Сергей Данилов - Комета Магницкого. Полное собрание Страница 3

– С кем? Хочу с тобой.

– Здрасьте вам, – вмешалась Мила, – Лариса у нас замужем, поздно спохватился, дорогой. Ты на других-то посмотри. Народ на выбор.

– Миленький мой, – снова прилегла Пума, сверкая актёрски-радостными глазами.

Тут дверь приоткрылась, просунулась Забавина голова:

– Виктор, выйди срочно на минуту.

Тот лишь слабо отмахнулся: «Уйди, не мешай. Видишь, человеку хорошо?».

– Виктор, вопрос жизни и смерти решается.

Невесомая птица счастья вспорхнула, отлетев прочь.

3. Жаркая Фрида

Пришлось идти в темноватый коридор, где сразу был схвачен возбуждённым Забавой под локоток, хорошенько встрясён для приведения в чувство.

– Виктор, вопрос жизни и смерти! – шёпотом заорал Забава, поплотнее прикрывая дверь в кабинет, – дай мне ключ на час от твоей комнаты.

– Идея посетила?

– И ещё какая! Надеюсь, наш горячо и нежно любимый сосед Борцов на работе?

– По видимости, да, на обед он не приходит. Как правило. Только, христом-богом молю, не занимай его тахту! Запомни: моя располагается справа от входа. Как войдёшь – направо.

Повтори.

– Как войду – направо. Не беспокойся, всё пребудет в порядке, целости и сохранности.

– Не запомнишь ведь, ибо ходишь налево.

– Вот женишься, тогда посмотрим, куда ты пойдёшь, – предрёк тоном провидца теоретик, быстро уносясь с ключом в сторону лестницы.

Магницкий вернулся на рабочее место, однако вдруг ни с того ни с сего ему сделалось нехорошо. Он резко отшвырнул от себя распечатку, встал из-за стола и снова кинулся к соседней комнате. Заходить не стал, лишь приоткрыл дверь и пересчитал народ. Большой любитель ильфа-петрова, а также по совместительству завзятый чтец морального кодекса Черкизов посмотрел удивлённо поверх очков, но Виктор ничего не стал ему объяснять, закрыл дверь, достал платочек и промокнул пот на лбу.

В комнате отсутствуют трое: Забава, комсорг Мила и Пума. Комсорга могли вызвать по общественным делам хоть в райком. Значит, нет Забавы и Пумы? Он пробежался по всем комнатам второго этажа, за исключением кабинета директора и замдиректора, помчался в машинный зал, затем к системщикам, и, наконец, в отдел размножения. Лариски не было нигде. Лишь в АРМ-кабинете разглядел в полумраке перед зелёным фосфоресцирующим экраном по-кошачьи изогнутую спину. Долго смотрел на неё, тихо подошёл и положил ладони на выпуклые оголённые ключицы.

– Ага, вот вы где спрятались.

Пума обернулась.

– Это ты, миленький? Уже соскучился? Садись рядом, программировать будем.

Виктор взял стул, сел, и погрузился в благодатную дрёму. Пума глянула в его сторону, усмехнулась.

В комнате кроме них никого, здесь работают по одному, комната так и называлась: автоматизированное рабочее место программиста, сокращённо АРМ. Итак, он нашёл Пуму в АРМе. Это хорошо, просто замечательно. А как забегал вдруг, ни с того ни с сего! Единственное окно в помещении АРМа наглухо закрыто непроницаемо тёмной тяжёлой шторой, зато кондиционер мерно несёт влажную прохладу в сумрак того небольшого пространства, где они обитают теперь вдвоём. На зелёном экране прыгают команды Фортрана-77: корректировка, трансляция, выполнение и снова корректировка. Магницкий сидел, слушая умиротворённый стук сердца, что согласно было жить в столь комфортных условиях миллион лет без капремонта.

Длинные тоненькие пальчики Пумы летали по клавиатуре, изредка она взглядывала на экран, исподлобья, с недоверием и интересом одновременно, в то же мгновение на лицо её ложился зеленоватый отсвет экрана. Едва Магницкий успел подумать, что своим загадочным выражением оно похоже на русалочье, как та повернулась к нему, изогнула шею, и вновь пристроилась головой на груди, шепча: «Миленький», а он опять не мог понять: шутит, или всё же имеется в этом доля настоящей нежности? Лёгкая, весёлая, ироничная Пума. То ли правда ласкается, то ли играет по кошачьей привычке. Не зря же – Пума. Но как чудесно быть с ней! Он вдохнул запах волос, осторожно приобнял. Вдруг кольнуло: неужели правда замужем? Совсем не похоже.

Дверь распахнулась, Лариса молниеносно убрала голову, Виктор отодвинулся в сторонку вместе со стулом, но не так скоро. Никто не вошёл, дверь с саркастически долгим скрипом вернулась на прежнее место. Они переглянулись, словно старые заговорщики. Пума продолжила отладку программы, а Магницкий встал и нехотя вышел. Приспело его машинное время, хорошо хоть идти недалече.

В длинном коридоре первого этажа вдоль стены, впритык друг к другу, бесконечной шеренгой стоят столы с мониторами, за которыми работают сотрудники. Его место пока занято. За счастливым монитором номер семь восседает старший научный сотрудник Фрида Энгельс: молодая женщина с чёрными, блестящими кольцами волос, уложенными в роскошную высокую причёску, возраста слегка за тридцать, незамужняя, в белом, обтягивающем узкую талию и высокий бюст, платье, которое изумительно идёт её смуглым от черноморского загара, открытым плечам. Фрида смахивает на латиноамериканку, жгучую, цветущую здоровьем креолку, роковую красавицу, перед которой не устоял бы ни один мужчина, если не всегда холодное, властное выражение лица.

Магницкий подошёл, молча встал за ней, прислонившись к стене.

Энгельс тотчас спросила:

– Минутку займу?

– Хоть две, но не более пятнадцати.

Машинное время младшим научным сотрудникам выделялось в час по чайной ложке. Другое дело – АРМ, там народ мог сидеть часами, и на удивление ничего не ломалось и не зависало, чего нельзя было сказать о больших машинах. Вот сейчас за монитором номер восемь нервничала толстушка в рябеньком летнем сарафане – Баландина Татьяна.

– Что она всё время виснет? – обиженно спросила Татьяна, повернувшись к Виктору. – Жанна, давай быстрее разбирайся, моё время уходит, опять никакой работы не было. Сколько можно издеваться?

Системотехник сидела рядом, с привычно унылым видом собирая статистику ошибок. Раз за разом пускала с соседнего монитора зондирующие команды, стараясь определить причины омертвления баландинского раздела.

– У вас печать висит, – вычислила наконец она, – убрать?

– Печать? У меня? С ума сошли, что ли? Откуда у меня может быть печать?

– Не знаю, – бессильно констатировала системотехник. – Висит и всё.

– Кто запустил в мой раздел свою печать? Убирай к чертям собачьим, время уходит. Вот это да! А я-то думаю, в чём дело? Происки американские, не иначе…

Жанна флегматично уничтожила программу печати, встала, но не ушла, задержалась рядом с Магницким, следя за хаотичными попытками Баландиной наверстать упущенное время.

– Физкультпривет работникам отдела размножения! – скосил взгляд Виктор. – Когда очередное плановое размножение намечается у нас в данном отчётном квартале?

Этой роковой фразой он обожал доводить Жанну, ибо подразделение получило такое неофициальное название в большей степени за то, что молоденькие операторши то и дело уходили в декретные отпуска. И сидели там годами, получая сначала пятьдесят рублей на одного ребёнка, потом семьдесят пять на двух. На их место отдел размножения принимал новых претенденток, которые тоже скоро начинали пухнуть в области талии не по дням, а по часам.

– Привет, – сказала Жанна без всякого выражения, но привычно краснея анемичным лицом, в результате чего постепенно из позитивного оно сделалось негативным.

Так волнуется, будто Виктор втихаря сунул пятерню ей в карман. Просто ходячий упрёк утрешним грехам. Он отвернулся, всем своим видом демонстрируя безразличие к худым системотехникам.

– Что, у тебя время сейчас? – спросила Жанна, продолжая стоять рядом.

– Да. Время моё, а пользуются им, как всегда, другие.

– Значит, прирождённый сачок, – подытожила Фрида Энгельс, исполняя на клавиатуре быстрый шопеновский этюд.

Сзади в своём белом платье, концертной причёске, с аппетитными локотками у талии – точь-в-точь знаменитая пианистка то ли из Южной Америки, то ли Африки, но тоже южной. Или дочь богатого латифундиста, или проклятого родезийского колониста.

– Если бы. Сказку о потерянном времени читали? Это про меня.

– Сейчас, сейчас уйду, успокойся, – не оборачиваясь отбивалась латифундистка от претензий, переходя на аккорды бравурного заключительного марша.

– Что тебе за это подарить? – съехидничал Виктор. – Может, конфету шоколадную к ланчу? Жанночка, детка, у нас там нигде конфетки случайно не завалялось?

– Нет, – побледнела в обратную сторону Жанна, выдёргивая руки из карманов и хлопая по ним.

Как назло, в это время из собственного кабинета вновь явилась суровая Вильгельмина Карловна. Увидев дочь, уже прислонённую к стенке рядом с басурманином Магницким, немедленно окликнула:

– Жанна, ты чего здесь? Пойдём, есть срочное дело.