М. Ерник - Игра в кости. История фантастической везучести Страница 3

– А это что за х…

Договорить она не смогла. Громкий и судорожный, как у эпилептика, переходящий в хрип кашель потряс её тело. Внимательный взгляд мог бы отметить, что поперхнулась дама сердца под суровым взглядом Борке. Но все взгляды гипнотически приковывало к себе сияние серебряного шара. Вторым очнулся от белого сияния сам Кирюха, небольшого роста коренастый человек со свежим шрамом на лбу. Он пришёл на помощь даме сердца и так двинул её по спине, что та мгновенно замолчала, изогнулась в три погибели и тяжело дышала, изучая слякоть на тротуаре. Следом обрёл дар речи карусельщик:

– Мы за собой всё уберём, – засуетился он.

Пара долговязых парней у него за спиной восприняла это как команду. Они поспешно подхватили стоящие на тротуаре пустые бутылки и, согнувшись, словно под перекрёстным огнём, скрылись за ближайшим углом. Неподвижными оставались только лишь молодой человек да господин доцент. Молодой человек пристальным взглядом изучал пришельцев. А взгляда господина доцента видно не было. Из-под глубоко надвинутого капюшона по-прежнему выглядывала лишь седая борода.

– Прошу нас простить, что помешали вашей пирушке, – заговорил Борке.

Его слова, словно команда гипнотизёра, сбросили оцепенение с молодого человека. Его напряжённое лицо расплылось в такой же напряжённо-вызывающей улыбке:

– А вы нам не мешаете. Если хотите, я и вам дам глотнуть.

– Сказочное везение, – оценил его предложение Кордак. – А вы, я вижу, отмечаете здесь свой успех?

– Так, мелочь, – небрежно махнул рукой молодой человек. – Небольшой выигрыш.

– Шли бы, господа, своей дорогой, – неожиданно раздался еле слышный голос из-под капюшона, – и не отбивали бы алкоголь насущный у честных бродяг.

– Значит, я не ошибся, – так же вполголоса произнёс Борке. – И борода та же, и голос тот же. Так вот, алкоголь отбивать, господин бродяга, мы у вас не будем, а молодого человека, пожалуй, уведём.

В то же время Кордак, не замечая собеседника Борке, в изящном полупоклоне поздравлял виновника торжества:

– Разрешите поздравить вас, молодой человек, с этим, как вы сказали, небольшим выигрышем.

Кордак воровато оглянулся на окружающих, приблизился на расстояние шёпота и предложил:

– Не желаете на выигранные деньги устроить небольшую оргию?

– Ну что вы, граф, – раздался голос господина Борке. – Господин э-э…

Борке замялся.

– Прошу прощения, – продолжил он, – мы не представились. Меня зовут Борке. Или, если вам угодно, господин Борке. А мой спутник – граф Кордак. А ваше имя…

– Синицкий, – засуетился молодой человек.

Он не знал, куда деть бутылку, и не рискнул протянуть мокрую от шампанского липкую руку.

– Синицкий, – повторил он, – Владимир.

Синицкий немного помедлил. Борке и Кордак вопросительно ждали.

– Игоревич, – наконец догадался молодой человек.

– Очень приятно, – продолжил Борке. – Так вот, граф, насколько я понимаю в людях, Владимир Игоревич – не рядовой прожигатель жизни. Он игрок! И, мне кажется, игрок удачливый. Поэтому ваше предложение оргии сочтём неуместным.

Лукавый взгляд Кордака мог говорить о том, что он может согласиться с неуместностью только лишь предложения оргии, но не с самой оргией. Тем не менее возражать Борке он не стал. Сцена знакомства и титул Кордака произвели впечатление не только на Синицкого, но и на его окружение. Оно стало редеть. Подхватив даму сердца под руку, поспешил удалиться Кирюха. Карусельщик тоже сделал пару шагов в сторону, но уйти совсем, бросив бродячего доцента, он не решался. Господин доцент, напротив, никуда не торопился. Он упрямо стоял, повернувшись к Борке и Кордаку спиной, и молчал.

Новый порыв ветра забрался к Кордаку под капюшон.

– Однако уже слишком поздно, – поёжился он. – Да пурга вот-вот возобновится. Не лучше ли нам быть ближе к нашему авто?

– Вы правы, граф. Глубокая ночь и метель не лучшее время для прогулки по городу. Да ещё с небольшим выигрышем в кармане, – согласился Борке. – А мне почему-то кажется, что Владимир Игоревич сегодня без машины. Я не ошибся?

– Угадали, – произнёс заинтригованный Синицкий.

– Вы не будете возражать, граф, если я предложу Владимиру Игоревичу отвезти его домой? Ну или хотя бы куда-нибудь в центр.

– Именно это я и хотел предложить, – улыбнулся Кордак Синицкому.

– Что вы, господа, – неуверенно возразил Синицкий. – Я сейчас вызову такси…

Скептическая улыбка Борке была обезоруживающей.

– Неразумное решение.

Борке поднял высоко над головой оголовок трости, который тотчас вспыхнул яркой звездой, и сделал им призывный жест. В то же мгновенье из-за ближайшего угла декабрьскую мглу пронзили два луча. Из-за поворота, тихо урча, выполз огромный чёрный лимузин.

– У вас, Владимир Игоревич, как у витязя на распутье, есть три пути, – развил свою мысль Борке. – Можно поехать с нами, вызвать такси или вернуться за игровой стол. Вернувшись за игровой стол, до утра вы потеряете свой выигрыш, но сохраните жизнь. Вызвав такси, можете потерять и то и другое. И только поехав с нами, вы ничего не теряете. Я прав?

– Ну, – неуверенно подтвердил Синицкий.

– А шампанское можете оставить, ну, скажем, этому гражданину в плаще, – усмехнулся Борке. – Пусть оно его утешит.

Оттесняя неповоротливого доцента, автомобиль остановился точно напротив компании. Задняя дверь его, к удивлению Синицкого, распахнулась как бы сама собой. Из салона пахнуло теплом, запахом миндаля и каких-то ещё терпких ароматов. Синицкий в восхищении обвёл машину глазами.

– Это что, «Майбах»? Оригинал? Какого года выпуска?

– Тридцать девятого, – ответил Борке, приглашая Синицкого в салон.

Дверь закрылась так же бесшумно, как и открылась. За тёмным и, как показалось Синицкому, невероятно толстым стеклом разглядеть водителя было невозможно.

– На ней мог ездить Гитлер, – не унимался Синицкий.

– Йодль, – поправил его Борке.

– Кто-кто?

– Один немецкий генерал, – усмехнулся Борке. – Его повесили. Ну да чёрт с ним.

Машина тронулась, и Борке оживился. Он откинулся на спинку дивана и повернул голову в сторону Синицкого:

– Итак, Владимир Игоревич, как я полагаю, вы игрок. Игрок убеждённый, но рассудительный. Именно рассудительность заставляет вас встать из-за стола задолго до закрытия казино. И именно это качество, умение уйти вовремя, по моему разумению, делает вас игроком удачливым.

– Я – человек Фортуны! – гордо подтвердил Синицкий.

– Я так и думал, – усмехнулся Борке.

Из противоположного угла дивана послышалось кряхтение. Это смеялся Кордак:

– Фортуна? Как же. Знавали мы эту даму. Большей шлюхи я на своём веку не встречал.

– Не скажите, граф, – возразил Борке. – Любая шлюха мечтает о большой и чистой любви.

Машина двигалась тихо и ровно, слегка покачиваясь только на поворотах.

– Кстати, позвольте полюбопытствовать, кто вы по профессии, чем вы занимаетесь?

– Ну, я типа экономист. А сейчас – риелтор.

– Типа экономист-риелтор. Звучит внушительно. А какова ваша любимая игра? – продолжил Борке.

– Покер, – гордо ответил Синицкий.

– В карты?

– Я предпочитаю на костях.

– На костях, – с уважением протянул Борке. – Игра стальных нервов, без блефа и реверансов. Понимаю. А эти господа, которых вы поили шампанским?

– Они приносят мне удачу, – по-прежнему с вызовом отвечал Синицкий.

– Все? – почему-то спросил Борке.

Вопрос несколько сбил с толку Синицкого. Он удивлённо повернул голову к Борке.

– Ну я не знаю…

Он что-то ещё хотел сказать, но Борке его оборвал:

– Оставим их. Обычные бродяги. А этого, в плаще, вы давно знаете?

Растерянность Синицкого увеличилась.

– Да я его вовсе не знаю.

– Но посещает он вас регулярно?

– Ну да… регулярно. Да он мне перстень продал, старинный, – оживился он. – Сказал, что приносит счастье.

– Позволите взглянуть?

Синицкий суетливым движением хотел снять перстень с окоченевшей руки, но Борке его остановил.

– Не беспокойтесь. Я отсюда вижу. Действительно старая вещь. Думаю, сегодняшнего вашего выигрыша не хватило бы и на половину его стоимости. Что же он так продешевил?

– А я знаю? – совсем растерялся Синицкий. – Он продал, я купил. Какую цену назвал, такую я и заплатил…

– Ну да, это его дела, – согласился Борке. – Но я вижу там арабскую вязь. Граф, вы у нас знаток языков. Не прочтёте ли?

– С удовольствием. Так, э-э…

Неведомо откуда в руках Кордака возникла большая лупа. Он крепко ухватил Синицкого за палец и повернул его к свету так, что хрустнули суставы. Синицкий вздрогнул, но оцепенение, которое сковало его, возможно впервые в жизни, заставило сидеть смирно.

– Здесь набор слов, – заключил граф. – Так, здесь написано… Ага! «Спасенье разум абсурд смерть». Я думаю, это нужно трактовать так: «Спасенье – разум. Абсурд – смерть».