Евгений Пекки - Невыдуманные истории от Жоры Пенкина. Книга 1. Криминал Страница 3

– Это что за чудо такое?

– Уже полгода назад завелся в городе один тип, который выслеживает женщин, выбирая вечером одиноко идущих. Он неожиданно выходит навстречу с расстегнутыми штанами и демонстрирует им свой половой орган. Потом так же неожиданно исчезает. Один раз только женщин было двое.

– Вот так новость. А я почему об этом впервые слышу? В журнал происшествий эти факты заносили?

– Нет, – отозвался я за него. – Так ведь кроме демонстрации своего мужского достоинства он не принимал никаких действий к насилию. Все это мы пока расценивали как мелкое хулиганство. Из-за этого стоило ли вас беспокоить?

– Ну, вот и дождались. Васильев, – начальник строго посмотрел в сторону своего заместителя, – будешь наказан за припрятывание информации. Сколько таких эпизодов было?

– Шесть.

– А описание? Фоторобот? Где всё?

– Сведения от заявительниц поступали скудные. Злодея все описывали по-разному. Возраст давали от восемнадцати до двадцати пяти лет, рост около метра восьмидесяти. Всегда был в черной куртке и черной вязаной шапке, которую надвигал на глаза, поэтому цвета волос и глаз они не запомнили. Опять же сумерки.

– А как же они сумели разглядеть его хозяйство?

– А он всегда под фонарем выходил. То в парке появится, то возле вокзала, то во дворе, только становился все более нахальным.

– Пытался на кого-нибудь напасть или схватить?

– Нет. С каждым разом сокращал расстояние до своей жертвы и иногда онанировал. Одна заявительница, когда мы предложили описать этого обормота, назвав его «юный дрочила», нас поправила «Вы знаете, он скорее „Лунный“».

Лицо ее приняло мечтательное выражение. Она уточнила: «Я так и вспоминаю его, как он стоял в ореоле лунного сияния с обнаженной мужской принадлежностью в напряженном состоянии. Потом я закричала, а он убежал».

– Вы анализировали? – спросил у нас начальник, – это как-то связано с полнолунием? Может, он страдает лунатизмом? Может, он лунатик и не помнит утром, что ночью творил?

– Нет. Луна ему нужна была только как источник света. Судя по поведению, он именно хотел, чтобы определенные места у него разглядели как следует. Только два раза его выходки совпадали с полнолунием. Вот тогда он и выбирал место рядом с уличным фонарем, в остальных случаях он использовал подъезды домов.

– Хватит лирики. Что делать думаете?

– Можно попробовать засады устроить.

– В пустынном месте он не выходит, реагирует, сами сказали, на одиноких женщин. Получается: нет потенциальной жертвы – он не выйдет. Даже если навстречу попадется, ничего ему не предъявишь, а уговорить кого-нибудь из молодых женщин погулять поздно в безлюдном месте не так-то просто.

В это время в дверь постучали. Это был оперуполномоченный Петраков по кличке Старый. На самом деле ему было сорок четыре года, но был он уже наполовину сед, однако носил погоны старшего лейтенанта милиции. Его за последние семь лет уже неоднократно представляли к званию «капитан», но всегда что-то мешало: то выговор объявят, то он начальству нагрубит.

– Разрешите? – сел он на крайний стул.

– Опаздываешь, капитан. Как думаешь этого лунатика искать? На твоей земле он труп заломил.

– Подождет лунатик, я думаю, он пока еще никому зла не причинил и вряд ли дальше на это пойдет. Давайте лучше Мишку Фирсова найдем.

– Это того, что у меня на учете состоит? – спросил я его. – Он ведь из ЛТП1месяц назад вернулся и на учете у меня состоит. Только он нам для какой надобности?

– Его, голубчика, вчера мой внештатник Федька Рубахин у винного магазина срисовал. Фирсов с Нинкой Кругловой, упокой Господь ее душу, вчера из винного магазина под ручку выходил. Она третьего дня пенсию получила, и талоны на водку у нее были.

Нужно заметить, что это было время «борьбы с пьянством и алкоголизмом», которую затеяла КПСС с легкой руки Егора Лигачева. Водку и вино продавали в районе, как и во всей Карелии, только по талонам, которые быстро превратились в суррогат самостоятельной валюты. Их обменивали, покупали, ими расплачивались за разные услуги. Наша агентура этим широко пользовалась. По просьбе начальника милиции местные власти нам талоны выдавали в требуемом количестве.

– Выяснилось, – продолжал Петраков, – что покойница у дворничихи Рулёвой обменяла талоны №3, это те, что на масло, на два водочных. Поэтому, полагаю, что с Мишкой она и собутыльничала. Однако в котором часу он от нее ушел, никто не видел. Дома он не живет: то по знакомым, то по подвалам кантуется.

– И как же он тогда на учете у тебя состоит? – повышая голос, грозно глянул на меня начальник милиции.

Ответил я ему как есть:

– Пока был Мишка в ЛТП, жена его выписала и прописала другого мужика. А на учет я его на всякий случай поставил. ЛТП ведь это не место отбытия наказания, а лечебное учреждение.

– Ага, лечебное, – буркнул начальник. Все заулыбались, зная, как на самом деле там обстоят дела.

– Ну, хоть какая-то ясность. Ищем Фирсова и сережки. Дочь Кругловой дала их точное описание. Этого «лунатика» тоже ищем. Полагаю, что не все женщины обращались в милицию с заявлениями, некоторые просто постеснялись. Поэтому поднимайте информацию по низам. Я полагаю, всем задача понятна. Следующее совещание завтра в десять. Каждый должен будет рассказать, что делал и каков результат.

Через три часа сыскари доставили Фирсова Михаила ко мне в кабинет. Было ему на вид лет около пятидесяти. В замурзанном сером пальто, с перегаром лука и вчерашней водки, он был явно напуган и руки у него тряслись. Зашел вслед за ними и Ванькин.

Начать разговор с бомжем пришлось мне.

– Рассказывай, любезный, как дошел ты до жизни такой, что делать теперь собираешься?

– Это вы про что, начальник?

– А про все. Почему по подвалам прячешься, зачем женщин пугаешь, за что ты добрую женщину Нинку к высшей мере приговорил. Что хотел дальше с сережками делать?

У Фирсова рот открылся, сам он побледнел, и его начала колотить крупная дрожь. Когда Ванькин дал ему стакан воды, то зубы у него громко стучали о стекло стакана, а потом он и вовсе разрыдался.

– Я так и думал, что все этим кончится. Отсидел два года в ЛТП, а теперь вы меня в тюрьму упрячете. За что мне судьба такая?

– Сам выбрал, пить надо было меньше. А убивать людей вообще нехорошо.

– Я не убивал, – забился опять в истерике с рыданиями бомж.

– Был ты у Кругловой вечером?

– Был, я и не отказываюсь.

– Пил с ней?

– Конечно, а зачем бы я к ней потащился. Я у магазина кантовался, а она сама выпить предложила. Какой же дурак откажется?

– А потом ее сережки тебе понравились, да она их отдавать не захотела. Ведь так?

– Что вы, начальник. Я об этом и не думал даже.

– Я понимаю, ты не хотел, а потом, когда ты вытащил у нее деньги, а она начала кричать, ты придушил ее полотенцем, чтобы соседи не услышали, и тихо смылся. Ты же не думал, что она умрет, ведь правда?

– Нет, я не думал.

– Ну, вот видишь, пиши признанку, и дело с концом. Ведь ты не только с ней пил, ты ее еще и изнасиловал.

– Нет, начальник. Все по доброй воле было. Я вообще бы ее не стал, вот когда у нас от литра еще стакан целый оставался, она сказала: «Сначала любовь, а потом еще выпьешь». Пришлось мне на нее забраться, да, видно, перестарался я.

– Как это?

– Я не душил ее. Она сама померла, когда я ее это, в общем, типа обслуживал, только захрипела и все. Я думал, что это от страсти, прислушался, а она не дышит. Я, конечно, сделал ноги.

– Вот какой ты непонятливый. Признайся лучше, облегчи душу.

– Нет, я не буду. Я так и знал, что на меня убийство повесите.

– А на кого мне прикажешь его вешать, если ты в дом зашел с живой женщиной, а ушел от мертвой, да еще и уши с собой прихватил.

– Какие уши? – У Фирсова непроизвольно исказилось лицо, которое выражало крайнее изумление.

– Обыкновенные. Чем ты их отрезал?

Задержанный вдруг закатил глаза и брякнулся навзничь с табуретки. Он начал биться в конвульсиях, и изо рта у него пошла пена.

– Ёшь твою вошь, – пробормотал участковый, – кажись, эпилептик.

Он бегом выскочил в дежурную часть:

– «Скорую» срочно! – Схватил графин с водой со стола и бросился обратно в кабинет. Вместе с Ванькиным и молодым опером Петюней мы начали втроем приводить Фирсова в чувство. Минут через десять приехала «Скорая», благо было недалеко и карета «Скорой помощи» оказалась не на вызовах.

Пожилая докторша «Скорой», в сопровождении фельдшера с сумкой, на которой был большой красный крест, вошла в кабинет, подозрительно поглядывая на нас.

– Это вы его отделали? Что с ним?

– Господь с вами, доктор! Похоже, что у него припадок.

– Разберемся, отойдите от света. Они начали хлопотать над злосчастным Фирсовым, потом всадили ему пару уколов, и вскоре он пришел в себя.