Светлана Багдерина - 1001 неприятность Страница 3

– Что ты, что ты! – испуганно замахал руками старичок. – Да как ты можешь такое говорить про повелителя Сулеймании, самого блестящего правителя наших дней! Он жив-здоров, да продлятся его благословенные годы до бесконечности!

– А что же тогда?

– Да будет тебе известно, любопытный юноша, что далекий предок нашего достославного калифа Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса – да даруют ему боги крепкого здоровья! – знаменитый основатель этой династии – Гарун аль-Марун был прославлен далеко за пределами нашей страны и сопредельных держав. О нем слагались легенды и предания…

– И чем же он был так знаменит?

– Наберись же терпения, о беспокойный отрок! – протестующее вскинул ладони лекарь, приготовившийся переквалифицироваться в сказители. – Я как раз собирался поведать эту старинную историю, которая тянется от древних времен до наших дней, пока ты не прервал меня в самом начале!

– Ах, тянется… – пробормотал Серый, начинавший жалеть, что вообще завел разговор на эту тему.

Любителем историй у них был Иванушка. Волк же являлся любителем поспать. Нет, если история, конечно, того заслуживала, то есть была очень занимательная и не очень длинная, то послушать можно было бы… Но СТАРИННУЮ историю… Которая, к тому же, еще и ТЯНЕТСЯ… После недели изнурительного пути, ссор и переживаний… А может, лучше потом как-нибудь?..

– Да. Кхм. Ну, так вот, – снова сосредоточился Абурахман. – Было это лет двести пятьдесят семь назад. Калиф Гарун аль-Марун был правителем богатым, добрым и справедливым, да пребудет его душа в самом прекрасном райском саду. Больше всего на свете он пекся о благосостоянии своего народа, всегда интересовался, как живется простому труженику Шатт-аль-Шейха – лекарю, гадальщику, меднику, каменщику, водоносу… Он всегда говорил, что его государство не может быть богаче и счастливее, чем самый его ничтожный подданный – вот какой великой души человек был этот Гарун аль-Марун. Какая еще страна может похвастать, что у нее есть такой правитель!.. Но как у всякого калифа, у него был визирь, министры, советники, евнухи, звездочеты, судьи, мудрецы и разные прочие придворные, которые, как всегда это бывает, лучше самого калифа знали, что ему следует делать, как себя вести и что кому говорить. И на все его вопросы, как живется его народу, они, естественно, отвечали, что все довольны, и все хорошо. Но великий аль-Марун был человеком не только большого сердца, но и не меньшего ума! Он даже стал подозревать, что иногда визирь и министры говорят ему не всю правду. И однажды он решил, что должен сам помогать своим самым нуждающимся подданым, в первую очередь тем, которые сами не могли или не смели попросить за себя. Но только тем, кто действительно был достоин помощи! И тогда он с наступлением ночи стал выходить в город, оставляя позади безопасные и привычные стены дворца, и бродить по улицам в одежде нищего – в засаленной тюбетейке, дырявых сапогах и залатанном плаще, заходя в кофейни и чайханы. Там он…

– Он же был калифом, – сонно удивился Серый. – Откуда у него драная тюбетейка – что бы это ни было, старый плащ и развалившиеся сапоги?

– Вот-вот, правильно! Как ты абсолютно верно изволил заметить, о наблюдательный отрок, он был калифом, и поэтому приказал своим портным и сапожникам сшить себе самый лучший костюм нищего.

– А разве нищие шьют себе костюмы?

– Конечно, нет! Но ты же сам все верно сказал – откуда у него было взяться изношенному тряпью? Ведь он же был калифом!

– М-да… Похоже, в этой стране правителем быть нелегко… – зевнул Волк во всю пасть.

– Да. И когда лучшие придворные портные шили аль-Маруну его заказ, они пришили к внутренней стороне плаща целые россыпи бриллиантов, рубинов и изумрудов.

– Зачем?

– Они никак не могли взять в толк, как калиф может показаться на людях в простом плаще! А когда он запретил им строго-настрого, под страхом медленной смерти на колу, пришивать даже малую бисеринку снаружи, они все равно поступили по-своему и изукрасили плащ изнутри.

– И он посадил их на кол? – заинтересованно очнулся от полусна Волк.

– Нет. Калиф остался доволен. Находя нуждающегося в его помощи человека, он просто отрывал от подкладки драгоценный камень и отдавал его бедняку!

– Очень мило… – снова зевнул Волк и приготовился дремать дальше.

– А при дворе залатанные сверху плащи с драгоценными подкладками, равно как и эффект благородной засаленности для головных уборов и ажурная аппликация на сапогах, изображающая умеренную дырявость, надолго вошли в моду, – воодушевленно продолжил лекарь. – А имя его, не в последнюю очередь благодаря этой истории, сохранилось в веках как имя монарха, заботившегося о благе простых смертных будто о собственном. О нем складывали легенды и сочиняли сказки…

– Хм. Все это, конечно, очень любопытно, но что-то я так и не понял – при чем тут ваш сейчашний калиф? Ведь это не он, а его предок был любитель походить ночью в народ? – не открывая глаз, уточнил Серый.

– Загони верблюдов своих вопросов в караван-сарай ожидания, о нетерпеливый отрок, – снова по-отечески пожурил Серого Абдухасан Абурахман. – Ибо теперь мое повествование дошло и до наших дней, до калифа Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса, да умножатся его года до бесконечности. С младых ногтей он старался узнать, что значит быть хорошим правителем для своего народа. Он беседовал об этом со многими мудрецами и прочел несметное множество книг на эту тему. Некоторые говорят, что целых шесть! И вот однажды он, как и приличествует достойному отпрыску древнего рода, изучал в библиотеке многовековую историю своей семьи…

«Зевал и ловил мух, пока какой-нибудь писец, высушенный, как пергамент, на которых эта история записана, скучным голосом зачитывал ему эти байки вслух. Или просто не мог уснуть после обеда, и приказал почитать ему что-нибудь такое-этакое… Для пищеварения», – мысленно расшифровал для себя Волк, снова начинавший потихоньку засыпать.

А старичок вдохновенно продолжал:

– …Он понял, что это была не сказка! И тогда замечательнейшая идея пришла его величеству в его наипросвещеннейшую голову. «Надо начинать возрождать былое величие семьи с древних традиций», – решил он, и приказал своим портным сшить точно такой же наряд, какой, по преданию, носил Гарун аль-Марун, когда тайно выходил в город, чтобы, как и его великий предок, выходить по ночам за стены дворца и узнавать, как живет его народ. Через неделю всё было пошито придворными портными и сапожниками в лучшем виде – говорят, на тюбетейку не позарился бы даже самый отчаянный старьевщик, а сапоги не взял бы в руки и настоящий нищий, не говоря уже о самой важной детали – плаще…

Серый, небрежно прикрываясь рукой, зевнул во весь рот и подумал: «Я бы на месте портных просто взял то, что выбросили бы старьевщик с нищим, и дурью не маялся… И вообще, что-то дедок разговорился под утро. Может, и спать бы уже пора как-нибудь? Ленка, поди, уже часа три как дрыхнет. И Иванко, вон, притих. Намучался…»

– … а на отделку подкладки пошли самые отборные самоцветы! Всё было сделано точно, как рассказывалось в летописи. Все предвещало успех. И вот однажды ночью, несмотря на уговоры озабоченных визиря и советников, калиф отважно вышел на улицы Шатт-аль-Шейха.

Абдухасан Абурахман сделал театральную паузу и отхлебнул из одного из своих пузырьков.

– И что? – то ли охнул, то ли зевнул отрок Сергий.

– И его той же ночью ограбили и едва оставили в живых! – с удовлетворением проглотив мутную жидкость с сивушным запахом, покачал головой сулейманин. – Мудрый великий визирь сейчас же провозгласил это ни чем иным, как государственной изменой. Вся городская стража, все осведомители были подняты на ноги. У-у!.. Были тут дела! Немало крови утекло и голов укатилось в тот месяц, но нападавших так и не нашли.

– Но калиф не сдался, – предположил заинтригованный Волк.

– Нет! О, нет! Едва оправившись от того злоключения, он заявил, что такая мелочь не испугала бы великого Гаруна аль-Маруна на праведном пути ко всеобщему благоденствию, приказал пошить второй костюм дервиша, и снова стал выходить по ночам на улицы!

– Мало побили, – резюмировал Серый с видом человека, твердо знающего, для чего существуют ночи.

Абдухасан Абурахман зыркнул на него из-под кустистых седых бровей, но ничего не сказав, осуждающе вздохнул и продолжил историю:

– Но урок пошел впрок. И теперь наш добрый калиф тайно выходит в город не один. За ним в отдалении – метрах в трех – следует отряд бдительных стражников. И по строжайшему приказу великого визиря Фаттаха аль-Манаха они хватают всех и каждого, и не только тех, к кому подойдет его величество, но и того, кто всего лишь поимеет неосторожность повнимательнее взглянуть на него.

– И что они с ними делают?

Лекарь приложил палец к губам, испуганно оглянулся по темным углам комнаты и сказал: