Арслан Сирази - Зикр Назира Страница 3

Солнце уже село, пора было вставать на ночлег. Чуть отойдя к лесу, Назир расседлал лошадь, развёл костёр так, чтобы не видеть за ним огня, обнявшего деревню. Вскоре на пригорок поднялся мальчик.

– Я… посижу тут, – он кивнул на костёр. – Недолго.

Уселся, обхватив руками колени. Когда Назир протянул ему кусок вяленой конины, только покачал головой. Если завтра они пойдут разными дорогами, к чему сегодня делить пищу?..

Байбуре стоял на склоне жёлтого глинистого оврага меж деревянных обгорелых развалин. Крики заставили его обернуться. Сзади в беспорядке набегали сотни людей. Байбуре взглянул в сторону их движения. Над оврагом высилась каменная стена. Оттуда со свистом летели стрелы, копья, камни. Странно – зачем они стремятся к стене?

Бегущие не останавливались, не пытались уклониться от смерти, лишь один, рыжебородый, вскинул руки, меж которых дрогнуло оперенье стрелы. Рубаха мужчины медленно омывалась тёмно-бурым. Байбуре смотрел прямо в глаза умирающему.

– Бежать нельзя… Не… разбегайтесь… Вместе… – хрипел мужчина.

Тело его сотряс ещё один удар стрелы, угодившей в шею. В толпе вокруг них заслышались крики, словно галдели птицы. Байбуре поднял взгляд – прямо на него, шурша и ворочаясь в воздухе, летел огромный, в несколько батманов, камень. Тень его упала на лицо, мальчик вскрикнул и проснулся.

Полночная звезда уже клонилась к горизонту. Вдалеке ухала сова, завершая ночную охоту. На востоке между деревьев разгорался скорый восход.

Мужчина, который вчера отказался читать молитву по его родным, лежал по другую сторону костра. Он приоткрыл глаза.

– Что ты? – сна в голосе Назира не чувствовалось.

– Сон. Кошмар приснился.

– Сон? Это не страшно, бывает, – Назир вновь улёгся поудобнее.

Мальчик проглотил слюну, смочив пересохшее горло.

– Про нас сон был.

Назир привстал и вопросительно посмотрел на Байбуре.

– Сказали, что разбегаться нельзя… Вместе идти.

Они собрались ещё до рассвета и двинулись в сторону Казана. Назир усадил мальчика впереди себя и пришпорил коня. Надо было спешить, если они хотели обогнать войско урусов.

Помогая Байбуре взобраться на лошадь, Назир вспомнил, как отец, сильный кряжистый мужчина с короткими, плотными ногами, хватает его, пятилетнего, и одним движением забрасывает на коня. Жеребец чутко прядает ушами, косит взгляд на людей, чуть перебирает копытами, предвкушая поездку…

Когда это было – до или после? Наверное, до смерти матери, ведь потом отец почти не разговаривал с ним. Он вернулся из поездки и нашёл Назира в углу их дома из жёлтого известняка. Прыгающей походкой влетел в дом, а Назир натянул на голову покрывало энкей. Через год или два отец с караваном отвёз его в Эстэрхэн.

А теперь вот он, Назир, везёт мальчишку, который потерял сразу всех. Едут они туда же, откуда всё и начиналось, – в Казан. Едут потому, что учитель передал Назиру зикр – волшебную молитву, которая поможет Казану выстоять перед урусами.

Кабан

Весь день Назир вглядывался в горизонт. Поля были пусты, но Назир держался ближе к опушке, чтобы в случае опасности укрыться в гуще подлеска, то там, то здесь пробивавшегося к небу сквозь тьму окружавших сосен. Всадники ехали, останавливаясь лишь для того, чтобы дать коню отдых. Оба молчали.

Конный отряд, скачущий навстречу, первым заметил Байбуре. От страха или от неожиданности он не мог вымолвить ни слова, и лишь палец указывал в сторону всадников. Назир тут же повернул Зур-Ай в лес.

Урусов было числом двенадцать. Кольчуги их розовато поблёскивали в лучах заходящего солнца. Ехали, скинув шлемы, – не таясь, не оглядываясь, как по своей земле. Выбеленные конским потом попоны показывали, что они в пути уже не первый день. Сквозь листья рябин Назир разглядывал спокойные, расслабленные лица, словно люди возвращаются домой после трудового дня. В детстве он не раз видел похожие – урусы стояли в городе своей улицей, торговали на базаре.

Один из всадников, самый молодой на вид, вдруг остановился и начал вглядываться в лес. Назир собрал дыхание и, помня о важности сердца, внутри себя прочёл зикр. Дунул ветер, ветки сосен открыли солнце, пославшее луч всаднику прямо в глаза. Тут же его позвали товарищи и урус, пришпорив коня, двинулся дальше.

Назир облегчённо выдохнул. Значит, получается? Значит, те несколько коротких слов, что прошептал ему в ухо учитель, работают? Стоило только упомянуть в нужном порядке имя Аллаха Всемогущего, как урус перестал смотреть в их сторону!

Улыбаясь, он обернулся к Байбуре. К его удивлению, мальчик пустыми глазами глядел вглубь урмана. Его губы едва заметно шевелились. Молится духам леса, как и его родичи веками до того? Назира кольнула неприятная мысль: если они оба читали молитву, то чья же подействовала?

Вновь попытался проговорить слова зикра, данного учителем. Но сейчас язык не смог осилить даже первого слога, руки и ноги тут же ослабли, спина покрылась холодным потом. Видимо, зикр можно произносить лишь в опасности, не расходуя его на пустые проверки. Но как можно истратить всемогущество – этого Назир уразуметь не мог.

Разводить костёр в этот раз они остереглись из-за увиденного отряда урусов. Улеглись рядом, под одним покрывалом, чтобы хотя бы спинами греться.

– Назир-абзый, а где твои ата-анасы? – голос Байбуре звучал тихо, теряясь в шуме ночного леса.

Назир рассказал, что мать его убили урусы давным-давно, а отец, если жив, ждёт его в Казане. Отец, наверное, совсем поседел. Но жизненной силы не потерял – Назир на это надеялся. Он хотел увидеть отца таким, как это было в последний раз – отец, в развевающемся халате нёсся по закоулкам Эстэрхэна, на ходу выговаривая караван-баши за то, что тот вовремя не покормил лошадей, тут же давая советы едва поспевавшему сыну и поглядывая по сторонам. Вот, резко свернул в какой-то очередной переулочек, зашёл в лавку ювелира. Там, перебирая тёмные, напившиеся земляной крови, рубины, отец всё равно продолжал двигаться – руками, головой, нервно переступал с ноги на ногу.

Отец был сильнее его, Назир это знал и всегда помнил о том, когда не мог управиться с перепутанной конской упряжью или же договориться с наглым торговцем на улицах Эстэрхэна. Чему он вообще научился за эти годы рядом с учителем? Мыслить разумно, слагать стихи и вести премудрые беседы? Ха, велика ценность твоих слов, когда нужно будет убивать или же избегать смерти! Он вновь попытался проговорить молитву учителя, вспомнив своё состояние перед отрядом урусов. Ничего. Закрыв глаза, Назир видел все слоги в нужном порядке, но ни язык, ни разум не могли выстроить их в единую линию, которая бы зазвучала.

Наутро Назир хмурился, собирая халат, который по ночам стелил на землю. К чему он сгодится? Уж не лучше ли – он глянул на Байбуре, возившегося возле Зур-Ай, – быть невеждой, не касаться тайн Вселенной и оттого пребывать в спокойствии, даже не раздумывая? Байбуре заметил взгляд и, подумав, что Назир о чем-то просил, протянул тому накидку, на которой спал сам. Назир принял угретую ткань, начал сворачивать.

Порой вся задача человека недалёкого может быть лишь в том, чтобы в нужный миг передать что-то. Например, помочь при сборе лагеря. Или же – передать слова от мудрого к мудрому, не умея толком их использовать. В тот раз, на опушке, у него вышло от страха или же от неожиданности, а теперь, ограниченный своим разумом, он не мог прочесть молитвы. Ну и что с того? Учитель ведь не говорил ему бродить по Казанскому краю и рассказывать зикр направо-налево. Он сказал ему прийти в Казан и передать слова Кул Шэрифи.

Назир выпрямился. Пробираться к городу нужно по берегам озёр. Это дольше и труднее, чем напрямик, но встреча с отрядом урусов показала, что враг близко. Как бы ни был он слаб или слеп, но чему-то в Эстэрхэне научился – хранить разум холодным, когда всё внутри стонет от неуверенности.

Ему нельзя рисковать. Теперь, увидев врага, он непременно должен попасть в Казан, чтобы передать зикр. И увидеть отца.

К закату лес из соснового перешёл в лиственный, и клёны вперемежку с дубами протягивали к ним пожелтелые листья-пальцы. Копыта Зур-Ай зашелестели по мягкому ковру, и Назир только здесь понял, как близка осень. Придёт северный ветер, дожди размоют дороги. Если город продержится до этого времени, возможно, войны удастся избежать. А для этого нужно успеть принести зикр в Казан.

Несколько раз ещё Назир пробовал проговаривать слова молитвы, сложенной учителем, но вновь и вновь наталкивался на знакомую уже стену. Он мог их произнести по отдельности, помнил их расположенность, но молитва не складывалась и звучала как бранные выкрики на площади, но не как обращение к Повелителю миров. А главное – зикр не просачивался внутрь, не звучал в том месте, где должен поселиться, – в середине груди, как это было перед отрядом урусов. Очевидно, для того, чтобы искренне прочесть молитву, нужно искренне испугаться. Он неслышно усмехнулся, а потом втянул ноздрями воздух.