Макс Неволошин - Шла шаша по соше (сборник) Страница 3

– Знал.

– Знал. У тебя непыльная работа, даже две (тут я вспомнил коробки Хелен Мэй). Тебе не противно то, что ты делаешь. Деньги платят, вид из окна. Жена-красотка… Терпит такого охламона двенадцать лет. Наконец, у тебя есть роскошный собутыльник, а это уже излишество.

– Юрий Иванович, – сказал я, – зачем вы меня обижаете? И себя тоже.

– А что? Ты хочешь сказать – друг? – Юрий посмотрел на меня так, словно разглядывал букашку в микроскоп. – Макс, мы с тобой знакомы два месяца…

– При чём тут срок? Человека можно узнать за два часа.

– Ладно, извини. Проехали.

Как-то, вдохновившись от портвейна, я прочёл Юрию свои рифмованные опусы. Ему понравилось одно четверостишие, вот это: Пройдёт война, воззренья переменятся – ничей не будет взгляд ортодоксален. И только Ленин станет верным ленинцем, а верным сталинистом – только Сталин. Юрий достал с полки общую тетрадь.

– Вот смотри. Здесь мне друзья пишут разные приколы. Запиши мне этот стих, ладно?

Ага, уже друзья… – подумал я.

– Можно почитать?

– Конечно.

Половина записей была сделана явно нетвёрдой рукой.

Юрий Иванович много пил. При этом, как верно заметила моя жена, внешне почти не менялся. Если с ним и бывали перемены, то я не успевал их отфиксировать, так как сам менялся гораздо раньше. Серьёзно поддатым я видел его только раз – тридцатого декабря. Мы с женой приобрели несколько упаковок конфет «Рафаэлло» для подарков соседям и знакомым. Одну я понёс Юрию Ивановичу. Дверь, как обычно, была не заперта. Из глубины квартиры доносились нетрезвые голоса. Вид комнаты и её обитателей говорил о как минимум трёхдневном загуле. За столом напротив Юрия сидел в дымину пьяный небритый мужик в заляпанном комбинезоне. Я подумал о ведре засохшей краски в прихожей, из которого торчали валик и длинная кисть.

– Знакомься, это Адам, – сказал Юрий. – По профессии малер.

– В смысле маляр?

– Нет, малер. Ты знаешь, что такое по-немецки малер?

– Художник, бля! – неожиданно и громко сказал Адам. И вдарил кулаком по столу. Он попытался добавить ещё что-то про забор, который надо срочно докрасить. Но слова давались ему с трудом.

– Никак не угомонится, Том Сойер хренов, – сказал Юрий. – Эй, Адаша! Иди отдохни. Кровать найдёшь? Только пописать сначала не забудь.

– Пральн… – кивнул Адам.

Он встал и сразу упал под стол. Мы отволокли его в спальню.

– Где вы его нашли? – спросил я.

– Дорогу узнавал. А я как раз из магазина шёл, пригласил его на рюмаху… Уже дня четыре керогазим или три. Какое сегодня число?

– Тридцатое.

– Хм… А я думал, двадцать девятое. Надо же – целый день потеряли! Мне завтра к детям ехать, а я связался с этим чучелом… Совершенно градус не держит. Ладно, пойдём я тебя джином угощу.

Из массива посуды на столе Юрий извлёк квадратную бутыль. Конечно, она была пуста.

– Нда, неудача. Придётся идти в магазин. Вернее, ты зайдёшь, а я тебя на улице подожду. Мне в таком виде нельзя. Сейчас найдём… у меня двадцатник где-то был…

Он обыскал карманы, сначала свои, потом Адама.

– Макс, у тебя деньги есть?

– Есть.

– Ну, считай, я у тебя занял. Напомнишь мне потом. Всё, пошли.

Я купил джина, тоника и два пива ему на утро. Дома Юрий подозрительно рассмотрел тоник.

– Это ещё зачем?

– Джин разбавлять.

– Где ты набрался этих буржуйских замашек? Тридцать семь градусов – это ж нонсенс. Всё уже разбавлено до нас.

– Так он противный без тоника…

– Оставь. Давай его сюда, – Юрий налил и залпом выпил полстакана, закусил подарочной конфетой. – Спасибо. Вкусные… Знаешь, неохота тебе говорить, но всё равно придётся. Я ведь уезжаю скоро.

– Куда?

– В Америку. В Калифорнийский университет.

– Не понял.

– На работу зовут. Бывший начальник получил грант на полтора лимона. Открывает новую лабораторию. Там как раз моя тема…

– Какая тема?

– Да комары, я ж тебе рассказывал! Они, гады, мутируют быстро, и надо их вовремя… короче, понять, как с ними бороться. В Калифорнии та же проблема. И главное, представь, треть нашего института там. По-русски говорят на работе!

– Представляю, – сказал я.

Мне стало грустно. Я посидел ещё немного и ушёл. Шёл и думал: может, у него фантазия такая спьяну.

Через месяц Юрий Иванович уезжал. Мы помогли ему вынести из квартиры мебель. Что-то купил старьёвщик. Остальное увёз фургон Армии Спасения. На джипе подъехала бывшая жена Юрия – забрать свой компьютер. Представительная, ухоженная брюнетка академического типа. Вежливо-расслабленная ладонь. «Юра много рассказывал о вас. Спасибо, что навещали его иногда». «И вам спасибо», – чуть не ответил я. Потом мы выпили вина из коробки в органично пустой комнате. Обнялись, похлопали друг друга по спинам. «Всё будет хорошо, ребята, – сказал Юрий. – Всё будет нормально. По-крайней мере за вас я спокоен». Иногда я думаю об этих словах. Был ли в них какой-то особый смысл? Или не было никакого такого смысла? Что значит «за вас я спокоен?» А за кого не спокоен – за себя?

Восьмого марта в нашей квартире зазвонил телефон.

– Привет, – сказала трубка знакомым голосом. – Жена дома?

– Юрий Иванович, это вы, что ли? – осторожно спросил я.

– Хе-хе, нет – это кто-то надел мои штаны.

– Ну как вы, где? Рассказывайте.

– Погоди, давай супругу сначала. А то я забуду, зачем звонил.

Жена с удовольствием выслушала поздравления.

– Спасибо, Юрий Иванович! Такая приятная неожиданность… Да кто теперь о нём помнит?… Ну, он-то конечно… Прям щас – кухонный комбайн! А в прошлом году пылесос… Ладно, даю.

Юрий рассказал, что начал работать, снял квартиру, приобрёл годовалый «Форд». Что в лаборатории действительно говорят по-русски, редкие американцы вынуждены учить язык. Что ни Голливуда, ни Диснейленда пока не видел, но ждёт в гости детей, «вот с ними и сходим».

С тех пор мы созванивались более-менее регулярно. Через полгода Юрий сообщил, что женился! Естественно, на бывшей аспирантке. Мы тем временем переехали в Сидней. Устроились на работы, о которых можно говорить, а не мычать. Думали о путешествии в Европу с промежуточной посадкой в Лос-Анджелесе. Однажды от Юрия пришло электронное письмо: «Меня пропечатали в газете». В приложении – статья, озаглавленная «Понять опасного вредителя». И два фото. С верхнего самодовольно улыбался некий профессор Райхель, явно начальник. Я догадался, что это он выдернул Юрия в Америку, и почувствовал лёгкую неприязнь. Рядом, на мониторе, – увеличенное изображение комара. На снимке ниже – Юрий Иванович в профиль, в руке что-то похожее на фен. И далее: «Исследователь Юрий Лашков применяет вакуумный экстрактор для поимки трансгенных москитов».

Суббота, полдень. Мы с женой на балконе под солнечным зонтом едим арбуз и пьём шампанское. Сегодня день рождения Юрия Ивановича. Звоню ему. На том конце различим смех и звон посуды. В Калифорнии поздний вечер.

– Спасибо, ребятки, – голос у Юрия растроганный и чуть нетрезвый. – И что вы там пьёте за меня?

– Шампанское.

– Что? За меня шампанское?! Быстро марш за водкой!

– У нас час дня и жара…

– Пижон. Ладно, вечером сходишь. Ну, когда вас ждать?

– Скоро, теперь уже скоро… Я позвоню… Юрий, мы обязательно к тебе приедем. Сходим в Диснейленд, съездим в Лас-Вегас на рулетку…

– Обязательно. И никаких гостиниц – жить только у нас.

Кажется, это был единственный раз, когда я назвал его на «ты».

В то утро я пришёл на работу в костюме и галстуке. Должен был выступать на презентации. Открыл почту, увидел письмо от Руслана «без темы». Кликнул – пустой экран. Нет, не пустой. Одна строчка сверху.

Vchera umer otec, ostanovilos serce

На несколько секунд я убедил себя в том, что это идиотский розыгрыш. Особенно дикими казались латинские буковки и ошибка в слове «сердце». Я сидел как деревянный и всё смотрел и смотрел в этот белый экран, как будто ждал, что там появится что-то ещё. Пока не осознал, что Юрия Ивановича больше нет… Позвонил жене и пошёл на презентацию. Лучше бы я её отменил.

Через год Руслан был в Сиднее. Рассказал, как всё случилось. Юрий с дочерью (у него гостила дочь) поехали на слёт бардовской песни. Оказывается, в Калифорнии есть нечто похожее на наш Грушинский фестиваль. Концерт, затем костры у палаток и так далее. Юрий посидел в нескольких компаниях, думаю, что хорошенько выпил. На какое-то время дочь его потеряла. Слышала сквозь сон, как он забрался в машину и затих. Утром дочь проснулась, а он – нет. Не хотел бы я быть на её месте.

Однажды ночью он мне приснился. Мы гуляли в каком-то парке. Кажется, в больничном, потому что Юрий был в пижаме, но вид бодрый и весёлый.

– Юрий Иванович, – спрашиваю, – как же так? Вы вроде умерли?

– Да нет, – смеётся, – это не я. Это другой человек умер. Нас перепутали в больнице…