Владимир Кучин - Анекдоты, рассказы, повести Страница 3

– Я неправильно выразилась – ваш водитель Дугин ставил автобус на стоянку, а я дала ему письмо с печатью выставки, что автобус на стоянке стоял два дня.

– И что дальше?

– А ваш Дугин впечатал слово двадцать на принтере, и получилось, что автобус был на стоянке двадцать два дня.

– Дугин, на принтере? Фантастика. Но есть же чеки, или талоны, приходники, что вы обычно выдаете?

– Вот именно, Дугин отчитался приходниками за все двадцать два дня.

– Где же он их взял?

– Вот этого не знаю, но он еще и приходники исправил – и теперь они стали не на сорок, а на сто сорок рублей.

– Опять впечатал на принтере?

– Нет, рукой вписал. И вот теперь меня местное УБЭП зовет для дачи показаний. Будто я с Дугиным в доле, представляете. За восемь лет работы со мной такое первый раз. Олег Николаевич, найдите Дугина, попросите его вернуть мне письмо и фальшивые квитанции, я вас умоляю. Олег Николаевич, вы сходите?

– Хорошо я схожу, и попрошу, а там уж как Дугин решит.

После обеда я пошел в институтский транспортный цех искать Дугина. Сделать это было просто – Дугин, ветеран баранки лет шестидесяти, сидел в конторе и смотрел телевизор. Он увидел меня и сразу громко поприветствовал:

– А, мафия пришла, привет! Давненько, Олег, ты к нам не захаживал. Вот так я и знал, что тебя пришлют по мою душу. Ну, Олежек, рассказывай.

Термин «мафия» Валерий Петрович Дугин, водитель нашего директора, или просто Петрович, употреблял ко всем начальникам из институтского высотника – инженерного корпуса.

– А чего рассказывать, Петрович, я вижу, ты все знаешь. Чего с Эльвирой Рахматуллиной делать?

– А чего мне с ней делать? Чего с Эльвирами обычно делают, то и делать.

– Петрович, я серьезно.

– И я серьезно. Вот ты думаешь, меня кто-нибудь кроме тебя потревожил, слово мне сказал?

– Наверное.

– Дурак ты, Олег, даром что мафия, и уши у тебя холодные. Да никто мне ничего не говорил. Тогда откуда же уфимский следак все о нас знает?

– И откуда?

– Я, Олег, думаю, дело было так. Он записал номера всех иномарок с других регионов на стоянке во время выставки и обзвонил эти города, нашел друзей, и так вышел на нас.

– Телевизор на тебя, Петрович, хреново действует! Что вот так всех и обзвонил, прямо как в бандитском Петербурге?

– Круче, Олежка, много круче. Обзвонил, значит, уфимец друзей, вышел на нас, и попросил местного следака порыться в моих уфимских отчетах. Наш следак дал задание своему институтскому стукачку и тот сразу все нашел. А после этого уже предъявили все Эльвире с выставки.

– А зачем так сложно?

– Ну, это уж я не знаю, скорее всего, дела амурные там в Уфе. Так мне опыт подсказывает.

– А тебя вообще ничего не спрашивали?

– Что, Олежка, меня спрашивать. Ну, спросят. Ну, скажу я им, что отдал их коллегам на дороге за сорок два года работы почти столько же, сколько сам заработал. Помнишь, нас тормознули у Волжска на знаке «40»? А шиномонтаж в Уфе, на въезде я полосой ошибся, тогда ты спал, ходил в будку. А машинка у меня приметная, дорогая машинка, все эти расходы мне как покрывать? Так что иди, Олег, и не расстраивайся, не мафии это ума дело. Как-нибудь, они в Уфе сами разберутся. Не так, так эдак.

– Петрович, а ты откуда все знаешь про уфимского следака, по свои отчеты, про местных? Секрет?

Петрович ухмыльнулся и закончил разговор:

– Иди уже, Олежек, не мешай телевизор смотреть, мне еще вечером директора возить. Не забудь в высотнике мафии привет передать от Петровича.

Адвокат

Бумага на поселение, полученная мной в Киевском объединении имени Королева, на администратора гостиницы «Украина» никакого впечатления не произвела. Администратор – усталая женщина средних лет – прочитала мое письмо, напечатанное на бланке Киевского горкома, подала его мне назад и, не произнеся в мой адрес ни слова, обратилась к стоявшему в очереди за мной плотному краснощекому мужчине:

– Что у Вас?

Часы, висевшие на стене сзади всесильных администраторов – их было двое – мужчина и «моя» усталая женщина – показывали без четверти пять. Киев я знал отвратительно, а «королёвцы» уверили меня, что я поселюсь без проблем по их брони, но это оказалось весьма далеко от истины. Буквально, я не знал, как действовать дальше, и тут в дело вмешался счастливый случай. Рядом со мной на кожаном диване сидел упитанный мужчина, у которого из вещей был только один дорогой, по виду импортный, дипломат. Он дожидался своей очереди ко второму администратору – мужчине.

Первый же взгляд на этого человека свидетельствовал – это состоятельный, знающий себе цену человек, занимающийся чем-то интеллектуальным. Его холеные руки явно давно не касались черенка какой-нибудь «лопаты», либо штурвала какого-нибудь «комбайна». Он видел мою неудачу и неожиданно попросил, показывая рукой на письмо, уже вложенное мной в паспорт:

– Товарищ, что там у вас, позвольте взглянуть.

Его экспертное заключение было убийственное, а продолжение заключения спасительное.

– Нет, сегодня по этой бумажке вас не поселят. В ЦК республиканское совещание, все занято под их броню. Но вам повезло – мой партнер не смог приехать. На один день я могу внести вас в мою заявку, а там что-нибудь придумаете. Давайте паспорт.

Оказалось, что передо мной адвокат из Луганска, а его заявка на поселение – это письмо от Верховного суда Украины. Адвоката звали Борис, он вписал себя и меня в это волшебное письмо, и через полчаса мы уже входили в двухместный номер на десятом этаже.

Борис, не снимая легкого плаща, сел на стул у окна, выходящего в сторону Крещатика, положил дипломат на журнальный столик и раскрыл его. Внутри оказалась толстая папка с тиснением «Москва-80», мужской дорожный несессер и бутылка коньяка. Я снял плащ, бросил плотно набитый потертый портфель у одной из кроватей и спросил:

– Борис, сколько с меня?

– С вас, уважаемый гость столицы Украины, три рубля шестьдесят копеек за сутки проживания и пятерочка сверху. И такая низкая цена только мне как ветерану получения столичного гостиничного сервиса. Но спешу вас успокоить – ночевать я не буду, так что чувствуйте себя вольготнее. Советую вам сходить на девятый этаж – там недорогой буфет, а в городе ничего лучшего, на предмет хорошо покушать, вам не найти.

Я дал Борису червонец, он аккуратно отсчитал сдачу, и отдал мне гостиничную приходную квитанцию и мой картонный пропуск в гостиницу. Затем адвокат протер белым батистовым платком стакан, стоявший рядом с пустым графином на столике, налил в него и выпил граммов сто коньяку, положил на столик ключ с деревянным грушевидным брелоком, обмахнул свои лаковые ботинки щеткой, которую взял из платяного шкафа в прихожей номера, и испарился со словами:

– Увидимся завтра!

Рано утром я уехал с автобусной станции на механический завод в Вышгород, и вернулся в гостиницу только вечером в половине седьмого. Когда я подал усатому метрдотелю, типичному Остапу сыну Тараса, но на военной пенсии, пропуск в гостиницу, – он лишь бегло взглянул на него и сразу кинул в полуоткрытый ящик стоявшей у «поста» тумбочки, после чего вежливо сказал:

– Товарищ, вам к администратору на продление.

Администраторы были новые, к тому же по гостиничным меркам с часа моего поселения вообще прошло двое суток. Миловидная густо накрашенная управительница меня выслушала, взяла паспорт, посмотрела в магическую амбарную книгу, и прощебетала:

– Молодой человек, так вы час назад как от нас выписались, а поселить сейчас я вас не смогу – мест совершенно нет. Поищите для себя номерок в других гостиницах города.

Она подала мне паспорт назад и уже обратилась к другому просителю, но не учла одно обстоятельство – я не забрал из номера вещи, о чем я администратору и напомнил. Она позвонила на десятый этаж, все выяснила и сказала мне следующее:

– Ваши вещи, молодой человек, в гостиничной камере хранения на втором этаже, получить вы их можете завтра в девять утра, одни сутки хранения бесплатно. Вашего коллегу мы спрашивали – освобождает вы номер или нет, он сказал, что освобождаете. Номер дешевый – мы его сразу же заселили. Приходите после полуночи, если снимется броня – я вас обещаю поселить, а не получиться – так и быть – отдохнете на креслах в нашем холле.

– То есть вещи – плащ и зонтик – я получить не могу?

– Да, молодой человек, только в девять утра.