Максим Александров - Сеть Индры. Сеть Индры, Мистерия о Геракле, рассказы, стихи Страница 3

Благодаря открытию секретных архивов Пушкина, Есенина и Чехова – последних великих волхвов, мы можем восстановить истину. Подлинный Владимир – это наш Вышгород. Но об этом мы поговорим подробнее в другой раз. Пока же вернёмся к загадочной истории полуторовековой давности. Думается, Тианский знал о том, какие тайны хранят древние подземелья, и каковы могут быть последствия их преждевременного открытия. А последствия могли быть совершено роковые…

Но сначала ещё один сюжет. Надеюсь, вы ещё не забыли об учителе Веневитинове, происходившем, между прочим, из стариннейшего дворянского рода, и скопированной им надписи. Странные значки, не принадлежащие не одному известному языку, наш славный археолог принял за масонский шифр, и собрался было отправить в Русское археографическое общество, но, увы, не успел. Как-то на прогулке он поскользнулся и упал в оставленный нерадивыми строителями котлован, полный после обильных осадков дождевой водой, и захлебнулся, о чём с прискорбием сообщили те же «Городские вести».

Что стало с его бумагами, не сообщается. Можно предположить, что они попали в городской архив, где мне доводилось находить некоторые его документы. И вот что интересно. Спустя несколько десятков лет, аккурат перед первой мировой, в наш город приехал японский учёный Норинага. Казалось бы, отчего такая честь нашему захолустному городку? Но вот приехал ведь учёный муж и даже пожелал познакомиться с архивами. (Опять спасибо за сообщение «Городским вестям»). Нашёл он там, что искал или нет, неведомо, только спустя четверть века шеф японской разведки генерал Доихара отрядил в Россию специального агента в чине полковника, с прекрасным знанием русского языка, и опять – какая честь! – в наш город. Задание у шпиона было только одно, связников у него не было, рации тоже, законспирировался он так глубоко, что взяли его только после войны. При аресте у него изъяли интереснейшую вещь – план с зашифрованным чертежом, помеченный знаком белого сокола.

Белый сокол – по-славянски ререг, – знак не случайный! Был он на знамени Чингисхана-Александра, да на тамге Рюриковичей/Ререговичей (трезубец – это стилизованный сокол падающий на добычу).

Умер этот японский полковник при обстоятельствах очень странных, но речь сейчас не о нём. А о том, что надпись из подземелья тоже начиналась со стилизованного изображения сокола. Тот же сокол не раз попадался мне на древних камнях у Александрова Погоста.

Сокол – птица древнеегипетского бога Гора (И Горбачёв/ Гор бачIв человек ой не простой). Птица, связанная с солнцем. Сокол (иногда орёл), побеждающий змея – символ победы над хаосом, стихийными разрушительными силами потопа. Птица-страж. Но если есть сокол, то где же змей? Взглянем на карту. Городище, сёла Соколово и Александров Погост образуют треугольник вокруг вошедшего ныне в черту города сельца Змиева. Совпадение? Змеиными кольцами обвилась вокруг него Петлянка, где, по преданиям, водились в былые времена чудовищные «коркодилы». Бездонные карстовые разломы ведут к плещущемуся под нашими ногами подземному морю с его неведомыми тайнами. Зорко стережёт страж-сокол своего извечного врага. Древние валуны хранят память былых битв и, кто знает, может быть, предвестие грядущих. Кто знает, какого противника заклинал сокол из подземной надписи? Молчат древние камни.

Но иногда и они начинают говорить.

Первый обломок с несколькими нацарапанными надписями я нашёл совершенно случайно (если, конечно, в мире бывают случайности). Следующие два были обнаружены в результате упорных поисков. По старинной карте я нашёл место, где стоял дом Козодавлевых. Но главное, мне удалось установить, что до этого на том же месте стоял небольшой монастырь, упразднённый в 1764 г., и в этом монастыре доживал свой век прозорливый монах Самуил, проведший из-за своего дара большую часть жизни в заточении. Лишь благоприятное пророчество Елизавете Петровне принесло ему в 1741 г. ограниченную свободу – разрешение самому выбрать себе монастырь для поселения, где пророк и провёл последние годы жизни под строгим надзором. Известно, что последние из его пророчеств касались конца света. Вроде бы они были записаны, но записей тех никто никогда не видел.

Тайнопись, которой были нанесены знаки на камнях, оказалась древнеславянской письменностью «черт и резов», известной волхвам. На первом обломке мне удалось разобрать: «Явится по неделе в четверток зверь сущ», на втором и третьем: «велик бяще… ререг… мгла….сей день последний»

О том, какие тайны приоткрывают эти письмена, в следующий раз.

Текст 2

Однажды тёмным дождливым вечером, когда западный ветер уныло завывал в кронах деревьев, а фонари, естественно, не горели, Егор по ошибке свернул на чужую улицу.

Тут надо сказать, что улицы в старом городе проложены не по плану, а как когда-то кому-то показалось удобней. Правда, как утверждают историки, план в своё время всё-таки составили и утвердили, но воплощение его в жизнь столкнулось с некоторыми трудностями. Например, чтобы проложить через весь город прямой проспект пришлось бы построить через здешнюю речку Петлянку 22 новых моста. Понятно, что казна таких расходов не потянула. Составивший план архитектор, как рассказывают, сошёл с ума, но потом вроде бы как совершенно выздоровел, примирился с действительностью и женился на местной купчихе. Единственной странностью осталась за ним привычка взбираться тёплыми летними вечерами на городище и тоскливо озирать город глазами побитой собаки.

Его приемник был немец и человек решительный. Начал он с того, что сам попытался пройти по намеченной по карте прямой линии. Говорят, назад он не вернулся. Согласно местным преданиям, его призрак изредка является и доныне. Несколько раз будто бы видели, как он, с трубкой в зубах, в клетчатом пиджаке и с компасом в руке, бормоча невнятные ругательства, пытается перелезть через чью-нибудь ограду или форсирует какое-нибудь болотце.

Так вот, стоит ли удивляться, что, проспав свою остановку и возвращаясь пешком по непривычному маршруту, Егор свернул не на ту улицу. Чертыхаясь и спотыкаясь, он брёл в темноте, как вдруг заметил впереди у самой земли какие-то сполохи, будто где-то там внизу, бушевало, выкидывая синие языки, невидимое пламя. Но едва он сделал несколько шагов вперёд, как пламя исчезло. Отошёл назад, снова появилось. Тогда Егор, человек от природы любознательный, приметив загадочное место возможно точнее, подобрался к нему вплотную и нашарил в темноте подвальное окошечко. Засунул туда голову, и снова уловил отсвет пламени. В ноздри ему ударил запах серы, а уши уловили гул, сквозь который издалека прорывались какие-то вопли.

«Преисподняя!» – вдруг сразу догадался Егор, и по спине его пробежали мурашки. Ясно, ведь должна же она где-то проветриваться, иначе тяги не будет.

Это открытие переполнило Егора гордостью, и он решил поделиться им с отцом Пахомием, здешним настоятелем, предложив использовать окошко для наглядной агитации. Но отец Пахомий его благого порыва почему-то не понял.

– Значит, Преисподняя, говоришь? В подвале? В моём приходе? Ах ты, гроб повапленный! – ласково сказал поп, засучивая рукава, – подь сюда, я тебе её сейчас ещё где поближе покажу!

И Егор сбежал, потому как знал, что отец Пахомий, бывший десантник, шутить не любит.

Добрый старец Аполлоний встретил Егора более приветливо.

– Деточка, – сказал он, по своему обыкновению загадочно, – что есть огнь? Огнь есть сила Господня. Сила сия едина есть, токмо праведного она восхищает, а грешного испепеляет. А что рай, что ад, едино место есть, и что одному благодать, то другому погибель.

И отошёл на своих костылях, оставив Егора в недоверчивом раздумье.

Несколько раз потом приходил Егор к своему окошку, но днём пламя было незаметно. Было это окошко почти у земли в глухой кирпичной стене дома без вывесок, вахтёр на проходной смотрел угрюмо и подозрительно. И Егор робел.

Наконец, в ту самую ночь, когда Егор решил кинуть в окошко завёрнутое в газету полено, чтобы посмотреть, загорится али нет, его и сцапал отец Пахомий и, накостыляв хорошенько, объяснил, что дело это духовное и мирских людей никак не касается.

С тех пор Егор стал молчаливым, перестал верить в гласность и подружился с краеведом Бесштановым.

От Бесштанова я эту историю и услышал.

Фрагмент 2

– Признайся, Самуил, ты еврей! – сказал трактирщик Гершензон.

– Все мы евреи по благодати – смиренно ответил монах, уплетая фаршированную рыбу, приготовленную служанкой Мотей.

– Нет, признайся, Самуил, ты настоящий еврей – настаивал Гершензон, – иначе, откуда ты знаешь по-еврейски? Ха! Я тоже учился в хедере, но ты знаешь лучше! Скажи, ты знаешь Талмуд?