Алексей Бартенев - Деревянная гроздь Страница 3

– Я не припоминаю его. – Задумчиво сказал Ленистр – Кажется, его не было в прошлый раз.

– Вполне возможно, что он ходил где-то, или отлучался по нужде. – Предположил смотритель.

– Чем он болен?

– Он не умеет разговаривать.

– Глухонемой?

– Нет, он все слышит, но не может, или не хочет говорить.

– А если его научить писать?

– Мы пытались, но увы… безуспешно.

Ленистр задумался, и это заметил смотритель.

– Я хочу вас предупредить. Дело в том, что это очень ранимый юноша, и если вы станете опекуном для него, мы должны быть уверены, что вы готовы стать для него другом, и не предадите в случае появления каких-то трудностей. Возвращение сюда нанесет ему глубокую травму.

Ленистр смотрел, как парень аккуратно, и ровно строил свое нечто, и понял, что лучше ученика, и помощника ему не найти на всем белом свете. Что настало время разделить свою мастерскую с кем-то еще.

– Можно мне поговорить с ним? – Гость с нескрываемым интересом смотрел на юного строителя.

– Давайте у него самого спросим. – Сказал смотритель, и присел на корточки. – Здравствуй, Варо! – Он подождал, пока мальчик не повернет голову, и не посмотрит на него. Затем он продолжил – У этого человека своя мастерская, хочешь, он научит тебя работать с деревом?

Варо сидел, и делал вид, что не слышит. Но, он лишь делал вид, и те двое, которые находились рядом, заметили это. Плотник тоже присел на корточки, и поздоровался. Варо взял кубик, который стоял на вершине конструкции, и дал его Ленистру.

– Я плотник, и знаю про дерево все. – Сказал мастер – Этот кубик из березы. Она теплая, и белая. А еще она очень красивая. Особенно весной. – Он протянул для знакомства правую ладонь – Меня зовут Ленистр.

Варо положил в нее еще один кубик. Потом поднялся, и лукаво улыбнувшись, пошел через двор в здание.

– Мне кажется, на сегодня достаточно. – Подвел итог смотритель – Пойдемте, я вас провожу.

Они, молча вышли наружу, где Ленистр, прощаясь, пожал ему руку, и спросил разрешения навестить Варо завтра.

На протяжении недели, плотник каждый день приходил в лечебницу. Вначале, он приносил что-нибудь с собой, чтобы показать Варо, и рассказать об этом. Чаще всего это были кусочки древесины, с красивым, или необычным рисунком годовых колец и прожилок. Парень с интересом слушал мастера, держа в руках принесенные образцы. Он, как бы запоминал их на ощупь, и прикреплял это ощущение к зрительному образу. А еще, ему нравилось, как дерево звучало. Каждая дощечка, каждая щепочка иди ветка имели свой голос. Он постукивал по ним кончиком ногтя, и слушал.

Когда прошла еще неделя, Ленистр начал забывать о том, для какой цели ему понадобился ученик. Он так увлекся этим юношей, что с нетерпением ждал следующего дня, чтобы снова с ним встретиться, и поговорить о чем-нибудь. Да, именно поговорить. Я не ошибся. Потому, что у него появился не только слушатель, но и собеседник. В это трудно поверить, но можно разговаривать даже с немым человеком. Вполне достаточно того, что он будет кивать, соглашаясь с вами, или осуждающе качать головой. Есть, в конце концов, язык жестов, который все без исключения знают. В общем, две одинокие родственные души встретили друг друга, и теперь наслаждались общением. Это не всегда была какая-нибудь беседа, порой они молча прогуливались по двору. А потом, также молча, не проронив ни слова, прощались до следующего дня.

В один из таких визитов, Ленистра пригласил к себе в кабинет смотритель лечебницы. Они расположились каждый на своем стуле, по разные стороны старого письменного стола.

– Не возражаете, если я закурю? – Спросил хозяин кабинета, и получив положительный ответ, выдвинул на себя ящик. Из него он извлек кисет с табаком и трубку. На затертую столешницу он положил листок бумаги, и стал набивать над ним трубку. Большим пальцем он утрамбовывал табак до необходимой плотности, а те крупинки, которые падали на бумагу, потом отправились назад в кисет. Когда курительная емкость наполнилась, смотритель взял трубку в руку, встал, и обойдя вокруг своего гостя, открыл окно. Из кармана пиджака он достал спички. Покрутив коробок, он вынул одну, но перед тем как чиркнуть ею, спросил:

– Вы не задумывались над тем, что наша жизни чем-то схожа с этим коробком? Смотрите, я беру спичку, и зажигаю. Она вспыхивает очень ярко, а затем, едва не погаснув, разгорается. Можно, наклонив ее, усилить горение, или затушить. – Спичка, догорев почти до пальцев, погасла. Смотритель взял в зубы трубку, и, чиркнув новой спичкой, поднес занявшийся огонек к табаку. Дважды затянувшись, он выпустил густой клуб дыма.

– Я хотел бы вам рассказать историю о том, как Варо появился здесь. Потому, что я вижу, что вы, в некотором роде, привязались к нему.

– Вначале, я тоже думал узнать от вас о нем, но потом задумался. Вдруг это изменит мое отношение? Что я буду делать, если знание отнимет у меня друга?

– Понимаете, мне бы тоже не хотелось, чтобы вспыхнувший между вами огонек погас, так и не согрев своим теплом ваши души. Не раскурив трубку вашей дружбы.

Смотритель дважды затянулся, и выпустил очередной клуб дыма. Он вернулся на свой стул, и откинулся на его спинку.

– Вы достали из коробка спичку не похожую на другие. Но вы сделали это для чего-то. Просто так спички не достают. И уж тем более не зажигают.

– Я хотел, чтобы стало светлее.

– То есть огонь, рожденный спичкой, поселился бы в лампе?

– Да, на кухонном столе, где мы сидели бы вдвоем, и пили остывающий чай.

Смотритель улыбнулся, и запыхтел потухающей трубкой, наполнив комнату ароматом хорошего табака.

– Был дождливый вечер, когда в лечебницу постучал незнакомый мне человек. Он был напуган, а его одежда вся промокла. Как гостеприимный хозяин я пригласил его внутрь, и растопил камин, чтобы он мог обсохнуть и согреться. Позже, когда его дрожь унялась, я поинтересовался, что же его привело сюда. Поздний гость поведал о том, что недавно стал отцом, и ребенку уже около полугода. Но счастье отцовства омрачил тот факт, что сын молчит. Он не произносит ни звука. Даже, когда он только появился на свет, вместо того, чтобы закричать, и возвестить всему миру о своем появлении, он тяжело вздохнул, словно устал. Мать это приняла, как Божье проведение. Значит, так должно быть, значит, так надо. И поначалу все было хорошо, пока она не начала его бояться. Я видел, как она боролась с собой, когда прикладывала сына к груди. Она стала рассказывать, что просыпается ночью, когда он на нее смотрит. Лежит, и смотрит. Будто бы знает что-то такое, от чего ей было бы стыдно. А потом, она заявила, что иногда слышит его голос. Наступил мой черед бояться. Дело в том, что мы семья цирковых актеров. Наши выступления опасны, и требуют предельной концентрации. Так, что если партнер начинает слышать голоса, добра от этого не жди.

Мой гость замолчал. Я понял, что наступила трагическая часть истории. «Вы акробаты» – догадался я. Он кивнул, и продолжил:

– Мы репетировали, когда это случилось. Она сорвалась. То ли задумалась, то ли отвлеклась потому, что услышала что-то. Месяц назад я стал вдовцом. Но пришел я сюда по-другому делу. Мне кажется – сказал он – я слышу его голос.

Конец ознакомительного фрагмента.