Николай Щербаков - Капитан Лопанчук. И другие морские истории Страница 3

А досадные обстоятельства заключались в том, что к нему вчера зашел молоденький третий штурман и, помявшись, попросил задержаться утром на вахте, потому, что он, Юра Носков, так звали штурмана, хочет проводить в аэропорт Килп-Ярве свою молодую жену, улетающую домой, в Ростов-на-Дону. Дело в том, что Юра должен был сменить сегодня Пахомыча на суточной вахте, а он хотел первым, ранним автобусом проводить жену до аэропорта. Штурман стоял в дверях каюты Пахомыча, а из-за спины его выглядывало молоденькое, девичьего пола, в беретике и каштановой челке глазастое создание и доверчиво смотрело в глаза Пахомыча. Братцы, ну кто бы смог отказать! Все мы были молодыми.

Юрка пообещал уже к одиннадцати часам быть на судне. Мол, он успеет. Он все рассчитал. Ладно, хмыкнул Пахомыч, прощайтесь, что с вами сделаешь. При этом он больше обращался к девушке, стоящей за спиной молодого штурмана. Молоды-ые.

А сейчас он стоял и, не смотря на нависший над ним козырек рубки, мок под моросящим дождем и, как уже было отмечено, матерился. Потому, что на часах было шестнадцать с копейками! А никакого Юрки не было. И Пахомыч, получается, стоял вторую вахту. Кому сказать! Он, старпом стоял вахту за салажонка! Мерзавец! Вокруг пальца обвел!

Мимо к трапу прошел капитан, уходящий на берег.

– Пошли? – глянул он на старпома, – что, так и не появился?

– Нет, – буркнул Пахомыч.

– Ну, стой, стой. А завтра сам с ним разбирайся, я вмешиваться не буду. И не жалей пацана! А то нюх потеряет. Правильно я говорю? – усмехнулся и ушел.

– Да я его…, – выматерился доведенный до отчаянья Пахомыч и ушел в каюту.

Третий появился, когда все, кроме вахты ушли с судна домой. В дверь старпома тихо постучали.

– Да, – не оглядываясь на дверь, отозвался Пахомыч.

Дверь почти бесшумно открылась и:

– Геннадий Пахомыч, это я.

– Что? – Пахомыч задохнулся от негодования, – явились, ваша светлость? На часы глянь, штурман, мать…!

– Геннадий Пахомыч, выслушайте. Я знаю, я виноват.

– Речь хорошо подготовил, брехун? Что, самолеты не летали? Или автобусы все поломались? Ну, давай…

– Геннадий Пахомыч. Я в Москву летал, Наташу провожал. И вот. Только вернулся.

Пахомыч застыл, хватанул несколько раз ртом воздух. И вдруг, по лицу парня он понял, что тот не врет. Он сел на стул и показал третьему, чтобы тот тоже сел. Помолчали. Это что же получается? Им времени не хватило попрощаться, и они полетели в Москву?

– Что ты сейчас сказал? Вы в Москву летали? А потом ты вернулся? А она?

Пахомыч говорил, а сам представлял себе этого пацана и его подружку в самолете, летящими в Москву. Что же это было? Продолжение счастья быть вместе? Или продление грусти расставания?

– Слышите, Геннадий Пахомыч, вы не сердитесь на меня. Я отработаю. Я за вас больше отдежурю…, а она…, она же в Ростов улетела. В Москве ведь пересадка. В Ростов прямого рейса нет.

Юра бубнил, а Пахомыч смотрел на него, и лицо его постепенно теряло зверский вид. Еще помолчали. Юрка явно мучился. Он, то заглядывал в глаза старпома, то опускал глаза в пол. По лицу было видно, что ему трудно даётся эта ситуация. Молодое самолюбие готово было выскочить наружу. И Пахомыч это понял. Он подвинул штурману журнал и сказал:

– Расписывайся. О приеме вахты.

В графе времени стояло восемь ноль-ноль. Юрка поднял глаза на старпома. Тот кивнул – расписывайся. Потом оделся, сунул ему судовой журнал и, подтолкнув к двери, буркнув «до завтра», ушел.

У трапа вахтенный матрос пожилого возраста, давно ходивший в моря с Пахомычем, с пониманием спросил:

– Ты там его не прибил, Пахомыч?

– А за что? – неожиданно для самого себя ответил старпом, – за то, что молодой?

На трапе остановился и повернулся к нахохлившемуся матросу.

– Как думаешь, в Москве сейчас погода хорошая? – и, не ожидая ответа, поднял воротник плаща и пошел вниз на причал, – а я думаю, что там солнышко греет и травка зеленеет.

1968г.

Капитан Лопанчук

Всякий раз, как только мысленно возвращаюсь в годы юности, а именно в годы учебы в Ростовском мореходном училище Рыбной промышленности, в памяти чаще всего является именно это время года, и именно этот период. Это, по-видимому, окончание третьего курса и сдача курсовых экзаменов. Догадываюсь, что это то самое время по нескольким причинам. Это вторая половина мая 1965 года. Сразу после третьего курса мы уезжаем на годичную практику. На год самостоятельной морской работы. Нам предстоит распределение по промысловым флотам всей страны, такое же, как ждет нас и в конце учебы в училище. От Дальнего Востока, до Калининграда. Одним словом мы уже не «салаги», три курса за спиной, две летние практики, но еще и не «мариманы». Вот с годичной практики мы вернемся «мариманами». Такая вот иерархия. События, согласитесь, запоминающиеся.

Большинство уже обзавелись подругами, с которыми придется расстаться на год. И в этом расставании, естественно, своя романтика. Да, пока это романтика. Те, у кого «романы» сложились по серьёзному, стараются не упустить возможности, провести лишний часок со своей девушкой, подругой. У кого как. Это тоже запомнилось.

И курсовые экзамены надо сдать как можно лучше. Итоги экзаменов повлияют на то, где ты проведешь этот год. Ведь это может быть колхозный сейнер на Каспии, а может быть современный промысловик в водах Атлантики. И мы самоотверженно проводим часы «самоподготовки», официального времени, отведенного для самостоятельного изучения предмета, а потом и ночи напролет, в «кубриках», организовавшись в группы по интересам. Зубрим вопросы по билетам. А в группы сбиваемся для взаимной помощи и взаимопроверки. Учимся серьёзно, ответственно.

А за окнами цветет акация! Это самая яркая краска всех воспоминаний. Ростовские акации. С балкона нашего «кубрика» можно сорвать пахучую гроздь цветов. Этот запах мешает учебе и влечет нас на улицу, на набережную, на свиданье с нашими девчонками. Жизнь преподносит урок выбора становящимся молодым характерам. Благоразумно зубрить «предмет», или, сдвинув лавочки на набережной, в кругу друзей и подруг под гитары петь песни и радоваться весне и молодости. И что? Случалось, что благоразумие в сторону – экзамены все равно сдадим. Айда на набережную!

Как давно это было! Но как отчетливо это помнится! До запахов! Моряки! Однокашники мои, кто прочитает эти строчки – вспомните: на столе одеяло, снятое с койки и оттуда же простынь. Мы гладим на этих одеялах брюки, «фланелевки», гюйсы. На одеялах, там, где забывали утюг – коричневые пятна в форме этого самого утюга. Запахи в кубрике помните? Когда все собираются вечером в город? Запах пара, горелого одеяла, запах «Шипра» и ваксы. И из окна запах акации. Вспомнили? А где заглаживаются стрелочки на «фланелевках» вспомнили? На груди. Вот так. А сейчас, доложу я вам, по Ростову ходят курсанты в кителях с непонятными знаками. Толи моряки, толи железнодорожники. Не поймешь. А может это трамвайное депо новую форму ввело? Грустно. В наше время в Ростове было две мореходки и одно речное училище. И носили мы голубые гюйсы, тельняшки, бескозырки и мичманки. Город был – морским! И мы были, без ложной скромности, лицом его – города-порта Ростов-на-Дону.

Полвека пролетело, как несколько дней. И вот уже интернет стал собирать разбросанных по окраинам бывшей громадной страны, да и всего мира, «одноклассников», коллег, друзей. Вот и меня он связал с однокашниками по Ростовскому мореходному училищу. С одним из них – Николаем Лопанчук, свел основательно. Вот уже не один год, пожалуй, мы с ним общаемся и в сети и по телефону. Живет он во Владивостоке. Уехал на Дальний Восток сразу после училища по распределению, и как выяснилось, надолго. Не стану говорить – навсегда. Хотя… в нашем возрасте… Прошлым летом ездил я по Ростову, фотографировал своему другу юности здания нашего училища, наиболее запомнившиеся нам в те годы улицы. Рассказали ли мои фотографии ему о нынешнем Ростове что-то, что бы заменило ему прогулку по знакомым местам? Трудно сказать.

Из общения с Николаем сложилась вполне связная картина жизни, карьеры моего друга. Парень прошел все стадии флотской жизни: от матроса, убирающего каюты и чистящего картошку на камбузе, до руководителя экспедиции. Фотография под заголовком его, Николая Лопанчук.

Коля, не помню я твоего отчества, а может и не слышал никогда. А спрашивать уже не хочется. Сам понимаешь, какие бы посты ты не занимал, для друзей ты остался Николаем, Колей. Фотографии он, доложу я вам, не одну мне выслал. Была еще одна, официальная. Вот эта.

На ней седой солидный капитан дальнего плаванья со всеми положенными регалиями, значками и медалями. Когда я её получил, фотографию, первой мыслью было – увеличить, завести в рамку и отнести в училище наше. Там ей было бы место. Полвека назад этот парень, а теперь уже бывший начальник промысловых экспедиций на Дальнем востоке, учился здесь. Вот, пожалуйста, проходя по коридору, поднимите подбородочек, подравняйтесь на этого человека. Не смогу я этого сделать. Нести некуда. Нет такого училища! Ростовского мореходного училища рыбной промышленности больше нет. Расформировали за ненадобностью. Такие специалисты нашей стране больше не нужны.