Артур Ктеянц - Ты никогда не умрешь. Повесть Страница 3

Давид смотрит на меня и слегка покачивает головой.

– Ладно, забудь. Обещаю больше не поднимать эту тему, – еще коньяка?

– Спасибо, я – пас, не то получится, как в той поговорке: утром выпил – весь день свободен. Я должен дочитать повесть.

– Читай, мой друг, читай. Я удивляюсь, как ты до сих пор не надел очки…

– Наследственность хорошая.

В куртке Давида зазвенел телефон. Несколько секунд он смотрит на экран, затем дает отбой и прячет телефон в карман.

– Лера, – тяжело вздохнул он.

– Почему не взял?

– А зачем, я и так знаю, что она скажет. Вот ответь мне на такой вопрос: что такое свобода?

– Не знаю. Ты ждешь, что я скажу – деньги?

– Неправильно! Свобода, друг мой, это когда при выходе из дома ты забываешь мобильный телефон. Мне пора домой, беременных нельзя расстраивать, – сказал Давид, вставая из-за столика. – Рад был повидаться.

Перед тем как уйти, он подошел к Антону и что-то шепнул тому на ухо. Антон кивнул, и они оба посмотрели в мою сторону.

Я вернулся к чтению повести. В баре необычайно тихо. Кроме меня, нет ни одного клиента. Я попросил Антона сделать еще один кофе и убрать коньяк.

– Вы согласны с ним насчет свободы? – спросил Антон, протирая стол.

– В каком-то смысле он прав.

– Нет, не прав. Свобода – это когда тебе ничего не нужно. Свобода начинается там, где заканчивается твое потребительское отношение к жизни.

– Сильно. Сам придумал?

– Нет, отец Алексей научил. Он заходил вчера выпить свой любимый молочный коктейль с корицей.

3

Дочитав повесть до конца, я решил, что буду твердо отстаивать ее перед Семеном Райским. Мне понравился стиль автора, целостность произведения и особенно концовка. Такие повести здорово поднимают настроение. Две вещи в моей работе поднимают настроение: день зарплаты и возможность хоть как-то помочь талантливому человеку с публикацией.

Я вышел из бара и направился домой, но по пути вспомнил об одном деле. Сегодня утром звонил Борис Авдеев – местный поэт, считающий себя живым классиком. Он уже несколько недель назначает мне встречи, а я всячески уклоняюсь, придумывая разные причины. К сожалению, сегодня утром он звонил с незнакомого номера и застал меня врасплох, так что я не успел придумать себе срочное дело. Идти к Борису не хочется, но придется. Живет Боря в пяти минутах ходьбы от моего дома. Борис давно и успешно занимается бизнесом. Он владелец сети магазинов по продаже бытовой техники. Человек веселый, добрый и необычайно сильный. Рост примерно сто девяносто сантиметров и богатырское телосложение. Когда я смотрю на него, сразу вспоминаю Урса из экранизации «Камо грядеши?». Человек этот любит устраивать застолья, на которые приглашает литераторов нашего города и просто знакомых. Приглашает Боря только тех, кто его хвалит, а таких, надо сказать, много. Некоторые всерьез считают его поэтом, кому-то неудобно сказать правду, а иные просто боятся его, потому что всем известно, как Боря реагирует на критику.

Ни один серьезный журнал еще не напечатал ни одного его стихотворения, но зато у Бориса в свои 38 лет есть три сборника стихотворений, выпущенных на собственные деньги, и эти сборники он втюхивает каждому. С людьми, которые осмелились назвать стихи плохими, Борис перестал здороваться, обвинив их в зависти. Наслушавшись комплиментов, он вообразил себя великим поэтом и теперь обвиняет в зависти еще и журналы, не желающие его печатать.

Я догадываюсь, зачем он хочет повидаться. Несколько раз Борис отдавал мне свои стихи, я читал их, затем выкидывал в урну. Отправить их в редакцию – это все равно что подписаться в своей некомпетентности. Вот что я недавно прочитал у него: родина ты моя, родина- матушка, так я люблю тебя, что сердце все в катышках. Если я отправлю это в редакцию, у Райского начнется приступ истерического смеха. Моим мнением относительно своего творчества Борис не интересуется, и это хорошо, иначе список завистников пополнился бы еще одним человеком.

Двери открыла жена Бори – главный ценитель и критик творчества своего мужа. Я прошел в огромный зал и присел на диван. Скоро появился хозяин. Боря в белом халате, босиком, а волосы аккуратно уложены гелем. Мне почему-то сразу захотелось домой или куда-нибудь еще, главное, подальше отсюда.

– Привет, Матфей, как ты? – спросил он, протягивая мне свою огромную руку.

– Хорошо, работа…. дом….

– Чай будешь?

– Нет, спасибо.

– Как у тебя со временем?

– Через час надо выйти на связь по скайпу с редакцией, – соврал я.

– Отлично! – обрадовался Боря. – Я займу минут сорок твоего времени.

Только сейчас я заметил, что Борис пьян.

– Что-то случилось?

– Да. У меня случилась большая радость. Сегодня мне позвонили из союза писателей. Я принят….

– Куда? – спросил я не своим голосом.

– В союз писателей России, – невозмутимо ответил Боря.

Изо всех сил я пытаюсь не показывать своего удивления, но, видимо, получается у меня неважно.

– Что у тебя с лицом? – спросил Боря. – Ты не рад за меня.

Меня как будто обухом оглушили. Как Бориса могли принять в союз писателей России? Это уму непостижимо. Ни один редактор ни одного издания не принял его стихов. Один раз в жизни Борю напечатали в местной газете, только потому что он знаком с главным редактором. Это стихотворение висит теперь в прихожей, чтобы каждому входящему в дом было видно: здесь живет поэт.

Я кое-как оправился от шока. Пытаюсь сделать вид, что рад за Борю.

– Подожди минуту, – сказал он и поднялся по лестнице на второй этаж.

Я снова остался один в огромном зале, внутри которого с легкостью поместился бы еще один дом. Желание уйти усилилось. В таких хоромах я чувствую себя некомфортно, а еще и новость, которую сообщил Боря, все еще звучит в голове. За деньги можно купить многие вещи, но читателя не обманешь. Впрочем, это не мое дело.

За спиной послышались торопливые шаги – это Боря спускается по лестнице. Он успел переодеться в серые брюки и рубашку лососевого цвета и сразу стал похож на чиновника местной администрации.

– Это моя поэма! – торжественно объявил он, показывая какие-то листы.

– О чем она? – спросил я.

– О России. О том, что жить так дальше нельзя, о маленьких пенсиях, о том, что довели народ до жалкого существования.

Я смотрю на этого великана, с трудом сдерживая смех. Дом, стоимостью восемь миллионов рублей, автомобиль от известного немецкого производителя, недвижимость в Сочи и сеть магазинов, – и вдруг проснулся голос сострадания…. Лицо Бориса заметно порозовело, видимо, он выпил еще для смелости, когда поднимался за рукописью.

Я обреченно устраиваюсь на диване, понимая, что быстро уйти не получится.

– Слушай, – говорит Боря и начинает читать.

Борис решил наказать меня искусством по полной программе. Он начал проявлять актерское мастерство, жестикулировать, всячески обыгрывать свой текст. Напустив на лицо мировую скорбь, Боря показывает, что печалится не только о России-матушке, но и обо всем человечестве. Промелькнули строки, в которых он обозначил проблему бедности во всем мире.

Я посмотрел на часы. Борис читает всего двадцать минут, но как будто прошло больше двух часов. На мое счастье, зазвонил телефон.

– Ответишь? – спросил он.

– Извини, Боря, – это важный звонок, – сказал я.

Звонила Мила:

– Ты где? – спросила она.

Борис терпеливо ждет, когда я закончу, свернув рукопись трубкой.

– Что! – возмутился я, – неужели это не может подождать?..

– Все понятно, – сказала Мила, – ты от кого-то хочешь отделаться.

– Не кричи в трубку, я хорошо тебя слышу, – негодую в манере плохого актера.

– Завязывай, Мэл Гибсон, тебя могут раскусить, – рассмеялась Мила.

– Ладно, сейчас приеду, жди, – сказал я и дал отбой.

Я смотрю на Борю. Он сидит в кресле напротив и пытается продырявить меня взглядом.

– С кем ты говорил? – спросил он недобрым тоном.

– Прости, Борис, это личное.

– Я слышал смех, у тебя хорошие динамики. Человек, говоривший с тобой, смеялся, а ты делаешь вид, что тебе звонили по срочному делу. Я все понял – ты, такой же, как и все…

– Какой? – спросил я, почувствовав себя неловко.

– Завистливый. Не бойся, я не стану просить тебя напечатать мою поэму в вашем паршивом журнале, – сказал Борис, поднимаясь с кресла. Ты – литературная крыса, ничего не понимающая в искусстве.

Я почувствовал, как адреналин заиграл в моей крови. Боря подошел вплотную, ткнул меня пальцем в грудь и сказал:

– Признайся, хоть раз в жизни скажи правду: тебя жаба душит?

Я поднялся со своего места, и теперь мы стоим с Борисом так близко друг к другу, что практически соприкасаемся лбами.

– Успокойся, здоровяк, и аккуратнее со словами, – сказал я.

Я прекрасно понимаю, что спорить с пьяным Борисом – дело не- благодарное. Если в трезвом состоянии он плохо воспринимает критику, то сейчас тем более не стоит ничего говорить. Это его коронный номер: сначала наговорит всякой гадости на пьяную голову, а на следующий день будет извиняться, сваливая все на водку. Кстати, я сам не раз поступал так же.