метро «Таганка».И февраль – весь на виду.Природа(размышлизмы)Природа, по сути, мила и нежнаи ласкова, словно мама,даёт иногда нам такого рожна,что не покажется мало.Природа не любит забегов людскихна вездеходах по тундре,но не замедлит пустить росткипод дождь в обезвоженном грунте.Природу похабят, ломают и жгут,но та, возрождаясь из пепла,сплетает контрасты в целительный жгути вяжет им Жизнь, чтобы крепла.

Я пришёл из тайги

 Я пришёл из тайги-с бородой, неуклюжий…Я хотел быть таким —грубоватым и нужным.И, достав талисман, —ключ с двойною бородкой,С сердцем крикнул: «Сезам!»,но открыл двери робко.Сделав в детство шаги,испугался услышать:– Ты опять нашалил.Ах, несносный мальчишка!Но вокруг – тишина.Тишине не поверил.Жизнь давно решена.Здесь я вышел за двери,в мир дремучий и злой,яркий, светлый и новый…В моде был Виктор Цойи не в моде был Нобель.Заблудилась странав словоблудном разврате.Я от злости стонал —наш Союз невозвратен.Тонкостенный баракпропечатанный гнусомплакал ночью, а так:пили днём жизни уксуси глотали смолумолча гибнущих кедров…Вахту сдал и – к столу :пили влёт и без нервов:день за днём – за кубы,за партийную касту…Сердце я загубил,но душой кувыркался —в перестройку взахлёбначал пить. Думал – «клёво».То, что стало – я «грёб»,заодно – Горбачёва.Лес загнил на корню,обнищала зарплата,в зубы смотрим коню,а он – конь-то —горбатый!..Далеко нас завёз,продал всех на помойкеза немецкий овёси за доллар в ковбойке,окровавил Чечнёй,расстрелял в «Белом доме»…Я порою ночнойвижу Русь в страшной коме:смерть, кошмар, воровство,беспредел, рэкетиры,душ крикливых родствов коммунальной квартире.Развалился Союз.Стали жить побогаче?..Я другого боюсь —кто ещё «нагорбачит»?Я пришёл из тайги,мне их Запад – «до фени».Кто отдаст мне долги,

где тот умненький гений?Кто Россию в намётпо истории пустит?Русский – это не мёд.

.

Барыкину Василию Григорьевичу

В память моему учителю литературы

«Сколько лет перепорошено,Сколько вытаяло зим!» —В тихой улочке заброшеннойПлакал старый клавесин.Мне, случайному прохожему,Отболевшему сполна,В ноги бросила валёжинуМузыкальная волна.Пробежала палисадникомЗвуков трепетная дробь.Я стоял вихрастым всадником,Слыша детское: «Не робь!».Ближе, ближе: домик, ставенки,Их резные кружева.Клавесин – учитель старенькийЗа меня переживал.Тяжесть лет кладу под окнами,Исповедую вину.А сирень кистями мокрымиМне прикрыла сединуВдруг – обрыв… И ставня хлопнула,Тротуар укутав в мглу.Тут я понял, место лобноеЗдесь – в сиреневом углу.

Дела таёжные, дела мужские

По тайге полсезона прошастали.Перекур на два дня – Новый год!Даже Дымкина морда ушастаядалека от собачьих невзгод —любопытствует шумно и радостно,поднимая всеобщий настрой.Дед Мороз, ну, конечно, под «градусом»,разливает кедровый настой.База дышит ухой и пельменями,надоела «резина» консерв,а приправой к ухе из Тюмении«Звёзды» падшие дарят концерт.Под Луной и балки, и вагончики(по реестру их семь единиц)прилепились на северном кончикекрая нефти, болот и лисиц.Двадцать сейсмиков, зри – соплеменников,отдаются домашним делам,растрепав кучу «тёщиных» вениковпо мужским задубевшим телам.Ночь надвинулась пасмурным паводком,загустела на Лысой горе.А механик с каким то там патрубкомвсё возился… и свет не горел.Ерунда, к темноте мы привычныене суём в службу соцбыта нос.Под гитару расскажем про личноеи по теме обсудим вопрос:почему не торчим в Подмосковиии свой Сочи не строим в уме?Потому что у тётки Прасковьисемь по лавкам и двое – в тюрьме.Их кормить и воспитывать надобно —раззудись у Сибири плечо.Эй, правители, севшие надолго,не спешите в Сибирь – горячо.Питер сыт, «скобарей»* поубавилось,на Москву им «с прибором не класть»знает Запад, Россия «обабилась»,но Сибирь у неё не украсть.Не таёжная тема, не сельская… —дать народу от Счастья ключи.Так гуляйте же люди «рассейския»!Вон, и свет вам «электрик» включил.Прим. Скобари* – простой народ, лохи, псковские мужики по-питерски.

Далёкий подъезд