Артем Головин - Карелия Страница 3

Я здорово перепугался и, попятившись, навернулся о глыбу. Звук от удара моего ружья о каменный пол эхом разнесся в трех направлениях. Когда эхо рассеялось, я долго вслушивался в тишину и услышал что-то странное.

В одном из боковых туннелей начало раздаваться сопение, словно от запыхавшегося астматика. Только вот не из человеческих легких исходил этот натужный свист – это я понял сразу. Самое плохое было в том, что сопение начало приближаться.

Я сгреб себя под балкон и снял ружье с предохранителя. Сердце билось так сильно, что я слышал только его стук и сопение жителя этого кургана. Про глаза я уже забыл.

Надо бежать! Чем скорее, тем лучше! В кармане лежал фонарь, в испуге засунутый туда, – я выключил свет и достал его. Дрожащими руками я пытался приладить его к ружью. У моего ружья было специальное крепление под фонарик, но руки дрожали, и я старался сделать все медленно, чтобы случайным движением не включить свет.

Наконец фонарь был закреплен, а я успел продумать план побега. «Сопящий», чем бы он ни был, идет сюда на звук, значит он спустится к глыбе, о которую я споткнулся. Тогда я выскочу из укрытия, обогну перила и убегу. А местному обитателю достанется немножко картечи, как предупреждение. Глаза так напугали меня, что я уже не ожидал ничего хорошего.

А сиплые выдохи все приближались и приближались, постепенно к ним добавились хлюпанье и шарканье. Наконец вся эта какофония оказалась на перекрестке и остановилась у меня над головой!

Тварь встала ровно надо мной на балконе. «Ну, сейчас она начнет спускаться, я ослеплю ее фонарем и выстрелю!» – говорил себе я все время, что тварь стояла на балконе. Но «Сопящий», а теперь еще и булькающий, совсем не собирался спускаться. Он застыл надо мной, и только свистящее дыхание говорило о его присутствии.

Нервы сдавали. Бежать уже совсем не хотелось, было страшно выбегать в темноте прямо к этому созданию в руки (руки ли?). Я бы всю вечность просидел под тем балконом, ожидая пока обитатель кургана не вернется в свои мрачные коридоры. Ища спасения, я даже предположил, что наверху стоит просто местный дед, который увидел, как я сюда забрел. Но перепуганный рассудок на это не купился.

И тут меня вытолкнули.

В голове раздалась команда, я прямо почувствовал чужую волю. Не знаю, кто вытолкнул меня из убежища и чего он хотел, но я побежал.

Сперва я робко выпрямился на поджимающихся ногах, еще пытаясь сохранять тишину, и ринулся к тому месту, где была лестница. Я неправильно рассчитал расстояние в темноте и споткнулся о глыбу. С испуга я нажал на курок, и выстрел подсветил комнату, а заодно оглушил меня. Тут же вспомнив о фонаре, я включил его и помчался по лестнице.

Лишь краем глаза я увидал что-то неестественно бледное, небольшого росточка. Все та же чужая воля заставила меня зажмуриться и отвести голову прочь. Но я вслепую успел сделать выстрел и, черт возьми, попал!

Второй выстрел окончательно оглушил меня. Пока я бежал по каменным ступеням наружу, слух начал потихоньку возвращаться ко мне. То, что становилось мне слышно, лишь заставляло бежать быстрее.

Весь туннель пронзал ни то рев, ни то стон. Злобы и боли в нем было поровну.

Глава 2

Вылетев из кургана, я постарался бежать той же дорогой, что попал сюда. Хотя бы соблюдать направление. В какой-то момент я не заметил водоема и влетел в него. Место было неглубоким, но меня угораздило окунуться с головой. Выбравшись, я побежал дальше.

Страх уже сходил на нет, а мокрая одежда мешала бегу, так что последние три километра я просто прошагал. Изредка, вспоминая увиденное, я ускорял темп, однако быстро выдыхался.

К дому я добрался совершенно бледный от страха и изнурения. Хозяин, увидев меня, сразу же провел в дом и выдал сухую одежду. И через час я сидел уже вымытый и относительно спокойный.

– Михаил Иванович, я сегодня же вечером уеду! – Решил я сразу сообщить хозяину.

– Да ты что! Тебе поспать хотя бы. Весь еще бледный!

– Нет, надо машину из ремонта забрать, а то еще начнут деньги за простой высчитывать. – О ночи в поселении, расположенном так близко к кургану, не могло быть и речи. То что я все еще был тут, пугало меня, что же говорить о сне.

– Ну ладно, давай я тебя тогда в город отвезу. Не пешком же ты доберешься.

– А вот это другое дело! – Обрадовался я.

В городе мы оказались затемно, но мастерская все еще работала. Когда я забрал машину и сказал своему арендодателю, что заночую тут, да и вообще, поеду обратно в Москву, тот выразил сильное несогласие.

– Подумаешь, искупался, нечего себе этим отпуск портить! Я тебя с местными сведу, с ними никуда не провалишься. – Настаивал хозяин.

– Нет, это точно, я завтра же еду в Питер, а потом домой! – Какого черта он так привязался? Ему там совсем скучно живется что ли, поговорить не с кем?

– Оставайся! – Михаил Иванович положил руку на мое плечо, и, мне показалось, сильно сжал.

– Отойди от меня! Никогда туда не вернусь! – Я заорал, вырываясь, так меня пугало возвращение.

Хозяин отшатнулся и с негодованием посмотрел на меня. Он, возможно, начинал догадываться, что не из-за падения в воду я вернулся весь белый и дерганый. Может быть, он с самого начала все понимал?! Мне показалось, что Михаил хочет меня о чем-то спросить, но этого не случилось, он лишь буркнул себе что-то под нос. Поглядев на меня, он, наверное, решил, что ему не стоит знать, из-за чего я такой дерганый.

– Ну, тогда бывай. Извини, если что не так. – Михаил Иванович говорил с такой дикой тоской в голосе, что я совсем перестал понимать его.

Ничего не ответив, я только кивнул на прощанье.

Снова остановиться в том же отеле показалось хорошей идеей. Еще одной хорошей идеей было напиться, но спиртное уже перестали продавать, а ходить по барам не хотелось. К тому же, завтра в дорогу.

Я ожидал, что не смогу уснуть или же мне будут сниться кошмары, но усталость просто выключила меня.

Чем дальше я уезжал от кургана, тем легче и спокойнее мне становилось. То ли дело было во времени, то ли в одиночестве, но два дня пути до дома прочистили мне мозги. Я обернулся раньше, чем рассчитывал, и у меня оставалось пара дней отпуска.

Никому из близких я решил не рассказывать о произошедшем, да и рассказывать толком было нечего. Больше испугался, чем увидел.

Михаил Иванович проснулся в полной темноте, которая бывает только вдалеке от городов облачными ночами. Чувство тревоги закралось к нему в душу и мешало вновь провалиться в сон. Приподнявшись с кровати, он взглянул на часы. Было еще слишком рано даже для сельского жителя. Но тревога не давала усидеть на месте, и Михаил Иванович стал одеваться.

Спустившись со второго этажа, где располагалась спальня, он наполнил чайник и поставил его на огонь. Непонятные ощущения заставили бодрствовать лишь сознание, в то время как тело еще спало. Глаза продолжали слипаться, даже когда горячий чай стал обжигать глотку.

Наконец скинув сонливость, Михаил Иванович стал расхаживать по террасе, то и дело поглядывая в окно. Он не понимал, что именно его беспокоит, но чувствовал, что ответ лежит где-то на улице.

Волнение взяло верх над стариком, когда он уже не отходил от окна и постоянно выглядывал что-то известное лишь ему. Михаил Иванович снял с гвоздика ветровку, надел сапоги и вышел во двор.

Тьма стояла непроглядная, и старик тут же достал из куртки фонарик. Луч света не сильно помог: стоило ему сместиться в сторону, темнота сразу обволакивала отвоеванное пространство.

Спустя полчаса Михаил Иванович добрался до окраины Камня и курил, неуверенно расхаживая перед тропинкой, ведущей в лес. Вглядываясь в круг света от фонарного столба, он так и не смог объяснить себе, зачем же вышел из дому. Но на окраине поселка беспокойство старика лишь усилилось, и теперь он считал, что просто необходимо пойти дальше и во всем разобраться.

Ходить такой темной ночью в лес, на болота, было очень рискованным делом, и Михаил Иванович пообещал себе далеко не заходить. Как только силуэты поселка скрылись бы за деревьями, он бы повернул назад. Разумеется, если не найдет раньше причину своей тревоги.

Но стоило зайти в чащу, старик сразу же забыл о своем обещании. Он суетился и подгонял себя, перебираясь через поваленные деревья. Тревожное чувство усилилось, и Михаил решил, что, если он не поторопится, произойдет что-то очень плохое.

Он долго блуждал по ночному лесу, то идя медленнее, если вспоминал о коварной трясине, то ускоряясь, поторапливаемый непонятным беспокойством.

Наконец Михаил вышел на большую поляну, и тут вокруг него завыл жалобный ветер, захвативший все его внимание. Старик почувствовал чужую грусть и, не обращая внимания на всю странность ситуации, поспешил на зов ветра. Он хотел помочь, он чувствовал себя нужным.