Олег Мухин - Человек: 5. Сириус Цэ Страница 3

После этих слов наступила мёртвая тишина, и было слышно даже, как муха пролетела. Никита Савушкин с ещё большей настороженностью посмотрел на меня, а потом, видимо, всё же поняв, с кем он имеет дело, прыснул от смеха, захохотал так, что и я не смог удержаться и составил ему компанию.

– Вы, наверное, вспомнили, – сказал я, когда мы оба отгоготали, – о том случае с Хопкинсом, с британским уфологом, когда к нему явился человек в чёрном и предупредил, чтобы он прекратил заниматься поисками инопланетян, иначе Хопкинс может исчезнуть, и на его глазах продемонстрировал фокус с исчезновением монеты, к монете совершенно не притрагиваясь. Но я хоть и в чёрной одежде, а фокусы с монетами показывать не умею. Да и отговаривать вас от поисков следов пришельцев не намерен. Наоборот, я пришёл задать вам вопрос, почему вы от этих исследований отказались? Это обстоятельство очень меня расстраивает.

Доцент Савушкин поднялся из-за стола. И молча продефилировал к раскрытому окну, выходившему во внутренний двор Института Моря. Роста, как оказалось, он был небольшого, но телосложения – крепкого; наверняка, в прошлом занимался спортом. Сидя на стуле, я, как подсолнух к солнцу, повернул голову в его сторону.

Доцент Савушкин помолчал с минуту, глядя куда-то вниз в открытое окно, а затем изрёк, стоя спиной ко мне:

– Почему отказался? Потому что явных доказательств не нашёл.

– Как так? – опешил я. – Их же полным-полно. В легендах и мифах древних народов говорится о богах, явившихся со звёзд и научивших людей земледелию, скотоводству, строительству и прочим полезным вещам. Это же ваши слова, что если мы заменим слово «бог» на «инопланетянин», то всё сразу встанет на место. Абстрактные боги превращаются в реальных персонажей.

– Видите ли, э… Максим, – всё так же, не оборачиваясь, сказал Никита Савушкин, – я хотел стать вторым Эрихом фон Дэникеном. Размечтался, увлёкся, переоценил свои силы. И в результате договорился до того, что упоминаемая в русских сказках избушка на курьих ножках – один в один похожа на посадочные модули американцев, высадившихся на Луне. – Он саркастически хмыкнул. – А ведь она действительно здорово похожа… Я жаждал славы, известности, соизмеримой со славой и известностью Дэникена, и перестал видеть леса за деревьями. Ну да ладно… – Матёрый уфолог-океанолог наконец-то оторвал свой взор от окна и обратился ко мне, при этом неожиданно щёлкнув пальцами: – Может быть, но кофейку?

Прежде чем ответить на его предложение, я бегло оглядел кабинет. Чего здесь только не было! Стены были увешаны полками, до отказа забитыми толстыми томами книг, пухлыми скоросшивателями, стопками пожелтевших от времени бумаг. Рядом с полками красовалась старая политическая карта мира вся в подозрительного происхождения жирных пятнах. За ней следовал современный плакат «Спасём детёнышей тюленей», на английском языке. Далее – треугольный флаг с антарктической станции. Потом – рождённый в СССР, похожий на атомный бункер массивный сейф цвета морской волны, сплошь облепленный по фасаду разномастного вида «магнитиками», не иначе, как привезёнными хозяином кабинета из его дальних зарубежных вояжей. На сейфе, словно устремлённые в космос космические корабли, расположились электрический чайник и пластиковые бутылки с водой. То тут, то там стояли горшки с цветами, а на одном из окон висела гирлянда из CD-болванок.

Но более всего меня поразили оленьи рога на верху одной из полок и находящийся почти под самым потолком большой доисторический чёрно-белый портрет некоего седого господина с бородой и в строгом костюме за подписью «Лев Семёнович Берг». Кто это такой, я спрашивать не стал. И так было ясно: либо основатель института, либо какой-то выдающийся ихтиолог.

А совсем уж сводила с ума листовка, приклеенная скотчем к половинке входной двери. На ней был изображён явно ослепший красноармеец в тёмных джон-ленноновских круглых очках и с палочкой в руке на фоне железнодорожной цистерны. Вверху было начертано: «Товарищ, не пей метилового спирта!». Я жутко обрадовался этой листовке и в ответ на предложение доцента Савушкина выдвинул встречное:

– А может быть, по коньячку?

Максим Глубинный почти неподвижно висел в космическом пространстве на расстоянии 346 километров от Земли и равнодушно смотрел на скопление ярких белых огней, находившихся в океане на полпути между Мальвинскими/Фолклендскими островами и Аргентиной. Максим Глубинный дрейфовал (и дрейфил). Температура вне его скафандра «Орёл» была минус 88 градусов по Цельсию, по ту сторону скафандра не было воздуха. Внутри же защитной оболочки были и вполне комфортная температура, и воздух. Правда, воздуха, судя по показанию табло наручных приборов, у Максима оставалось на двадцать семь минут.

Ни штатный «Союз», ни запасной, внутри которого можно было спастись, он догнать не попытался, потому что на сто процентов был уверен, что это невозможно сделать из-за огромной разности скоростей между удаляющимися космическими кораблями и «Орлом». Оба «Союза», кувыркаясь, отправились в долгий путь в соседние южные созвездия. Один – в Часы, другой – в Сетку.

Почему произошёл взрыв орбитальной станции – этот вопрос уже больше не интересовал Максима, поскольку точный ответ на него он не знал, а строить всевозможные предположения ему надоело. В данный конкретный момент времени его больше всего занимала мысль – как ему достойно уйти из жизни; что такое придумать, чтобы его гибель запечатлелась в памяти человечества, как нечто, соответствующее его звёздному статусу.

Но ничего толкового на ум не приходило. Из-за животного страха смерти, поедом пожирающего всю его сущность, мысли лишь разбредались в разные стороны и в голове крутилось уже многократно думанное и передуманное.

Максим Глубинный с грустью и щемящей тоской подумал о тех людях, кого из-за взрыва станции он потерял. Представил лицо Бати – его лысую шарообразную башку, длинный мясистый нос, рыжеватые брови, бесцветные слюдяные глаза. Батя был здорово похож на немецко-фашистского солдата. Этакий Фриц Рыжий Лис из детской книжки. Увидел болтуна Вальку, постоянно травившего свои полуфантастические байки. Игната, по прозвищу Нафаня, с вечно довольной физиономией, страстного меломана, большого любителя классических рок-групп, в том числе и его поклонника. Японца Тусиму (за глаза именуемого Фукусимой), то и дело попадающего в трагикомические ситуации. Единственного более-менее серьёзного члена экипажа – биолога Майкла Хаббарда, американца. «Эх, хорошие были ребята!»

Почему-то вспомнился эпизод, как по случаю дня рождения Бати он вместе с ними со всеми пил малыми дозами коньячок из пластиковых туб с этикеткой «Чай особый». И ещё один – как Хаббард учил его пользоваться так называемым ассенизационным устройством, проще говоря, туалетом, стоимостью аж 19 миллионов долларов, которое, как выяснилось, стоило бы гораздо дешевле, если бы было изготовлено из чистого золота.

С огромным сожалением Макс вспомнил и о своей навсегда утраченной гитаре – красном «Фендере» с серийным номером 002, которая, по его настоянию, в комплекте с усилком и колонкой была в «грузовике» доставлена на орбиту. И в компании с которой он впервые в мире отыграл хоть и короткий, но исторически важный космический концерт – исполнил несколько вещей из собственного репертуара, транслируемых в прямом эфире на весь земной шар; как он выразился, «на всю вселенную».

Представил кислое личико Криськи, которая должна была вслед за ним отправиться на МКС и стать первой в мире поп-певицей, спевшей в космосе. Агилера уже заплатила 50 миллионов долларов за предстоящий полёт.

Подумал: «Теперь её поездка накрылась медным тазом. Но ей-то деньги вернут, а я, идиот, отдал полтинник «лимонов» за собственную смерть». При этом поймал себя на ощущении, что к тому, что с ним случилось, он до сих пор не относится как к реальности, и что он всё время ждёт, что вот сейчас в мертвецки молчащих динамиках снова возникнет чуть хрипловатый Батин голос и тот ехидно рассмеётся и скажет что-то

по-детски банальное, типа: «Обманули дурака на четыре кулака».

Максим Глубинный безучастно рассматривал яркие белые огни в океане и сожалел о том, что он так и не узнает, чем они являются на самом деле. «Батя вроде бы намекнул, что природа огней объясняется чем-то простым. Ну, хоть убей меня – не могу догадаться, что бы это могло было быть. Вот было бы здорово, если бы они действительно оказались «летающими тарелками» инопланетян. Тогда не так печально мне было бы умирать. Было бы кому помолиться, было бы хоть в кого-то поверить.»

Он мысленно увидел попа, окропляющего «святой водой» ракету-носитель на старте. Увидел нелепый многоликий иконостас по соседству с чёрно-белой фотографией Юрия Гагарина на переборке МКС. И засмеялся. «Ну что, помогли вам ваши папуасские бусы? Взрослые люди. Образованные. Двадцать первый век на дворе. Стыдно ведь, господа.»