Борис Егоров - Лебединая песня раздолбая Страница 3

Я давно уже заметил, что пьющий народ, который завязывает с этим делом через всякие торпеды и кодировки – почти все они возвращаются на круги своя. И, чем дольше человек не пил, тем страшнее у него получается возврат.

Когда Сергей начал бухать – у него явно что-то с башкой сделалось. Всеми делами занимался главный инженер Вова – бывший тренер по баскетболу. А Сергей с утра начинал лечиться пивом, за которым посылал меня. А к обеду уже переезжал на водку.

Как-то шеф приперся ко мне в кочегарку с начатой бутылкой водки. Снял штаны, присел на уголь и стал срать, прихлебывая из пузыря. Потом вдруг ни с того, ни с сего начал у меня выяснять – стоит ли ему разводиться с Лизой и жениться на Ларисе. Я сразу отмежевался: «Это дело хозяйское, надо самому решать. И не мотать кишки ни жене, ни Лариске». Серега сразу рассвирепел, разбил об стену недопитую бутылку и заорал: «Если я тебя, сссука… еще раз увижу около Лариски… Урою, как последнюю падлу, ты понял!!!»

Мое стремление жить тихо и не привлекать к себе внимания иногда принимало какие-то уродливые формы. В очередной раз пришла в кочегарку Лариса – в жилетку поплакаться. Я, как мог, ее веселил, песни пел под гитару, уговаривал не психовать попусту, чтобы на ребенке не отразилось. И тут вломился полупьяный Серега. Молча подошел и въехал мне ногой по голове. Он был когда-то кмс по штанге, так что от удара я улетел в один угол, а гитара, жалобно звеня, в другой. Но Сереге этого было мало. Он продолжил меня месить – и ногами, и руками. Резкости в ударах у него не было, да я и уворачивался по-тихому. Ждал, когда Серега устанет, или ему просто надоест. Но тут Лариска вскочила, вцепилась ему в рубаху: «А ну, прекрати сейчас же! Не смей его трогать!»

Я же говорил, что у Сереги крыша явно поехала. Он развернулся, и со всего маху ударил Лариску кулаком по лбу. Естественно, она шлепнулась в кучу угля. Нда-а…

Я иногда сам на себя удивлялся. Меня он лупил – я ждал, пока ему надоест, и не брыкался. Но, когда этот пудель ударил будущую мать своего ребенка (красиво излагаю, да?) – он для меня стал сразу каким-то неодушевленным чучелом.

Я мягко встал, три шага разбег – и носком своего говнодава капитально засадил ему по печени. Серега сразу сел на жопу и застонал. А ботинок мой разлетелся вздрызг. У меня, по ходу, тоже крыша поехала. Взял я лопату и – от нашего стола вашему столу. С маху шарахнул по Серегиной бестолковке. Что интересно – целился я в шею, и лопату держал параллельно полу. И только в последний момент и лопату развернул плашмя, и цель поменял. Ну, Сереге и так… от пуза хватило.

А потом началась кишкомотина. Лариска в истерике падала на Серегу, который лежал индифферентно. То вскакивала и кидалась в меня кусками угля. И орала дурным голосом: «Убийца! Разве можно… лопатой по голове! Это жестоко!»

В общем, хрен поймешь этих баб. Собрал я свой скудный гардеробчик и ушел к другому эксплуататору – Бауржану. Он давно меня звал.

Потом мне рассказали, что Сергей лежал в больнице, и ни хрена не помнит, почему он туда попал. И, что самое интересное – он опять пить бросил. Без всяких кодировок…

Папа напрокат

Шел я как-то по городку неизвестно куда. В состоянии средней поддатости. Прошло часа два, как меня выпустили менты из своего «дома отдыха», и я уже изыскал резервы у сочувствующего мне местного населения. Планов никаких не строил, знал, что неблагодарное это занятие. Просто гулял, как обычно, в ожидании – что-нибудь, да приключится.

Недолго мучилась старушка. То-есть, я хотел сказать – недолго фраер танцевал. Раздалось сзади громко-противное: «Ква-ква!», и к моему боку притерлась большая черная ауди. За рулем сидел Саня, у которого было несколько магазинов. Частенько я у него делал ремонты, реконструкции всякие. Платил Саня по-божески. Поэтому я на него уставился весьма заинтересованно.

Ну, дело оказалось простое. Саня этот, имея жену и двух сыновей, лет восемь назад совершенно нахально завел себе любовницу, которая родила ему еще и дочку. И жили вот так, и вроде как всех все устраивало.

Короче, Саня предложил мне пожить в летней кухне у его любовницы и привести в порядок дом и все хозпостройки. Обещанная сумма меня вполне устроила, я согласился.

Расположился я в летней кухне, и начал… приводить все в порядок. Крышу на доме перекрыл, печи везде переложил, пол в доме новый настелил. Штукатурки было много. Саня на стройматериалы денег не жалел, поэтому дела у меня шли шустро.

С хозяйкой Гульнарой отношения были нормальные. Она не ленилась каждый раз по утрам спрашивать – что я хочу на обед. А я ржал: «На обед? А что дадут!» По воскресеньям Гуля топила баню и выдавала мне свежее постельное белье. Ну, свои трусы-майки я никому не доверял – сам стирал.

А вот с семилетней дочкой, которая была тоже – Гуля (Айгуль), я как-то быстро скентовался. Она несколько дней ко мне приглядывалась, а потом пришла, и попросила меня научить ее играть на гитаре. А мне че – жалко, что ль?

Эта маленькая Гулька оказалась девчонкой настырной, и к концу месяца она уже бойко бренчала на моей гитаре и очень красивым своим голосом пела маме «Постой, паровоз…» и «Из колымского белого ада…» Большая Гуля хохотала до икоты и просила меня научить дочку какой-нибудь песне… попроще.

И вообще. Маленькая Гулька умница была не по годам. Только глаза мне ее не нравились. Даже когда она смеялась – глаза оставались какими-то… еврейскими. С вековой печалью. Я понимал, что неуютно по жизни ходить, когда папа приходящий. Но легче мне от этого понимания не делалось. Я просто старался почаще малышку веселить.

Ну, и достарался. Подошло первое сентября. Гульке предстояло идти в первый класс. А она слонялась по двору, как печальное привидение. Гитару не трогала, ко мне не подходила.

А потом… потом такой суп с котом начался! Пришла ко мне хозяйка, мялась, мялась – а потом и выдала: «Боря! У нас к тебе просьба. Я понимаю, что дико звучит, но дочка очень просит. Давай, ты первого сентября с нами в школу на линейку сходишь?»

Сказать, что я охренел – это ничего не сказать. У меня приключилась куриная истерика. Я вопил: «Ну, ладно, она маленькая! А ты-то, кобыла, каким местом думала?! Меня знают все, как облупленного, алкаш-бродяга – и пришел, дай Бог здоровья, папу изображать! И Саня твой потом мне же и яйки оторвет. От полноты чувств!» Гульнара вздохнула, рукой махнула: «Саша с нами не пойдет. Ну, ладно, Боря. Прости». И ушла.

А потом малая пришла. Взяла гитару и запела: «Не жди меня, папа, хорошую дочку…» Мать-мать, я извиняюсь, перемать. Слова никакие меня бы не пробили. А вот взгляд Гулькин – убил напрочь. И… все.

Видок у меня на торжественной линейке был… элегантный, как рояль. Гульнара постаралась. Меня даже не все узнавали. А Айгуль вцепилась мне в руку и почему-то очень гордо поглядывала по сторонам. Один знакомый, Серега, подошел и на ухо: «Борька, так это твоя? Ну, ты молодец!» Потом подрулил еще один поддатый приятель и стал ржать. Я ничего не успел – Серега его оттащил в сторону и угостил о-очень смачной оплеухой. Больше тот не ржал.

К вечеру я выпросил у Гульнары пару бутылок водки и от печалей своих налимонился. Сидели с обеими Гульками, пели на два голоса «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?»

Одному Богу теперь известно, чем все это могло кончиться. Но мне на улице дали по башке и увезли в дальний совхоз строить кошары для овец. А когда через год я вернулся, то узнал, что Саня тот с семьей основной уехал в Россию. А Гульнара с дочкой – в Актау…

Как я сам себе могилу выкопал

Я копал смотровую яму в гараже Бауржана. А сам шеф шлындал туда-сюда, что-то невнятно бормоча себе под нос. Потом вдруг резко тормознулся и рявкнул: «Ну, х… с ним! Попробуем!» Я глянул на него вопросительно, а Бауржан махнул рукой: «Копай, это я не тебе». Достал из кармана мобилу и опять начал ходить взад-вперед.

До меня доносились только обрывки его разговора: «Чингиз, дело такое… Я беру по семьдесят пять долларов за тонну… Нет, продаю с гарантией – как минимум, по девяносто… Десять идут тебе, а уж пять, ты меня, конечно, извини, оставляю себе… Да нет, дом у меня хороший, машина тоже есть, все у меня есть… Да просто засиделся я, охота поработать… Лады… Лады… Все, жду тебя!» Бауржан топнул ногой, подбросил и поймал телефон и подмигнул мне: «Вот как дела делаются!»

На следующий день появился тот самый Чингиз с тремя телохранителями убойного вида. Приехали они на джипе «Туарег», который по сравнению с полуубитым шестисотым мерсом Бауржана выглядел, как денди лондонский рядом с бомжом.

«Туарег» загнали в гараж, и Бауржан при гостях показал мне свой кулачишко: «Если хоть один комар сядет на эту машину – это будет последний день твоей жизни. Ты понял, обормот?» Маленький пузатенький шеф своими угрозами даже вызвал улыбку на лице Чингиза.