Владимир Буров - Пятое Евангелие. Явление пятистам Страница 3

Идет фанера «минус один», но в натуре нет никого. Как говорится:

– Вы чё, делаете-то, в натуре, а?

Сокращено 3 страницы.

Вот таких ошибок, говорят, нашли более пятисот в знаменитом романе Даниэля Дефо «Робинзон Крузо». Вот один пример оттуда. Герой раздевается, прыгает в воду и там, под водой что-то, уж не помню, отрезает ножом. Какую-то веревку. Вопрос: откуда нож, если он был в кармане, а герой-то ведь разделся? Уже после многих изданий автору предложили исправить эти уже найденные критиками ошибки. Но автор отказался, он оставил все, как было. Почему? Потому что ошибки нет. Если в руке Робинзона Крузо под водой оказался нож, значит, он его взял перед тем, как прыгнуть в воду. Где это написано, что он его взял? То, что под водой у Робинзона Крузо оказался нож, и значит, что он его взял, прежде чем прыгнуть воду. Этот литературный прием, если это можно назвать литературным приемом, создает в романе трех-, а может и четырехмерное пространство. И в этом случае, и в случае с маскарадом автор использует законы, открытые людьми давно. Или по-другому: так существует мир. Так в нем все устроено. Поэтому если тяжелый инкассаторский джип упал на бок, а его подняли четыре человека, значит, либо все четверо были очень сильными людьми (а в романе все они бывшие спортсмены), или, тем более, если этого недостаточно, джип лежал на боку, но не совсем. Ведь джип упал в кювет. И написано, что лежал на боку. Но ведь это не значит, что он упал на все девяносто градусов. Ведь кювет – это яма, джип мог лежать на боку, наклонившись всего градусов на тридцать-сорок. Тогда поднять его мог бы в принципе и один человек.

Сокращена 1 страница

Боевик – это демократия – прямой, без критика, путь к читателю. Читатель здесь самый главный критик. Он здесь самый главный профессор. Поэтому, видимо, критики обиделись и считают для себя позорным заниматься боевиками. А заниматься надо, потому что для нашего общества боевик это такая же диковинка, как картины Михаила Шемякина. Он считает, что для понимания этих своих картин надо создавать специальный университет. Для понимания боевиков тоже самое. Вовремя устроил Марио Корти передачи про Сальери. Действительно, надо быть Сальери, чтобы писать боевики. Просто так это не получится, надо создавать теорию, целое мировоззрение. Я тоже не мог понять, какой интерес в стрельбе по разным сторонам. Пришлось некоторое время подумать. Вроде бы неинтересно, а с другой стороны: а что интересно?

Например, интересно ли ходить в магазин, резать хлеб, пить чай, разговаривать, гулять с собакой или с кошкой, смотреть теннис? Теннис интересно бы посмотреть, но его показывают слишком поздно. Глаза слипаются, пока дождешься. К тому же наши все вылетели. За Штеффи Граф, если только поболеть. Посмотрим, может сегодня она выиграет.

А так, все остальное, в общем-то, неинтересно. Получается, боевик ничем не хуже всего остального. С другой стороны, боевики смотрит весь мир, от них кинокомпании имеют основной доход. Не на детективах, и не на триллерах даже, а именно на боевиках. Стоило бы задуматься, почему это происходит. Нельзя считать весь мир неграмотным. А?

Сокращено два абзаца

Совсем иначе сделаны все американские боевики. Вот, например, в фильме «Кобра» Сильвестр Сталлоне детектив, но именно он громит банду, а не спецназ. Для того, чтобы это было реальным, достаточно оговорки. В фильме этому герою по кличке Кобра, по фамилии Кобретти, один сотрудник полиции говорит, что ему лучше бы работать в специальном подразделении. Оговорка и больше ничего. Этого достаточно. Как Шекспиру достаточно, чтобы мужчина надел женское платье, и он уже может быть не узнан, как мужчина. Такова сила реальности. Ведь и в фильме «Кобра» можно бы сделать, чтобы все было реально, по оценке соцреализма. Можно было главного героя сделать не детективом, а спецназовцем. И все. Тогда бы он был, как в СССР, типичен, а не исключителен. Однако этого не делается. Почему?

Для чего делаются современные русские боевики и детективы? Говорят, для того же, для чего снимаются американские боевики. Имеется в виду, что это шоу-бизнес. Для того, чтобы людям было интересно это читать или смотреть, а люди делавшие фильмы или издающие книги зарабатывали деньги.

Сокращен один абзац

Можно не рассматривать американские боевики. Берем книгу, которая продается в Москве на Тверской. Она называется «Как написать бестселлер». Автор А. Цукерман.

Цитата со страницы 29:

«… ключом к превращению книги в грандиозный бестселлер является создание неординарных героев, которых невозможно встретить в повседневной жизни…».

И Ал Цукерман рассматривает не новые какие-нибудь книги, а «Унесенные ветром», «Поющие в терновнике», «Крестный отец». Три из пяти рассматриваемых им книг, написаны более пятидесяти лет назад. Все книги рассматриваются с точки зрения их покупаемости, именно интереса, который они вызывают у читателя.

Получается, что уже проверено временем, какие книги являются коммерческими. Книги, в которых герой не правило, а наоборот:

– Герой – это исключение из правил. – Именно такой герой будет интересен читателю. Во всем мире, оказывается, это давно известно, а здесь всегда считали, что герой должен быть типичен.

Сокращен один абзац

Можно сказать, культовыми героями стали Арнольд Шварценеггер, Чак Норрис, Дольф Лундгрен, Жан-Клод Ван Дамм, Клинт Иствуд, Роберт де Ниро, Сильвестр Сталлоне и много, много других. Люди верят в таких героев, а рецензент говорит, что нет. Следовательно, как я уже сказал, ошибается.

Сокращено три абзаца

Агата Кристи нашла решение этого вопроса. Когда одна из ее героинь спрашивает, как же можно вспомнить, кто, где стоял, если в комнате тогда было десять человек, главная героиня отвечает, что этого и не надо делать. Вспомните, говорит, только, кто стоял в проеме двери. И уже обычный человек вспомнить это в состоянии. Но здесь-то, у Марининой, не так. Здесь надо действительно иметь в виду все десять вариантов. Ведь Агата Кристи расследует не одно убийство, а накатывает их одно на другое, чтобы не дать читателю возможности начать сводить концы с концами. Только читатель вроде бы уже готов начать изучение сопромата, как все, уже поздно, опять убийство, и вариантов уже становится не десять, а десять умноженное на десять и так далее. Тем не менее, считается, что детективы Агаты Кристи интеллектуальные. Почему? Ведь не потому, что читатель романов Агаты Кристи должен обладать хорошо развитым логическим мышлением, не потому, что голова его умеет работать как компьютер с программным управлением. Просто этот читатель прочел много книг и потому верит своему мнению. Он твердо знает, что если что-то в книге Агаты Кристи ему непонятно, то значит:

– Это и не должно быть понятно! – Например, написано:

– Перешла улицу миссис Инглторп.

Кто такая эта миссис Инглторп? Если это имя упомянуто в начале, а именно, только один раз, то читатель еще не испытывает никакого беспокойства. Но если это сказано уже в третий или четвертый раз, а читатель, тем не менее, ничего не может вспомнить об этой миссис Инглторп, он потихоньку начинает приходить в ужас. Ему говорят, говорят, а как об стенку горох. И не мудрено. Ведь на пяти страницах таких миссис уже было упомянуто штук шесть-семь!

Об одной было сказано, что она знакомая там чья-то, о другой, что она племянница какого-то дяди, третья просто соседка, четвертая это сама хозяйка дома, пятая ее внебрачная дочь, шестая тетка по первому мужу и т. д. Господи, как же с этим справиться, если говорят, что это просто шоу-бизнес. И у Агаты Кристи это на самом деле шоу-бизнес. Так много сказано специально, чтобы читатель и не пытался начать анализировать. О чем беспокоиться? Ведь все совершенно понятно:

– Перешла улицу миссис Инглторп. – Чего здесь непонятного. Какое слово? Миссис Инглторп? Это женщина, которая уже три раза вступала в разговор. Это помнит каждый, а больше ничего и не надо. Как же? Ведь было написано, что она чья-то там родня, кажется. Отлично! Ведь вы это помните. Но было сказано точно, чья она родня, и беспокоит, что это не вспоминается. Значит, и не надо это помнить. Почему? Потому что специально так написано, чтобы ввести читателя в детектив.

Чтобы он понял, примирился, что его знания на каждый данный момент частичны. Именно ведь с частью знаний ведется расследование. Все-то ведь известно будет только в конце. Вот эту способность примириться с частью знаний кто-то и назвал интеллектом.

Сокращено два абзаца

Так и здесь. Если человек захочет прочитать книгу, то другой художественной литературы, кроме соцреалистической он не найдет. А она вся ерунда. Но если читать все-таки хочется, то этот человек, как и раньше, продолжает верить: