Максуд Ибрагимбеков - В аду повеяло прохладой Страница 3

Городские власти испытали кратковременный шок, когда на крыше одного из пятиэтажных зданий по соседству со штабом военного округа было обнаружено полотнище с огромной свастикой. Но все повеселели после того, как оперативники доложили, что это крыша психиатрической больницы. Спустя час выяснилось, что полотнище сшито из восьми простынь, которые утащили из больничной палаты, а на рисование свастики ушло пять бутылок чернил, украденных обитателями больницы из канцелярии. В результате нескольких долгих откровенных бесед оперативников с психопатами установили, что пятеро больных, с началом войны впавших в состоянии еще более глубокой депрессии, решили исключительно по собственной инициативе поместить на крыше плакат со свастикой с целью ввести в заблуждение воздушного фашиста, пожелавшего бы разбомбить психиатрическую больницу. После того как независимая экспертиза подтвердила, что виновные действительно являются неизлечимыми психопатами, больных вернули в больницу, а главврача больницы за проявленную халатность разжаловали в заведующего отделением.

Что же касается немецких специалистов-пивоваров, то доподлинно всем было известно, что они психически здоровы, поэтому никого не удивило, когда всех их уволили. Уволили навсегда и тут же заменили местными, после того как было доказано, что немцы готовились добавить в продукцию пивоваренного завода привезенные из Германии токсичные вещества, что неизбежно привело бы к отравлению подавляющего большинства любителей пива в Баку. Пивоваров и членов их семей больше никто в городе не видел.

Еще одно событие, случившееся в эти же дни, осталось почти незамеченным потребителями продукции пивного завода: в полном составе исчез единственный в городе джаз-банд, концерты которого посещал только весьма ограниченный круг ценителей этого порочного вида искусства. Оркестр дважды в неделю нелегально играл в клубе «Бакпорт», и зарплату музыканты получали неофициально, из рук в руки.

Когда пришедшие на концерт поклонники джаз-банда узнали, что концерт отменен, они очень расстроились и стали громко требовать немедленной встречи с любимым коллективом. Вместо оркестра на сцену вышел новый директор клуба и поделился с переполненным залом своими соображениями. Он сказал, что если руководство порта по неизвестным причинам до сих пор не пресекало вредную деятельность оркестра, в состав которого проникли саксофонисты и тромбонисты, то сейчас, в военное время, с этим покончено. Руководство не может допустить, чтобы в стенах прославленного клуба «Бакпорт» молодые люди слушали упадническую буржуазную музыку, неизбежно приводящую к моральному разложению и ослаблению патриотических чувств советского человека. Директор клуба посоветовал всем разойтись, пока он не приказал переписать имена и фамилии любителей джаза, для того чтобы передать, а списки в соответствующие комсомольские организации.

А вот другим гражданам – любителям радио, не понадобилось объяснять, как может отразиться на их сознании тлетворная вражеская пропаганда и музыка, пересекающие границы в виде радиоволн. Все они в течение трех дней добровольно расстались с радиоприемниками, когда им официально сообщили адреса, где они временно будут храниться. Сознательные граждане добровольно сдали на временное хранение и пишущие машинки, которые, попав в военное время в руки шпионов, также могли стать средством вражеской пропаганды.

Сеймур успел попасть в первую волну добровольцев. Он был студентом третьего курса института и как будущий нефтяник имел право на отсрочку от призыва, но вместе со всеми однокурсниками отправился в военкомат, где в письменной форме они отказались от предоставленных им льгот и потребовали незамедлительной отправки на фронт.

В честь студентов-добровольцев был дан концерт в Театре оперы и балета. Перед концертом к защитникам родины со сцены обратился Первый секретарь Центрального комитета компартии республики Мир Джафар Багиров. Высокий, в строгом костюме и в очках с блестящими стеклами, он вначале произвел на студентов впечатление сурового партийного деятеля, но по мере того как он говорил, в зале прекратились все разговоры и наступила полная тишина. В середине напутственного выступления Багиров, улыбнувшись, сообщил, что в зале сидит и его сын, который завтра тоже отправится на фронт с первым отрядом добровольцев. И еще Багиров сказал, что сегодня он провожает на фронт не только своего сына, но и всех кто сидит в зале. Потому что считает их тоже своими детьми, и всё то время, пока они все до одного не вернутся в Баку целыми и невредимыми, будет для него временем тревоги и ожидания.

Когда товарищ Багиров закончил выступление, зал встал и приветствовал его бурными аплодисментами.

На концерт Сеймур не остался, он торопился на свидание с любимой девушкой Севдой. Они познакомились неделю назад на вечере в институте иностранных языков. Она была красавицей, и он влюбился в нее с первого взгляда. Свидание получилось коротким, но приятным. В связи со всеобщим затемнением в городе не горело ни одного огонька. Море освещалось лишь бледным светом ущербной луны. Они сидели на приморском бульваре и между страстными поцелуями обещали никогда не забывать друг друга. Ему было девятнадцать лет, и на следующий день он уходил сражаться с врагами своей страны. Если бы ему сказали, что это и есть счастье, то он, конечно, согласился бы.

На перроне духовой оркестр играл марши. Провожать объединенный студенческий отряд пришел весь Баку. Мама Сеймура плакала, отец крепился, но говорил с трудом. Севда бросилась ему на шею и сказала, что любит и гордится им, потому что он самый лучший на свете. Сеймур познакомил ее с родителями, они успели побеседовать, и ему показалось, что Севда им понравилась. К нему беспрерывно подходили знакомые, кто-то поздороваться, другие – прощаться. Казалось, конца этому не будет, поэтому, когда был подан состав сплошь из новеньких плацкартных вагонов, он испытал облегчение. Представители военкомата по списку рассадили призывников по вагонам, и поезд медленно отошел от перрона.

Через два часа поезд остановился на станции «Баку-Насосная». Удивленным призывникам объявили, что здесь им предстоит пройти двухмесячные военные сборы. Поселили их в старых казармах. С первого взгляда было понятно, что прежние обитатели покинули их совсем недавно и в спешном порядке. Койки остались не застеленными, а на большинстве столов стояла немытая посуда.

При казармах имелись учебный полигон и стрельбище. Здесь будущих фронтовиков обучали технике рукопашного боя, инструкторы вместе с ними ползали по-пластунски, показывали, как идти в атаку, и отрабатывали в окопах приемы отражения атаки противника. Утро начиналось с тренировки на стрельбище. Стреляли из винтовок и наганов.

В Индустриальном институте была военная кафедра, поэтому обучение на сборах далось легко, и через месяц всем бывшим студентам было присвоено звание младшего лейтенанта. День присвоения звания получился менее праздничным, чем ожидалось, потому что уже рано утром все узнали, что их объединенный студенческий отряд распущен, а новоиспеченные младшие лейтенанты группами по два-три человека направляются в различные воюющие подразделения на линию обороны, растянувшуюся на тысячи километров вдоль западной границы. На место нового назначения на Украину они прибыли вдвоем: Сеймур и его однокурсник Зафар Зейналлы.

В институте Зафара привыкли называть Зефиром. Начиная с первого курса он всеми доступными ему средствами давал понять, что это ему не нравится, но ненавистное прозвище за ним закрепилось прочно. Зефиром окрестили его еще в детском саду, кличка вместе с ним проследовала в школу, а затем и в институт. Отличник Зафар был тихий воспитанный юноша с хорошими манерами. Он никогда не сквернословил и краснел, когда сокурсники при нем употребляли слова из уличного жаргона. Сокурсники увидели его рассвирепевшим всего один раз, в день его рождения. Перед началом лекции группа преподнесла ему подарок – большую коробку с зефиром, на коробке была сделана поздравительная надпись с поэтической цитатой: «Ночной эфир струит Зефир». Не обращая внимания на вошедшего преподавателя, Зафар вышвырнул коробку в окно, и, громко выкрикивая проклятия в адрес самой мерзкой группы института, выбежал из аудитории. Извиниться перед ним поручили Симе Гулиевой, с которой у него всегда были хорошие отношения.

– Зефирчик! – встретив Зафара в коридоре, начала Сима и тут же осеклась.

Сердито отмахнувшись от Симы, Зафар зашел к декану. По причине отсутствия внятного объяснения в деканате в переходе в другую группу Зафару было отказано. Избавился он от опостылевшей группы только благодаря вероломному нападению фашистской Германии на доверчивый Советский Союз.

После того как на полуторке они добрались до места назначения, Зафар обратился к Сеймуру с просьбой. Остановив его перед входом в здание комендатуры, он вкратце изложил суть дела – сказал, что без промедления, именно сейчас хочет покончить с прошлым, так так опасается, что унизительная для офицера кличка вместе с ним проникнет в ряды Красной Армии. Сеймур должен был обещать, впредь никогда не называть его Зефиром. Зафар был взволнован и говорил очень серьезно. Сеймур тут же дал торжественное обещание навсегда забыть о наличии в природе слова зефир, после чего они зашли в здание и предъявили там документы о своевременном прибытии на службу.