Владимир Макарченко - Путь Избранного. Фэнтези Страница 3

«Будь, что будет!» – Мелькнуло в голове Бера. Он схватил за руку Ольху, притянул ее к себе и крепко обнял.

– Со мной пойдешь, коли уж так вышло! Ничего без воли Рода вершиться не может. Знать, и такое со мной выйти должно было. Тяжек путь наш будет. Осилишь ли? Люба ты моя!

– С тобой хоть куда готова идти! Теперь, когда кинуться искать, все одно изгоем буду. Такого позору девке не простят, чтобы без воли родителя за парнем вдогонку бросаться неведомо куда. Порченая я теперь для всех. Каждый волен плюнуть в меня и от себя прогнать. Нужен мне позор такой? А с тобой, даже если на погибель, все одно куда, а пойду. Один ты у меня в сердце отныне. Иных и поминать-то – грех. Да простит меня Великий Род!

– Вот и спросишь у Него прощения, когда добраться сумеем. А путь-то настоящий только с завтрашнего утра и начнется. Сейчас что? По родным местам прогулка. А, что ждет нас в Приозерье, о котором и в книгах-то ничего ладного не писано, про то сказать не могу. Что узрим, то нам и падет на долю.

*****

Переполох начался прямо с утра, как покинул навсегда родной дом Бер. Женка старшего охотника Грома побежала по жилищам соседей с вопросом, не видал ли кто дочь ее Ольху, которой поутру не оказалось у родительского очага. Конечно же, бабы, как это водилось всегда, создали суету и подняли шум. Девка пропала! Все столпились у жилищ Гостомысла и Милована.

– Чего хотите от нас? – Сонливым голосом вопрошал у устроительниц переполоха Гостомысл. – Не уследили девку, мы-то причем? Теперь уж и не догоните! Она за Избранным в лес подалась. Что сказано в Слове? Во след Избранному, по пути его никто из нас погони устраивать не может! То – великий переступ воли Рода. За то и наказание грядет в ответ зело грозное. А ты, Угар, чего руками разводишь, как дитя малое? Коли породил девку, так и должон был строгость блюсти обучить! Чего теперь топчешься тут? Не будем скопом дочь твою вертать в обрат. Слово не велит!

– Слышали?! – Грозно насупился Милован. – Идите делом займитесь! Нечего толкаться тут! Может и дойдут когда слухи какие от Ольхи. Хотя и не верю я в то. А сама коли на другой день явится… Знаете не хуже меня, что приключится. Изгоем станет. Ни у одного очага в нашем поселенье ей места не будет. Одна в лес уйдет и далее. Для девки прямая погибель. Может, лучше так, как и случилось. Видать на то Воля Рода имеется. По-иному не было бы такой оказии. Идите ужо!

*****

Ночевка в лесу прошла спокойно. Усталость взяла свое и Ольха, сразу же после ужина забралась в брошенную берлогу, где догорали угли разведенного ранее Бером костра для согрева их временного укрытия, и, удобно устроившись на разомлевших от тепла пучках мха, положив голову на тугой бугор мышцы предплечья Бера, быстро заснула крепким сном. А Бер еще долго лежал с открытыми глазами, пытаясь в мыслях представить, что может ждать его в дальнейшем пути, когда попутчицей его стала эта хрупкая дорогая ему девка, которую до сего дня и поцеловал-то еще только пару раз. А тут… Лежит у него на руке и сопит в ухо тихонечко. Непривычно. И какое-то странное, неведомое ранее чувство обдало его жаром. Он осторожно просунул руку за полог девичьей шубейки и осторожно покрыл ладонью одну из выпуклостей на ее груди. Ожидал, что встрепенется и двинет ему хорошенько по нахальной роже его. Ан – нет! Наоборот. Только плотнее прижалась. А в нем уже заговорили все мужские начала. Захотелось рвануть с нее одежду, увидеть всю, как есть и ласкать, ласкать… Знал, что не может так вот, без воли ее. Ведь доверилась девка не для того, чтобы все случилось в этой заброшенной берлоге! Вскочил, чтобы прогнать все нахлынувшее вылез наружу. В лицо дунул прохладный ветерок, остужая его горячность. Потоптался возле лаза. Хоть бы, нечисть какая сейчас набежала! Силушкой поиграть да пыл совсем остудить. Только… в этом лесу, где веды живут с незапамятных времен, никто не сунется сам первым в супротивники. Знают, чем дело кончится. От того и стороной обходят всякого их мужчину. Жаль!

Вернувшись в берлогу, Бер, аккуратно, чтобы не разбудить Ольху, снова определил ее головку на прежнее место и прижав ее к себе другой рукой, вскоре крепко уснул. Однако утреннюю зорьку встретил уже на ногах. Разогревая над костерком нанизанные на прутья куски мяса. На пряный аромат, наполнивший собой пространство вокруг берлоги, выглянула Ольха.

– Ты уже и кушать готовишь?! Спал ли? Вроде, когда я однажды проснулась ночью, тебя и рядом не было. Ходил куда?

– До ветру. – Отмахнулся Бер, лицо которого залилось краской стеснения от воспоминаний того, что приключилось с ним ночью. – Да постоял немного снаружи. Чтобы твоему сну не мешать. Я-то, неуклюжий, и примять тебя, стебелек ты мой нежный, запросто мог. Не зря Бером нарекли. Понеуклюжей медведя буду.

– Наговоришь! Я вон, к тебе прижавшись, словно провалилась куда. Так хорошо мне было только тогда, когда у матушки под боком ночевала. Обои вы мне шибко любы. Каждый по-своему. Она теперь по мне слезы лить будет. Жаль! И, опять же, обратной дороги то нет?

– Нет у тебя дороги такой. – Подтвердил Бел. – Для народа нашего ты теперь изгой. Для меня же… Любимая спутница.

– И не только! Женой твоей стану. Как только появится возможность обряд соблюсти, так и стану… – Робко заявила в ответ Ольха. – В одну упряжку с тобой впряглась. Вместе теперь волокушу жизни волочь будем. Супружниками мы станем. Нет к тому противления твоего?

– Подснежник ты мой любимый! – Бер загреб Ольху в свои грозные на вид но нежные по сути объятья. Оторвав от земли и держа ее нежно на руках, он в несколько кругов обежал поляну. – Конечно же – супружники! Как хорошо придумала! Так, видно, и Роду по нраву. Иначе всего этого и быть не могло.

Во время завтрака, Бер наставлял Ольху.

– Держись завсегда рядом и слегка позади. По левую руку. Правой руке воля нужна. Она должна дротик держать, а в случае необходимости и топор или нож быстро выхватить. Коли трудно идти будет, придерживайся за руку. Только держись за локоть. Вдруг стрелы пускать придется. Если так держаться будешь, руку быстро высвободить смогу и тебя не зашибу. Коли до драки дело дойдет, там следить за каждым своим движением некогда. Привычка работает. Ты же сразу укрытие какое присмотри и там схоронись до поры. На всякий случай возьми это. – Бер протянул Ольхе небольшой нож, который охотники обычно хранили за голенищами сапог от чего и прочим их однородцам название пошло – ножные. Ножи! – Пускай при тебе У меня еще и кулаки есть. А тебе может службу сослужить. Осторожнее только. Востер больно. На, в тряпицу заверни. Пошли уже. Пора. Не везде голосом советы давать можно. Потому поучу тебя по дороге, как охотники в засаде друг другу знаки подают. Пригодится. На чужую землю Приозерья ступим к середине дня. Мне про нее мало ведомо.

Видать, не доводилось ведам долго побывать в тех краях. Надобности, видать, на то не было. Одно писано, что народец там живет диковатый. К пришельцам не очень гостеприимный. Одно успокаивает. Мелок народец тот. Один вед десятка их мужиков по силе стоит. Может и не приключится беды никакой.

Только, не зря Гостомысл говаривает, кто сам побережется, того и Великий Род побережет. Так и будем держаться слов этих.

Солнышко уже окрасило желтовато-розовым полукругом небо в том месте, где собиралось выкатить из-за деревьев свой диск, когда две фигуры в меховых одеяниях, одна из которых в медвежьей шкуре напоминала вставшего на лапы здоровенного медведя, а вторая – хрупкую девчушку, которую неведомо куда увлек этот зверюга. Новый день готовил им все новое, ранее не изведанное и от того абсолютно неожиданное.

Глава 3

Лес постепенно перешел в рослый кустарник, сплошной стеной, как верный стражник, отгородивший его от другого мира. Продираться через эту живую стену был не очень с руки. Пришлось Беру даже топор в ход пустить, чтобы просеку сделать. Ольхе велел ступать с ним в след, чтобы не поранилась зазря об острые сучья. И вот… рухнул под ударом топора очередной куст, глазам предстала сплошная пропитанная солнечными лучами яркая голубизна. Ближе к горизонту вид был такой, что казалось – это небо упало на землю и смешалось с ней. Ошеломленный Бер сделал невольный шаг назад, словно боясь провалиться в этот голубой мир. А солнечные лучи так били по непривычным глазам, что у него и его подруги слезы покатились из глаз. Пришлось зажмуриваться по несколько раз, чтобы привыкнуть к этому сиянию. Вот тогда-то и поняли, что все выглядит не совсем так, а, вернее, совсем не так, как показалось им изначала. Меж кустарником и голубым плесом огромного озера шла широкая полоса равнины, густо поросшей низкорослой травой, изредка прорываемой взметнувшимися вверх мелкими кустиками. Снега, который еще хватался в лесу за теневые стороны, которых там было в большинстве, и старался продлить свое присутствие, здесь не было у же и в помине. На веточках кустиков уже проклюнулась молодая листва, хотя еще и не совсем набравшая силу.