Алексей Янкин - Свобода не воля. Часть 2. Медвежий праздник Страница 3

Меж тем несколько охотников, притопывая о землю и что-то бормоча, подошли к медведю и опрокинули его на спину. В руках Унтары тускло блеснул длинный нож. Решительным движением он надрезал шкуру медведя на животе, не протыкая однако его плоть. Отошел. Вернулся и сделал надрезы вокруг передних и задних лап, непосредственно перед кистями и ступнями. Теперь пели одни мужчины. Женщины, опустившись на колени, благоговейно молчали.

Продолжая свою, внушавшую девушке ужас, работу, Унтары соединил между собой все надрезы, просовывая конец ножа под кожу и держа его острием вверх, после чего, с помощью двух молодых мужчин, стал стягивать кожу с туши, словно снимая с неё шубу. Маргарита не в силах оторвать взгляда от отвратительного, но завораживающего зрелища. К её удивлению крови почти не было. Обнаженные темно-красные мышцы с полосками сухожилий и слоем желтого жирка делали фигуру очень похожей на человеческую. К горлу подступала тошнота. Невольно приподняв взгляд, девушка лишь теперь заметила, что привезшие убитого медведя три охотника сидят рядком за его головой. Лица их скрыты раскрашенными темными узорами масками. Они неподвижны, словно три статуи, грубо вырубленные рукой неловкого скульптора.

Вперед вышла Аина и громко торжественно что-то заговорила нараспев. «Сообщает, что сейчас придет дух-предок рода, дух Зайца с Белым Пятном, который заступится перед Нома Тарымом за них» – переводил Никита. Тут же из-за плотного круга в центр вскочил человек, одетый в заячьи меха. На макушке два уха из туго обмотанных пучков сена. Его лицо так же скрывает маска. Он начал совершать пляску вокруг туши, хрипло втолковывая что-то ей. «Говорит, что не охотники рода убили его. Охотников не было там, где произошло убийство. Их и сейчас нет здесь. Пусть посмотрит на лица – не увидит их…» бубнил вслед за оратором молодой охотник. Завороженные девушка с братом внимали каждому его слову. «Говорит, что это вороны виноваты, – продолжал переводить Никита. – Это они едят медвежье мясо. Люди рода не едят медвежатины».

Танцоры в разных костюмах сменяли друг друга и все нараспев выкрикивали слова, смысл которых сводился к тому, что в убийстве медведя виноваты другие: вороны, ружье, те, кто продал им ружье, те, кто продал им патроны к ружью, но никак не кто-то из тех людей, что находятся сейчас здесь. И сами туземцы так же возмущены произошедшим, как и погибший.

Танцы завершились поздно вечером. Женщины к тому времени сварили уху и участники, между делом, по мере необходимости подкрепляли свои силы. Аина, понимая, что гости устали, подойдя к ним, предложила идти спать, сообщив, что праздник будет длиться еще четыре дня, точнее следующие четыре ночи.

043

Весь следующий день жители стойбища занимались своими текущими делами. Ни освежеванной туши медведя, ни его шкуры нигде видно не было. Лишь к вечеру, когда солнце коснулось деревьев далеко за рекой, появились признаки подготовки к ночному гулянию. Кто-то развел по центру площадки между избушками огромный костер, кто-то суетливо бегал из дома в дом, что-то куда-то и откуда-то перетаскивая. Женщины вновь наварили несколько больших котлов ухи. Общего пиршества не предусматривалось. Каждый по-прежнему, по мере того, как чувствовал голод, мог подходить и утолять его, зачерпывая стоящими тут же кружками жирный навар и выхватывая из высящейся на здоровенном блюде горки кусок вареной щучины. Считалось, что необходимо соблюдать пост, сочувствуя горю медведя. А еда не совместная, вроде как и не еда вовсе. Так, баловство.

Наконец, когда окончательно стемнело, череда обрядов возобновилась. На этот раз в круг, появившись из ближайших зарослей, быстрым шагом вошел охотник, одетый в рыжие шкуры. Маска на лице удачно имитировала лисью морду. На поясе и руках болтались на длинных тесемках самые разнообразные мелкие предметы: и монетки, и какие-то литые из металла фигурки, и какие-то иссохшие кусочки плоти, в которых любопытный Михаил узнал когтистые птичьи лапки и их же головки. Маргарита, когда брат указал на них, лишь брезгливо сморщила нос, тут же опомнившись и осторожно оглядевшись, не заметил ли кто её пренебрежения.

В тоже почти самое время с противоположной стороны двое мужчин, одетых воронами, внесли в круг шкуру медведя вместе с головой, напяленную на плетенный из лозы каркас. Получилось весьма похоже. Медведь, вернее его оболочка, был посажен на прежнее место. На плечи ему опять накинули цветастый халат. Морда по-прежнему прикрыта маской со вставленными в глазницы большими монетами.

Одетый лисой туземец ходил по кругу и что-то требовал от стоявших вокруг людей, тыкая время от времени пальцем в сторону медведя. «Это Аксарр, Лис, потомок того Лиса, который был младшим братом созданных Нома Тарымом первых человека и медведя. Его Тарым прислал искать пропавшего медведя и найти его. Либо доставить к нему душу погибшего медведя. А заодно и выяснить обстоятельства его гибели. Не виноваты ли в его смерти жители стойбища. Эта лисья пляска называется «Яки-Ваки». Он выспрашивает у всех, не видел ли кто медведя.

Вдруг Лис буквально наткнулся на натянутую на каркас шкуру. Радостно подскочил к ней. Тут же всплеснул руками, догадавшись, что медведь мертв и принялся что-то выспрашивать у нее. Вся его фигура выражала крайнюю степень горя. Спрятавшийся за медведем Унтары в маске говорил от его имени, что он не знает, кто его убил, но никого из своих убийц он здесь не видит. Очевидно они не из этого стойбища. Лис в сомнении качал головой, вновь и вновь задавая вопросы медведю. Унтары, рыча, с жаром опровергал приводимые доводы.

Затем Лис подступился к сидящим по-прежнему в сторонке трем охотникам в масках. Внимательнейшим образом оглядел их, даже обнюхал. Они стали убеждать его, что кто убил медведя, не знают, а мясо его съели «кэлахр», вороны. Они были вчера здесь, но съели все мясо медведя и улетели.

– Где кости? Где кости? – бесновался Лис.

– Найдём! Найдём! Принесём кости! – кричали в ответ подозреваемые.

– Когда? Когда?

– Скоро! Скоро! Мы найдем, где вороны оставили их и принесем!

Постепенно в пляску втянулись и все прочие мужчины и женщины рода. Они вошли в некий транс. Каждый крутился, приплясывал, приседал, подпрыгивал. Глаза у всех стали дикими, голоса хриплыми. «Это медвежья пляска. Люди пытаются запутать Аксарра, посланника Тарыма, и душу медведя» – пояснял своим друзьям Никита. Пляска перешла далеко за полночь и гости опять, не дождавшись её окончания, удалились спать. Брат с сестрой были не на шутку напуганы поведением хозяев.

044

Практически по тому же самому сценарию прошли две следующие ночи. Единственно, что на этот раз перед шкурой медведя, когда её вынесли, сразу поставили миски с угощением и кружку, в которую постоянно что-то подливали. По резкому запаху зрители могли понять, что это обыкновенная водка (несколько бутылок её успели за два предыдущих дня принесли гонцы, отправленные за ней в ближайшую деревушку ручу). Похоже этим же напитком успели угоститься и некоторые из танцоров, что строго возбранялось, судя по тому, как Сокум Аина выбранила их за это.

Кроме того перед медведем расставили вылепленные из высушенного теста фигурки оленей, зайцев, кабанов, рыб. В двух плошках дымилась тлеющая чага. Унтары изредка присыпал её порошком из сушеного мухомора, от чего поднимался удушливый чад, туманящий мозг даже седевшим достаточно далеко от чучела медведя. Считалось, что мухомор, в противоположность водке, дает не опьянение, а помогает установить связь с духами.

В самом начале каждой ночи лис вновь и вновь требовал с трех подозреваемых охотников, единственных, кто в течении всего празднества оставались неподвижными:

– Где обещанные кости? Где?

– Мы уже почти нашли то место! Скоро, скоро принесем кости!

Лис крутился в ярости юлой, рычал, рвал зубами одежду на себе.

– Не могу, не могу вернуться! Нужны кости! Тарыму нужны кости.

– Уходи! Уходи! Мы сами принесем кости! – вторили ему танцоры.

То один, то другой танцор, а танцевали все, за исключением трех охотников, гостей и совсем маленьких детей, бросался к медведю, склонялся над ним или вообще становился на колени, целовал его лапы (женщины при этом предварительно накрывали их своими платками). Просили у него прощения, что не уберегли от ворон. Не сберегли его мяса. А кто его убил, они не знают. Не видали. Нашли его уже мертвым.

Каждый пел свою песню, не особо заботясь о гармонии с прочими певцами. Но все песни, как перевел Никита, были об одном – о том, как хороша жизнь стойбища, как приятно бродить по тайге, плавать по реке. И о том, что никто не помышлял даже всё это время об убийстве потомка брата их далекого предка. И что бы дух медведя, когда предстанет перед Тарымом, так и сказал ему. Не они убили медведя и не надо искать здесь его убийцу.

Временами, насколько поняла Маргарита, участниками разыгрывались какие-то сценки, истории, принимавшиеся всеми очень горячо. Актеры вызывали такой шквал одобрений, какой, пожалуй, не снился ни одному театральному светилу. Здесь были и сцены охоты, рыбалки, и простые бытовые зарисовки. Какие-то споры между мужчинами и женщинами, носившими характер анекдотов, сопровождавшиеся взрывами гомерического хохота. При этом, похоже, частенько в изображаемых узнавали конкретных лиц, в сторону которых тут же принимались тыкать пальцами и хохотать. Но никаких обид или неудовольствий никто не выказывал, ни те, над кем смеялись, ни те, кто смеялся. Похоже, что за эти несколько ночей каждый успел получить свою порцию славы и подтруниваний.