Владимир Дараган - Накапливаемая внезапность Страница 3

Физики и лирики

Физикам хорошо – вывел формулу, проверил ее в эксперименте и дело сделано. Все объективно, чужие мнения только восторженные или справедливо-критические. Результаты не зависят от моды и настроений политиков. Ты готов обсуждать свои формулы с коллегами-профессионалами. От этого только польза для дела, новые идеи и трепет в душе, заставляющий работать мозг.

А лирикам живется несладко. Стихи кому-то нравятся, кому-то не нравятся. Для кого-то мало лирики, для кого-то мало пафоса. Рифмы избиты для одного, свежи для другого.

Картины художников или слишком реалистичны, или непонятны. Что ты хотел сказать? Вот это? Так это уже сказано другими мастерами. Где поток свежих идей, где находки, от который сохнет в горле и горит душа?

Ты фотограф? Твои снимки слишком стандартны. Все это уже было. А этот, говоришь, нестандартный? Тут ты нарушил все правила композиции и света. Читай учебники, покупай альбомы мастеров, учись.

Написал роман? Ну и что ты несешь нового утомленному чтением человечеству? Я не вижу твоих героев, они бестелесны. Такое чувство, что кроме головы у них ничего нет. Какой рост у твоей героини? Похожа на Сикстинскую мадонну? Такая же толстая и испуганная? Не мог твой герой такую полюбить, я похож на него, я знаю. Ты бы лучше снег перед домом почистил, чем графоманией заниматься.

Говорят, что лирики любят выпивать и ведут беспорядочную половую жизнь. Не осуждайте их, работа у них тяжелая, нервная. Хоть как-то надо урывать кусочек счастья.

Муки и музы

Усталый писатель Глыба сидел за обеденным столом и думал о новом романе. За окном кружила вечерняя метель, от порывов ветра дрожали стекла. Это мешало Глыбе сосредоточиться на винегрете и запотевшей стопке.

– В такую погоду можно писать только под диктовку, – наконец сформулировал писатель свою мысль. – И где эти музы шляются?

Тут в воздухе зашелестело, запахло цветочными духами и свежим снегом. Глыба встряхнул головой, зажмурил глаза, потом открыл и увидел за столом трех молодых женщин в старомодных длинных белых платьях с рукавами-фонариками. Одна их них сбегала на кухню, принесла три стопки, разлила водку и все трое быстренько выпили.

– Закусывайте, – писатель придвинул к ним тарелку с винегретом.

– Мы торопимся, – сказала брюнетка, сидящая ближе всего к писателю. – Какие у тебя проблемы?

– Роман, вот… – начал Глыба.

– О чем? – уточнила брюнетка.

– О любви…

– Очень оригинально! – восхитилась брюнетка. – Эрата, это по твоей части.

Эрата, крупная блондинка с полными руками и строгим лицом, на секунду задумалась.

– Да уж… – сказала она. – Я сегодня уже три романа придумала. Вот разве что… Он и она встретились, стали жить вместе. Потом она стала замечать, что во время ее монологов он ее не слушает, а придумывает свой монолог, никак не связанный с тем, что говорит она. Так начался конец их любви.

– Фигня все это! – пожал плечами писатель Глыба. – Женские штучки, я так мелко не пишу. Мне нужен социально-экономический фон и серьезные проблемы.

– Тогда это к Каллиопе, – предложила Эрата.

Каллиопой оказалась брюнетка, которая торопилась больше всех. Она сверкнула черными глазами и предложила, что героя уволили с работы и он, весь такой разочарованный, вступил в какую-то партию, чтобы бороться с властью. А героиня была пленена его пламенными речами и мечтала научиться говорить, как ее любимый.

– Фигня все это! – снова повторил Глыба. – Увлеченность политикой убьет всю лирику.

– Лирика – это по твоей части, Эвтерпа, – брюнетка обратилась к третьей музе, норовившей втихомолку наполнить стопку еще раз.

Эвтерпа, поняв, что скрыть ничего не удастся, налила всем по стопке, не дожидаясь тоста быстренько выпила, вытерла губы и сказала:

– Элементарно! Когда они осознали свою любовь, то сразу разочаровались в политике, продали московские квартиры и уехали в Индию, чтобы жить на берегу океана. Любовь не бывает долгой, если нет совместных увлечений – поэтому они стали изучать йогу и тибетскую медицину. По вечерам они сидели на пляже в позе лотос и медитировали, любуясь волшебными закатами.

– Ну да! – обрадовалась Эрата. – А после медитации они разговаривали, и вот ту она начала понимать, что он любит себя больше чем ее.

– Все, писатель, – сказала Каллиопа, – роман готов, мы полетели, зови, если что.

– Стоп! – поднял руку Глыба. – А чем все закончится?

– Разводом и разбитыми корытами, – вздохнула Эрата.

– Их партия на выборах не наберет и одного процента голосов, – уверенно молвила Каллиопа.

– Начнется сезон дождей, прохудится крыша хижины, у них украдут деньги и они, забыв про развод, снова будут вместе, чтобы преодолевать трудности, – сказал Эвтерпа.

В окно ударил снежный заряд, писатель вздрогнул, посмотрел на темное стекло, задумался, а когда вернулся в реальность, то за столом кроме него уже никого не было.

– Сложно все это, – сказал он сам себе. – И длинно как-то. Вот напишу, что они любили друг друга, а когда потратили все деньги, то любовь закончилась. Это просто и жизненно.

Прошла минута, в комнату ворвались свистящие звуки ветра и еле слышные женские голоса.

– Вот козел! – сказал первый голос. – Только время потеряли. Может ему и правда надо диктовать?

– Перетопчется! – возразил второй голос. – Мы свою работу сделали, в отчет занесем, на Парнасе будут довольны.

– Зря я у него винегрет не попробовала, – грустно сказал третий голос. – А сюжет, который он предложил, и правда жизненный. Вот представьте: мы к нему прилетели, а стол пустой. Мы голодные, злые, трезвые – какая тут любовь?

Чужие правила

Ты ощущаешь могущество, когда не знаешь правил. Ты – царь, если создаешь правила, а не следуешь чужим.

Выходя на улицу, ты подчиняешься уголовному и гражданскому кодексам. Есть еще скрижали общественного мнения и немного личной совести, мешающей чувствовать себя царем.

Эти правила относятся к телу. Сознание свободно. Мысленно ты расправляешься с врагами, защищаешь обиженных, обладаешь всеми красивыми женщинами, пренебрегаешь суетой повседневности и умеешь радоваться мелочам. У тебя свои правила, царские. Никто не может их нарушить, сказать «нет» и даже выразить малейшее сомнение.

Ты, свободный и великодушный, садишься за стол и пытаешься рассказать о замечательном мире, где ты царь, главный судья и мудрец. В твоем распоряжении миллионы слов, готовых сложиться в мудрости – свод законов и правил этого мира.

Но что это? Почему на пути словесного потока стоит плотина и только маленький ручеек течет по обводному канальчику? Свобода мыслей не переносится на бумагу. Хорошо, смиримся. Бурному потоку мешают кодексы и общественное мнение. И еще понимание, что слова на бумаге имеют ценность, если их читают другие. А эти «другие» не хотят читать, что не пропустили скрижали. А если и хотят, то их не пустят те, кто начертал на скрижалях правила. А если пропустят из-за рассеянности или усталости, то внизу по течению стоит толпа с ржавыми топорами и с ведрами полными дерьма, готовая растерзать любое случайно просочившееся слово.

Царь в голове бессилен перед такой армией. Он стоит на берегу и смотрит, как плывут его искалеченные и испачканные слова. Отмыть их? Сражаться с тьмой, готовой разнести скрижали в своих же головах, лишь бы не колыхалось привычное болото, медленно сползающее в бездну? Или зайти повыше и слепить из слов новые кораблики надежды, пустив их в опасное плавание?

Да, наверное. Если ты уверен, что мир, где ты царь, заслуживает такого труда.

Еще вопрос: как лепить эти кораблики? Уж тут, кажется, полная свобода – придумывай свои правила. Никто не обязан им следовать. Складывай слова, как только они рождаются в твоем мире, как плывут под мелодию, которую ты слышишь.

Вот только для тебя звучит мелодия. Другие читают слова куплетов и припева, не слыша музыки. Ведь не будешь ты каждому напевать, что сопровождало рождение чуда. Ты, вздыхая и огорчаясь, перекладываешь слова на привычные, знакомые всем напевы. И понимаешь, что начал подчиняться чужим правилам.

Закрыт блокнот, кресло аккуратно придвинуто к столу. Ты расстался с правильными строками. Теперь опять свободен в мире, где правила придумываешь сам.

Музы и редактирование

Когда занимаешься редактированием, творческие музы близко не подходят. Я слышу их шепот:

– Надо же, сел работать. И без нашей помощи!

– Вид-то какой умный!

– А запятые перед «как» все равно не научился правильно ставить.

– Ага, и времена глаголов мешает в одном предложении.

– Местоимений, местоимений-то сколько!

– Может, подскажем ему?

– Никогда! За редактирование надо платить, а мы девушки творческие, нам деньги нельзя брать в руки.