Андрей Драгунов - посёлок. будничные стихи Страница 3

«Мне – как будто бы – слово. Я – как будто бы – без языка…»

Мне – как будто бы – слово. Я – как будто бы – без языка.Только пальцы ещё понимают чернила и ручку,и бумагу, что точно жена – хороша и близка,и почти безотказна, как стих – к юбилею – на случай…и почти говорю – только шёпотом. Вялый языкзастревает в зубах, пропуская сквозь них междометья,как какую-то ересь, к которой за годы привык…и, как будто бы, даже, уже – ни за что не в ответе…но чернеет стекло – отражение меркнет совсем,как, как будто – не зеркало – так – бесполезный осколок,приспособленный только для украшения стен —закрывает дыру на обоях, как какой-нибудь войлок.…и морозом немеют слова, речь сосулькой виситна остывших губах, преждевременно сдавшись морозу —будто в плен или рабство… и там сиротливо звучит,но не слышно почти… и, как будто, уже – не серьёзно.

«Ничего нет слаще – раскуренной вечером трубки …»

Ничего нет слаще – раскуренной вечером трубки —под стакан хорошего старого конька,когда день уже прожит и кончились злые шуткипьяных соседей… и спит подо льдом река.И почти не видно в окне, в темноте деревьев —только кое-где – на ощупь почти – из мракавыступают ветки, которые, если веритьбиологии – точно знают как жить без страха,то есть, без предрассудков… Без вымысла и надеждына что-то большее, чем сгинуть в аллеях парка,где почти бессмысленно, не так, как бывало прежде —существование, тем более, что – не жарков это время года и… выглядит всё уныло,и холодный воздух просачивается сквозь раму,сквозь зашторенный сумрак – туда, где уже остылопроисходящее, не освещённое лампой…но дымок клубится – раскуренной тёплой трубки,завиваясь кружевом в тусклом пространстве дома,где уже не слышны – ни разговоры, ни шутки…и не шелохнётся на окне зелёная штора.И портреты близких – только – свидетели жизни —тоже молча, как будто бы не отсюда,что вполне естественно, наверно, в каком-то смысле,ибо, только в детстве веришь в возможность чуда.

«Каждое утро, просачиваясь сквозь толпу…»

Каждое утро, просачиваясь сквозь толпу,мужчина в зелёном пальто ходил на работу,по пути изучал витрины, то есть, ту пустоту,из-за которой – чаще никто, чем кто-то.Даже ничто. Невидимо сквозь стекло.С той стороны, откуда – слова и лица…и другие предметы, которые нанесло,как песок на берег, собранный по крупицамс целого света… и это не в первый раз…И мужчина в зелёном пальто каждый день сначалавсё начинает, как будто бы здесь и сейчасвсё и закончится – медленно и печально…Каждый день – на работу – теряясь в глухой толпе,распознавая только чернила стёкол,мужчина в зелёном пальто с холщёвой сумкой в руке —почти не заметен, как – уже – тень кого-то.

«…на девятый день, рано утром – вдруг – оживает штора…»

…на девятый день, рано утром – вдруг – оживает штора.В коридоре пахнет пылью, соседской собакой и перегаром —тоже соседским. Срубленной веткой еловой…а ещё – горсткой пепла, как будто бы… после пожара.Пахнет кислыми щами, ещё – колбасой и водкой…Жизнь продолжается, как ни в чём ни бывало.За столом всё те же, включая приезжую тётку,которая до этого – ни разу не приезжала.Не писала открытки к майским и к Новому году —теперь сподобилась – благо, нашёлся повод…и, как будто бы, всё выглядит по-другому,и, как будто бы, мы всегда были с ней знакомы.От неё пахнет поездом, курицей и туалетом,«Красной Москвой» и чем-то приторно сладким —если б не поезд – подумал бы про конфеты…и у неё диабет, поэтому с сахаром – всё в порядке,как со взвешенной пылью в воздухе, от которой пепел —на книгах и мебели, на всём, что способно помнитьпроисходящее, то есть – всё зло на свете —за все девять дней, которые, аккурат – сегодня…и теперь, наверно, вместе с ожившей шторой —на всю оставшуюся – с плачем и криками – Горько!.. —по любому поводу, даже, в честь именин, которойдевять дней сегодня… и выплачена неустойказа просроченный вексель, выданный при рожденье…Слишком долго жизнь ей казалась – почти что Раем…и теперь – вычитанием и иногда деленьемобозначается всё, что, увы, за краем,за колючей проволокой памяти, за сплошным забором,откуда – ни то, что выйти – послать известие —проблематично… Оригинал с повтором —во все подробностях – рядом, то есть, на месте…и теперь, как будто бы, даже, глядит с укоромза селёдочный борщ, за то, что – уже – не вспомнить…за то, что слишком быстро – за разговором —промелькнули дни… и уже – девятый – сегодня.

«Подъезд. Чугунная ограда…»

Подъезд. Чугунная оградаступеней. Чей-то белый след —чуть впереди, как будто рядом,но никого чуть выше нет —лишь еле уловимый запахдухов – цветочный аромат —среди зимы… О, как внезапно!..Как неожиданно! Стократжалею, что я не увидел…и след совсем уже исчезна дне зимы… Чугунных линийостался только – вечный срез.

«В конце концов – все состарившиеся коты …»

В конце концов – все состарившиеся коты —приходят на берег, где терпеливо ждут свою лодкуи последнюю порцию докторской колбасы,и радуются тому, что жизнь не была короткой,а, даже, длиннее, чем кажется на первый взгляд…Все дети выросли. Жена умерла чуть раньше,чем того хотелось бы… На берегу отрядсостарившихся котов ожидает – что будет дальше,ибо – скоро утро, процеженное сквозь песоки вода подбирается всё ближе, всё ближе… Ближе,наступая – уже – на скрученный коготок,что почти увяз в холодной, бесцветной жиже…и теперь отсюда, видимо, только – в Рай,где кусочек докторской положен по расписанию,по чьему-то хотению, кто чаще других молчал,но всегда выполнял любое твоё желание…и теперь он рядом… и лапы, усы и хвост,и потёртая шкурка – не более, чем оплата —за хорошую жизнь. Вот ветер листву принёс…и волна длиннее, и… тянет кота куда-то.

«Срывается, как слово с языка…»

Срывается, как слово с языка,снег с дерева и сыпется на землю —сам по себе – не чья-нибудь рукас чернильной ветки сорвала. Деревья,под тяжестью незавершённых дел,ссыпают со снежинками остаткисухой листвы, что ветер не успелсорвать до декабря. Мгновенья краткии прячутся, чтоб не попасть под снег,не стать следами чьих-нибудь ботинок,когда по парку зимний человекпытается пройти мимо снежинок,чтоб не задеть случайно… Не спугнуть.Не потревожить жестом и дыханьем.Стать родственником снега – на чуть-чуть,чтобы найти морозу оправданье.

«Тело не двигается. Холодно и темно…»

Тело не двигается. Холодно и темно.Ищешь на небе Бога – находишь тучу.Спрашиваешь – До коле… но никого,кто бы ответил. Какой-то несчастный случай,плюс – отсутствие в доме горячей воды.Пальцы немеют от холода, как от страха.Ко всему вдобавок – минус – запас еды —до потепления, которого – кот наплакалв ближайшие месяцы. Кажется – навсегда.Тянешь за ниточку – сыпется вся верёвка.Температура стынет, что та водав тонком стакане, то есть, становится жёсткой —не различимой, то есть, уже для рук.Пальцы цепляются – краешек тонкий рвётся —это уже не страх, а простой испуг…или привычка – как-нибудь обойдётся…Просто дышать на пальцы, пока тепло —это дыхание, пока шевелится штора,из-за которой выглядывает окно,но не замёрзшее – впику зиме, которой —что ещё впику… Выжить! Зима и снег.Строчки, замёрзнув, тоже ползут куда-то —ближе к дыханию. К выдоху. Краток век.Туча, замёрзнув, тоже ползёт обратно,чтобы согреться и выглядеть, как всегда —не как вода в стакане, как Божье око…Я сижу на стуле и думаю что – не бедався эта морозь… Лишь бы – не одинокои не тоскливо совсем посреди зимы…Кто-то глядит на лампочку, как на солнце…Лишь бы не отняли память, как раньше сны…и не замёрзло бы только моё оконце.

Конец ознакомительного фрагмента.