Баир Жамбалов - Уловить неуловимое. Путь мастера Страница 3

Трамвай качнуло на повороте. Он замолчал весь в приливе воспоминаний. А мысли мои продолжали свой танец воображения. Память вновь оживила ту картину, когда он на вытянутой руке держал двухпудовку и при этом рука его не дрожала. Я видел вновь, как монета сгибается под его пальцами. Да, я живо представлял продолжение. И всё же я был в нетерпеливом ожидании рассказа того события, совсем неординарного события. И продолжение не замедлило себя ждать:

– Пассажиры на задних сидениях оглянулись. Они втягивались в роль зрителей. А этот молодой, высокий, статный парень, игравший в данный момент главную партию, мне отводил роль такого простачка, которого он утопит сейчас в самой грязной, вонючей луже. О-о, он был верхом на коне, на самой вершине. И загнала его туда собственная, наивная глупость и отсутствие опыта жизни. А он, этот опыт жизни ох как бывает нужен человеку.

– Я понимаю. А дальше что? – несомненно, согласившись с ним, я был весь в ожидании.

– Мельком я успел заметить, что у пассажиров начинают появляться нотки сочувствия ко мне. Но вмешиваться никто из них не собирался. Да и зачем.

Сойдут на своей остановке, и забудется этот мимолётный эпизод. Я же тем временем аккуратно пальцами прихватил его пиджак, лацкан пиджака и так же аккуратно придвинул его самодовольное лицо поближе. Он же сначала ничего не успел понять, осмыслить, а чуть позже он удивился и уже подумывал, что предпринять. Индюк думал, думал, да в суп попал. Я смотрел. Глаза в глаза. А затем я тихо сказал: «Выходим на первой остановке. Я найду место без свидетелей. Я оставлю тебя без глаз». Я говорил тихо, тихо. Пассажиры не слышали, он слышал. До его куриных мозгов дошло, сразу дошло то, что я сказал. Главный энергетический посыл, что исходил от моих глаз, а точнее от моего мозга через глаза, нёс информацию неотвратимости моего замысла. А это означало, несомненно означало то, что он осуществится. Подкреплялось это словами, что сказал я голосом тихим, но властным. Я не кричал, как кричат во многих случаях, а говорил тихо и убеждённо. И это тоже был посыл моего мозга, но слуховой посыл. Он, видимо, всегда хотел жить комфортно, уютно, удобно, даже чересчур, и он как можно, стал цепляться за любую возможность, чтобы жить вот так комфортно. В данные секунды он приобретал опыт жизни. О-о. Тут же нашлись у него всякие слова извинения. «Иди быстро, иди. Бегом беги». – говорил я тихо, тихо. Мой приказ он исполнил сразу. Быстрота была хорошей. Он мигом проскочил в середину вагона, чтобы никогда больше не видеть меня. А пассажиры очень удивились вот такой неожиданной метаморфозе. Это я видел. Это я чувствовал.

Трамвай покачивало на поворотах, что сильно отдавалось в конце. Я осматривал заднюю площадку, стараясь мысленно представить всё это. Да, финал оказался для меня неожиданным. Я понимал, что эффект такой был достигнут, прежде всего, нестандартностью поведения моего родственника. Голос, тихий голос, и взгляд.

– Да всё так. Это был чисто психологический момент. – неожиданно, словно угадав мои мысли, он прервал мои раздумья. – но был точно такой же случай, но только в электричке. Кстати, в том же году. Конечно, спичек там и помине не было. Но было то же самое отношение, такая же скудость ума, такие же куриные мозги, и такой же мой психологический приём, проведённый таким же способом, такими же словами, таким же взглядом глаза в глаза. Но я объясню потом, уже приехали.

Я никогда не был в этом районе города. И всё же я узнал его. Да, это был знаменитый квартал города, где никогда не будут гореть неоновые огни рекламы, где никогда не выставят огромные экраны, где будет звучать музыка, сиять улыбки, само движение, идти, бежать, стремительно взлетать всё те же неугомонные силы вездесущей рекламы. Не будет здесь дышаться новизной, прогрессом города. Здесь будет так, как было всегда, и десять лет назад, и двадцать, и тридцать. Останутся доминировать всё те же серые цвета самих улиц, самих домов. Это был квартал, где я никогда не был, но знал. Он знаменит был, прежде всего, своей криминальностью. И отсюда, именно отсюда, выходили отличные спортсмены, чемпионы по видам единоборств.

Быть может, я удивился, но понимал, что это входит в его учебно-воспитательный план. Дать почувствовать мне сам воздух той атмосферы, где рождаются чемпионы, мастера единоборств. Так мы и шли среди серых, невзрачных, по большей части деревянных домов, которых в народе называют бараками. И как-то уныло стало мне на душе после пространства расцветающих, сияющих районов города. Тем временем родственник прервал молчание:

– В детстве, в пору отрочества, я с родителями приехал из маленькой деревни сюда. Конечно, сначала было разочарование, что переехали из красивой сельской местности далеко не в самую лучшую часть города. Вот на этих улицах и проходили мои первые университеты. И со временем, знаешь, я стал патриотом, истинным патриотом, в данном случае, этого квартала, нашего квартала, моего квартала. Много лет, очень много лет я не был здесь. Надо, нужно посещать родные места.

Он говорил весь погружённый в некую ностальгию. И я слушал, я смотрел, смотрел на него с уважением, с долей изрядного благоговения.

Мы подошли к какой-то закусочной, такой же невзрачной, как и всё вокруг. Контингент посетителей вырисовывался отчётливо и красочно своим изъяном координации естественного движения. При этом от них изрыгались такие слова, которые не сыщешь в каких-либо популярных словарях или в учебниках.

– Ты подожди здесь. Я подойду скоро. – и с такими словами он как-то быстро скрылся, испарился за ближайший угол, оставив меня в одиночестве любоваться достопримечательностями своего родного квартала.

Единственная такая достопримечательность, как эта закусочная, похоже, всегда жила, дышала вот такой динамичной жизнью, каким предстала сейчас перед моим взором. До респектабельности посетителей дорогих ресторанов было, как до Луны пешком. Да и мысли такой здесь никогда не возникало. Никогда. Как есть, так есть.

Недолго пришлось любоваться мне красотами местного края. Сам воздух, само бытие данной местности живо напоминали мне, где я нахожусь. И это напоминание вылилось в скором времени в виде голоса грубого, вызывающе грубого, что раздался у меня за спиной: «Эй, добавь-ка сотню. Не хватает». Резкий скачок сердца было ответной реакцией на эти звуки явно угрожающего характера. Я так же резко обернулся. Передо мной стоял шкет, примерно моего возраста. Но действительность оказывалась в данный момент таковой, что был он не один. За его спиной ухмылялись рожи таких же отъявленных сорванцов как он.

У меня не просили, с меня требовали деньги с угрозой, при малейшем случае неповиновения, отобрать их. Такое происходило впервые в моей биографии. То, что я онемел, я испугался, я задрожал как лист осиновый на ветру, было очень близко к действительности. Но всё же мысль о том, почему я должен отдавать своё какому-то неизвестному шкету, которого видел впервые в жизни, взыграла, не утонула в пучине страха, а именно взыграла, подняв моё достоинство из мутной лужи робости, трусости, подчинения чужой воле, которое чуть было не разлилась по просторам моей души. И возникла между нами некоторая полемика, в которой я выразил своё явное нежелание расставаться с содержимым моего кошелька. И понимал я сейчас, прекрасно понимал, что не это в первую очередь заинтересовало их в постороннем, в чужаке их квартала.

Да, весь вид мой с головы до ног говорил, кричал, что я из респектабельных краёв, из благоприятной, благоденствующей семьи. Со мной никогда такого не было. Во мне в данный миг нарастала та волна, которой добивался от меня тренер, но не мог добиться, так и махнул рукой. Впервые передо мной стоял не противник, не соперник, а враг. И впервые у меня отнимали. И впервые у меня заклокотала жажда справедливости. И я знал, что тренировки, где закалялось моё тело и, в какой-то мере, оттачивались сами движения, не прошли даром. И на соревнованиях я выходил против ребят из этого квартала, где в большинстве случаев проигрывал, но ведь и выигрывал. Всё это взыграло во мне. Но и не только. И это я ощутил явственно, отчётливо. Недавний рассказ моего родственника, что слушал я очень внимательно, который пронзил меня насквозь, возымел таки действие.

Глаза в глаза. И увидел я в глазах этого шкета столько злости, кипящей злости, что немного опешил. Этот явно станет преступником, а не спортсменом, нормальным гражданином. Но что увидел он? Было ли это загадкой? Но что-то переменилось в нём, на какие-то доли секунды. Как уловил я это? Загадка. Загадка моей души, которая раньше меня не особенно интересовала. Но я уловил эту перемену. В такой эмоционально накалённый миг восприятие моё было заострено как никогда, словно тонкое лезвие бритвы.