Ирина Резцова - Эшелоны власти. Любовь по-черкесски Страница 3

– Не думаю, что есть враги… Но посуди сам, здесь налицо чьи-то интересы. Вполне может быть, что кто-то из депутатов продвигал интересы своего региона или еще что-то… Мало ли…

– То есть, получается, что у Адыгеи забрали почти весь бюджет и отдали другому региону?

– Я не утверждаю, Тагир, – пожилой депутат снова достал пачку сигарет и зажигалку. – Но, на всякий случай, поостерегся шуметь, пока ситуация не прояснится.

– Хорошо…, – Тагир извлек сигарету из пачки Геннадия Михайловича.

– Твой друг, которому ты только что звонил, чем занимается?

– Он – начальник отдела в нашем республиканском министерстве финансов.

– О, это хорошо!

– Завтра прилетает. Предложил, чтобы мы вместе придумали какое-то решение… Говорит, что на уровне исполнительной власти это сделать невозможно.

– Он прав, – задумчиво проговорил пожилой депутат. – Судя по всему, он у тебя смелый человек, коли не боится что-то предлагать на федеральном уровне, рискуя своей карьерой.

– Чем он рискует-то? – с недоумением переспросил Тагир Темиргоев.

– Всем, – Геннадий Михайлович затянулся, выпуская дымок, – фактически он занимается тем, что в его функции не входит. Значит, превышает полномочия, а это чревато неприятностями.

– И что мне делать? Перезвонить Зауру и сказать, чтобы не приезжал сюда?

– Не надо, Тагир. В сложившейся ситуации тебе никто, кроме него не поможет… Да и потом, если он летит сюда, значит, понимает свои риски… Ну, что? – Геннадий Михайлович затушил сигарету и взял бутылку водки со столика. – Еще по пятьдесят грамм и пойдем в комнату?

Геннадий Михайлович Зубатов по натуре являлся военным человеком, генералом в отставке.

Детство у него было бедное. Родители познакомились на фронте, а после войны, в тяжелые сороковые годы, семья решила переехать в Костромскую область, где разруха не так угнетала душу, как в Белоруссии, где родился Геннадий Михайлович. Спустя два года родился младший брат. Первые годы семья жила в землянке, одежду было купить не на что. Да что там, ткань на школьные костюмы достать было почти невозможно. С обувью в послевоенные годы на селе вообще была беда, поэтому зимой братья Зубатовы в школу не ходили.

И все равно годы становления страны Геннадий Михайлович вспоминал с трепетом. Еще бы! На это время пришлась юность! Люди оживали, хлеб в местных столовых был бесплатным. Геннадий Михайлович поэтому покупал стакан чая без сахара за двадцать копеек и брал несколько кусков хлеба. То были счастливые времена! Молодой Геннадий Зубатов хотел стать агрономом и усиленно готовился к вступительным экзаменам. Однако не добрал всего два балла, пришлось уйти в армию…

Молодость невозможна без любви. Юная Нина Александровна, мечтающая о профессии врача, успевала верить в будущее Геннадия Зубатова. Каждый месяц она отправляла своему ухажеру учебники по математике, физике и химии. Так пролетели два года, которые в итоге поставили Геннадия Зубатова перед выбором. Попытать счастья в сельскохозяйственном институте или выбрать служение Отечеству. Армия влюбила в себя. Да так, что Геннадию Михайловичу пришлось извиняться перед Ниной Александровной за такие перемены в планах на будущее. Ведь в письмах она писала о том, что мечтает о тех временах, когда они вместе будут готовиться к сессии и распределятся куда-то в Сибирь, как молодая семья.

После демобилизации, Геннадий Михайлович и Нина Александровна, конечно же, поженились. Но после свадьбы их ждала разлука из-за учебы будущего офицера в военном училище. И снова посыпались письма друг другу и надежды. Надежды на достойное будущее… Нина Александровна к тому времени закончила четвертый курс медицинского института, получая специальность педиатра. Оставался всего один год, который Нина Александровна доучиться не смогла – молодого офицера Геннадия Зубатова распределили на Дальний Восток, поближе к китайской границе, на остров Даманский. Надежды рушились, но что было делать Нине Александровне? Как покорная жена, она последовала вслед за мужем фактически на войну, уже без надежды на какое-либо будущее.

Шли годы, офицер Геннадий Зубатов повышался по службе. Родился сын – Николай. Семья каждые три-четыре года меняла гарнизоны, но в Германию, как того хотел Геннадий Зубатов, никто его не пускал. Тогда он подал документы в Академию Генштаба, надеясь, что этот шаг как-то изменит ситуацию. Однако после блестящей учебы, Геннадия Зубатова, вместо отправки в Германию, оставили служить в Москве.

Столицу Геннадий Михайлович не любил. Холодно, слякотно, постоянно дуют ветра, москвичи постоянно демонстрировали некоторую высокомерность. Другое дело, его родная Кострома… Поля да березы… И Геннадий Михайлович принимает непопулярное решение – перевестись к себе на родину. Он даже созвал всех своих сослуживцев на застолье, за которым громогласно сообщил, что в Москву больше не вернется.

Вселенная, видимо, не расслышала слова Геннадия Михайловича, а, может, решила пошутить над ним и, вернула его вместе с семьей обратно в Москву ровно через год. Последовало предложение, от которого новоиспеченный генерал не мог отказаться из соображения чести. Так, Геннадий Зубатов снова оказался в холодной, слякотной, ветреной Москве, рядом с чопорными горожанами.

Генерал предпринимал еще несколько попыток уехать из столицы, и каждый раз она возвращала упрямого военного назад, предлагая все выше и выше должности уже в правительственных кругах. Так он оказался, в конце концов, в Государственной Думе, как опытный партийный работник с безупречной биографией. Конечно, избиратели военных людей с чувством собственного достоинства любят и с удовольствием за него голосуют.

Но это была лишь одна сторона медали Геннадия Зубатова. О другой, неожиданной и драматической, стороне медали Тагиру Темиргоеву еще предстояло узнать.

5

– Мне придется уехать на несколько дней, – Заур повернулся к жене, которая осталась стоять возле двери, так и не включив свет.

– Я это поняла… Но куда? – Нармин спросила настолько тихо, что Заур едва услышал ее.

– В Москву. Надо помочь Тагиру…

– Хорошо…, – Нармин стало тоскливо от новости. – Ты будешь все новогодние праздники в Москве?

– Не знаю, Нармин. Я пока ничего не знаю… Подойди ко мне…

Нармин послушно приблизилась к мужу. Заур обнял ее, почувствовав ее тепло.

– Малышка, у меня были планы на эти десять дней. Хотел устроить тебе сюрприз и увезти тебя на Лаго-Наки, покататься на лыжах… С тех пор, как мы ездили во Флоренцию, еще ни разу не были по-настоящему вдвоем… Что? Ты плачешь, милая? Почему?

– Ничего – ничего, просто я не хочу расставаться с тобой. Только сейчас поняла, как привыкла к тебе. Сильно… Очень сильно… Не бери в голову. У тебя срочные дела, а я тут реву.

– Ну, что ты… Я же не бросаю тебя… Ой, а ты, действительно, остаешься одна на праздники… Мерем уехала с Тенгизом… Тебя, получается, не с кем даже оставить…

– Заур, не волнуйся. Я буду тебя ждать… Что-нибудь придумаю… Буду ходить в офис, набросаю новые эскизы черкесского текстиля… Все будет хорошо…

– Знаешь, что? – мягко перебил ее муж. – Нечего тебе одной делать все праздники… Ты едешь со мной.

– Но, Заур…

– Не хочу ничего слышать! Ты едешь со мной и точка! Не покатались в горах, так погуляем по Москве! Наберешься вдохновения, да и мне спокойнее.

– Ты – чудо, Заур! – Нармин поцеловала мужа в лоб, обхватив обеими руками его лицо. – Я тебе еще не говорила, что ты самый лучший муж на свете?

– Нармин-н-н, я красный, как помидор, – засмеялся Заур.

– О, мы поменялись ролями! Нынче краснеют черкесские мужчины, а не девушки… Ладно-ладно, шучу! Пойду к твоим родителям. Они, наверное, уже всех родственников поздравили.

– Хорошо, я сейчас подойду…

Как только Нармин закрыла за собой дверь, Заур снова остался один на один со своими мыслями. Легче от принимаемых решений не становилось.

Наоборот, к тяжелым думам добавилась предательская дрожь. Хотелось укрыться теплым одеялом и уснуть. Ведь утром решения принимаются более взвешенные, но Заур этого позволить себе не мог. Вовсе не потому, что на дворе – новогодняя ночь, но потому, что действия от него, Заура Тлехаса, требовались прямо сейчас.

Он начал ходить по темной комнате и о чем-то судорожно размышлять. Вспоминая отдельные эпизоды из своих рабочих будней, Заур понимал, что они с Тагиром вдвоем не справятся. Для объективной оценки ситуации не хватало еще кого-то, но кого?

«Тагир, как маркетолог, мало понимает в финансах… Ну да, мы учились вместе на экономическом, но Тагир вовсе не силен в бухучете, поэтому неудивительно, что он не заметил этой ситуации с бюджетом… Что же я? Я могу пересчитать бюджет на год по Адыгее. Знаю, чего не хватало в прошлогоднем бюджете, где были „бреши“ при прогнозировании финансирования для социальной сферы… В общем, посчитать и пересчитать я смогу. Но ведь этого мало… Что толку от того, что я составлю проект нового бюджета на год для Адыгеи?»