Галия Мавлютова - Моя еврейская бабушка (сборник) Страница 3

Много детских судеб прошло через мои руки и сердце в те годы, и каждому я старалась помочь, безжалостно расходуя собственные силы, время и здоровье. Судьба любого подростка становилась моей собственной болью, и я без всяких раздумий растрачивала себя, чтобы помочь обрести равновесие случайно оступившемуся ребенку. Случалось много казусов и курьезов, без которых никак было не обойтись в работе, тем более с детьми!

Однажды в мое дежурство постовые милиционеры доставили в детскую комнату правонарушителя. Правонарушение было довольно странным: подросток в Гостином дворе в отделе игрушек раздевал кукол. Никогда я не слышала о подобном правонарушении – ни до этого случая, ни после.

Что это: кража, хулиганство – или то и другое вместе? Я с любопытством разглядывала безумно красивого мальчика лет двенадцати и молчала, не зная, что сказать. Ни на хулигана, ни на вора мальчик не похож, скорее – на дорогую и редкую игрушку. После долгой беседы с ним мне стало ясно, что мальчишка не вор, и не хулиган. Правонарушение имело неясную природу своего происхождения. Картина не прояснилась и после того, как явился отец мальчика, оплывший и грузный прапорщик. Физиономия у него была круглая, румяная, вызывающе лупеточная, такая могла принадлежать только женщине. Глядя на грузную фигуру прапорщика, можно было представить его пышной и румяной бабой, бойкой и вздорной…

Почувствовав во мне заинтересованную сторону, посетитель стал изливать свою боль плачущим голосом.

– С малых лет любит переодеваться в девчоночьи платья. Таскает у двоюродной сестры, тайком переодевается, и никакими силами не снять с него платье.

– Когда это случилось в первый раз? – осторожно поинтересовалась я.

Мне казалось, что я касаюсь тонкой материи чувств, случайно вмешиваясь в недоработку самой природы. Почти что трогаю руками тайны мирозданья! Ничего не поделаешь, даже Всевышний имеет право на ошибку.

– В два года! – воскликнул прапорщик и всплеснул при этом руками. Получилось совсем по-бабьи…

– А сколько раз он надевал платья? – Я по-прежнему была осмотрительна.

– Да так все время и напяливает! – Прапорщик обреченно махнул рукой и облокотился на мой стол.

Мы с грустью посмотрели на мальчика. Женя, так звали красавчика, смотрел в окно, и желания разговаривать с нами у него не наблюдалось.

– И что нам делать? – обратилась я к несчастному папаше. – Продавцы Гостиного двора жаждут крови. Им ответ надо давать. Ну, в смысле, что я предприняла по отношению к вашему сыну, какие меры воспитательного воздействия… – терпеливо объясняла я.

– Да какие там меры, он же – ошибка природы, – вздохнул отец. – Может, убить его?

– Убивать не надо! – испугалась я. – Мы его перевоспитаем. С вашей помощью, конечно. И ваш сын нам поможет. Женя, ты согласен перевоспитываться?

Паренек злобно взглянул на меня, и от его взгляда меня передернуло. Слишком взрослый взгляд оказался у этого красивца. Я помрачнела и, собрав волю в кулак, произнесла «железным» голосом:

– Женя, если ты не согласишься на мое предложение, мне придется оформить твое правонарушение, как кражу. И до конца своих дней ты останешься вором. Судьба твоя пойдет наперекосяк. Согласен?

– Нет! – словно передразнивая меня, произнес «железным» голосом Женя.

– Значит, будем перевоспитываться! – обрадовалась я. – Будешь приходить ко мне на беседы раз в месяц. Или я сама тебя буду вызывать. Одного, без родителей. Согласен?

– Согласен. – Тяжелый вздох.

Я проводила их до дверей, мысленно желая мальчику и его отцу обрести равновесие в этом шатающемся мире. А затем в суете милицейских будней забыла про паренька со странными привычками.

Прошло два года. Как-то меня вызвали по рации в дежурную часть, нарушив мои личные планы, я только собралась улизнуть с работы пораньше. Не вышло! Мысленно чертыхнувшись, я помчалась в дежурку. Еще у двери меня оглушил хохот: смеялись все, постовые, дежурные и даже их помощники.

– Что у вас здесь? – разгневалась я. – Цирк приехал?

– Какой цирк, Сергеевна, тут нам подростка доставили.

– И что, в первый раз подростка видите?

Больше всего на свете мне хотелось домой. Разбираться в происходящем не было никакого желания.

– Да нет, не в первый, – Дежурный наконец прервал хохот. – Этот дикий какой-то. Он в баню подглядывал.

– И что? От женской бани их доставляют ежесуточно, а мне потом всех на учет ставить. Что тут смешного?

– Да он в мужскую баню подглядывал!

– Не может быть… – прошептала я, догадавшись, с кем опять меня свела судьба.

Весной и осенью детские инспекторы стонут от лавины подростков, подсматривающих в женские бани. Эти ранние пташки облепляют запотевшие окна питерских женских бань и торчат часами, разглядывая в расплывающемся тумане обнаженные женские тела. Но на сей раз случилось что-то из ряда вон выходящее. Не бывало такого случая, чтобы подросток подглядывал в мужскую баню! Да и что там может быть интересного?

Я прошла вглубь дежурной части и увидела съежившегося от страха Женю. Он подрос, вытянулся в длину и стал еще красивее, чем был два года назад. После знаменательного инцидента в Гостином дворе в течение года я проводила с ним душеспасительные беседы, а затем решив, что с мальчиком ничего подобного больше случиться не может, с профилактического учета его сняла. Почти что медаль вручила.

– Женя, ты зачем подглядывал в мужскую баню?

Дурацкий вопрос, тем более, что ответ я знала.

И снова начались душеспасительные разговоры. День за днем целых два года я наставляла на путь истинный малолетнего любителя голых мужских тел. Я потратила на него уйму времени, эмоций, нервов. Особенно я не щадила времени – тратила часы, дни, недели… Мне было жаль красивого мальчика. Красота у него была редкая, невиданная и в природе не часто встречающаяся. Дивные ресницы, густые, как опахала. Поражал взгляд синих бездонных глаз, которые напоминали море перед бурей, когда все еще тихо, но уже где-то в глубине зарождается шторм, и уже ощутимо дыхание тревоги.

Все в пареньке было красивым и изящным: губы правильной формы, в меру алые, трепетные, нежный румянец на щеках – кожа тонкая и просвечивает, будто кровь, пульсирующая внутри Жени сияет изнутри фосфоресцирующим светом, освещая его лицо, томное и надменное.

Сейчас я понимаю, что мой подопечный уже тогда осознавал свою красоту, и от этого осознания презирал все человечество в целом. В том числе и меня! Меня, кстати, он презирал больше всех. В конце концов, он надоел мне хуже горькой редьки. Его красота раздражала меня. Его презрение забавляло.

– Короче, Женя, если тебя доставят еще раз от бани, – сказала я однажды своим знаменитым металлическим голосом, – жди от меня гадости. Не прощу! Тебе нравится, что над тобой смеются одноклассники? Нет, тебе это не нравится. Поэтому, если хотя бы еще раз ты переоденешься в девчоночье платье, или будешь торчать у мужской бани, я опозорю тебя на всю округу. Давай заключим сделку: ты выполняешь мои условия, а я, в свою очередь, оберегаю твою неприкосновенность. От родителей, от одноклассников, и от всех остальных, разумеется!

Я попыталась убедить Женю, что его красота не принадлежит ему лично. Этот редкий дар природы он обязан передать его по наследству своему сыну. Мне казалось, именно этот довод возымел свое воспитательное воздействие на красивого мальчика. Он выполнил все мои условия, и я сняла Женю с учета, как водится у идеалистов, снова «с исправлением!». И я снова потеряла его из виду.

Прошло еще несколько лет, заканчивались бурные восьмидесятые годы, приближались лихие девяностые. В стране кипела перестроечная работа! Уже появились в продаже первые порнографические журналы, в видеосалонах крутили эротические фильмы. Словно кто-то запустил пробный шар: скушает ли советское население лакомый кусок сладкой отравы и проглотит или осудит искусителей нравственности. «Все еще только начиналось» – как любит сообщать нам с телеэкрана одна не очень талантливая певица.

Однажды я мчалась по летнему и душному городу по каким-то срочным делам. Муторно находиться летом в городе, все время хочется срочно отбыть на природу, чтобы понежиться на солнышке, повялить на траве косточки. Мимо меня прошли двое. Я встрепенулась и убавила шаг. Оглянулась. А могла бы спокойно пройти мимо!

Да, это был мой недоперевоспитанный красавчик. Боже, каким она стал красивым! Его красота ослепляла. Самые известные внешности мира не могут сравниться со столь редкой красотой. Ален Делон, Жан Марэ, Жерар Филипп… куда им всем до моего бывшего подопечного!

Женя и его спутник тоже оглянулись и тупо уставились на меня. Очевидно, Женя посвятил своего друга в тайны своей прошлой жизни. Это был мужчина лет тридцати, невысокого роста, надменный и красивый, но не той редкой красотой, что у Жени, а несколько по-иному. Так бывают красивы многие надменные мужчины, презирающие всем своим нутром женскую половину человечества – да и все человечество в целом.