М. Таргис - Сумеречная мелодия Страница 3

– Я готов предъявить ее тому, кто ее прославит! – заявил Павел, залпом выпил и наполнил снова свою рюмку. Он подошел к круглому столу на одной ножке в центре комнаты, на котором в художественном беспорядке громоздились пластинки, нотные листы, карандаши, какие-то папки и книжки, пустые рюмки с налипшим на донышках осадком разных цветов и почему-то – настоящий человеческий череп без нижней челюсти и без зубов. Наверху этой груды, опасно накренившись, лежала долгоиграющая пластинка в новом, еще не измятом и не обтрепанном конверте.

– Вот! – Павел радостно протянул Штольцу пластинку. С черно-белой обложки смотрело худое юношеское лицо, жестко вылепленное, с идеально прямым носом, четко очерченным ртом, изогнутым в загадочной полуулыбке, и светлыми глазами, обрамленное немного чересчур длинными темными волосами. Это лицо было Штольцу хорошо известно: вот уже полгода оно мелькало на городских афишах.

– Дамский любимчик! – фыркнул Штольц. – Ты серьезно?

– Я видел, как он выступает, я его слышал, – отрезал Павел. – Это было… В общем, это именно то, что мне нужно. Ты взгляни ему в глаза. У этого парня есть характер!

– Не знаю… – скривился Штольц. – Жиголо какой-нибудь.

– Не может быть, – Павел продолжал, как завороженный, глядеть на футляр пластинки, который держал в руке, другой рукой покачивая сливовицу в рюмке.

Штольц, пожав плечами, отошел к окну. Было темно, деревья в саду, окруженном старинной стеной, задумчиво качали темными ветвями. За черными массивами ночных крыш над Дунаем горело множество цветных огней – правильными неподвижными рядами или хаотичным мельканием. Там все не прекращался манящий и коварный праздник Холма.

Штольц вздохнул, нагнулся, оперся локтями о подоконник.

Внезапно Павел положил конверт обратно, залпом допив рюмку, пристроил ее опасно близко к краю стола и быстрым шагом вышел из комнаты.

Штольц скучливо наблюдал в окно за обитавшей в саду лаской. Она забралась на мраморный бортик замусоренного фонтана с покрытым грязью дельфином в центре и теперь подозрительно уставилась вверх на Штольца, поняв, что ее застукали. Судя по невнятному говору за стеной, Павел общался с кем-то по телефону.

Через пару минут он так же быстро влетел в комнату, и маленькая хищница юркнула в кусты, мгновенно растворившись в темноте.

– Давай прямо пойдем и спросим его? – предложил Павел.

– Кого? – Штольц выпрямился и повернулся к другу. – Как это – пойдем и спросим?

– Я только что узнал его адрес, – самодовольно улыбнулся композитор.

– Не думал, что это настолько просто. В справочной службе узнал?

– Нет, разумеется. В мире все делают полезные связи, – Павел ухмыльнулся и накинул висевший на спинке стула пиджак. – Идем!

– Вот так взяли и пошли? И ты думаешь, он дома? Ты не узнал заодно телефон?

– Нет, только адрес. Может быть, у него вовсе нет телефона, – пожал плечами Павел. – К тому же ему будет труднее отшить нас, если мы явимся лично, чем по телефону!

– Думаешь? – Штольц еще раз взглянул на криво улыбавшееся лицо на конверте. Юноша на фотографии был как будто не слишком широк в плечах. – По крайней мере, он вряд ли сумеет спустить с лестницы нас двоих, – вздохнул Штольц и последовал за Павлом.

– Осторожно! – взвизгнул Штольц и схватил Павла за руку, не давая ему соскочить с кромки тротуара, куда тот беспечно пятился, пытаясь прочитать название улицы. Вывеска была надежно погружена нависшим козырьком в глубокую черную тень: фонарь рядом не работал. Заверещали автомобильные тормоза, водитель окинул обоих испепеляющим взглядом и бросил что-то о «всякой пьяни», заодно поинтересовавшись, где ходит полиция.

– Извините, – вежливо сказал Павел вслед автомобилю и повернулся к Штольцу. – Мне все-таки кажется, это здесь.

Штольц только вздохнул. Увлекшись чем-то, его талантливый друг не обращал внимания на такие мелочи жизни, как проезжающие мимо машины.

– Сейчас! – Павел порылся в карманах, достал коробок спичек, поднял горящую спичку над головой, освещая табличку под козырьком, и помахал ею, гася. – Так. Нам в следующий дом.

Нервно потирая руки, Шипек вступил в мрачноватый подъезд, слабо освещенный одиноко висевшей на недостижимой высоте лампочкой, и, словно в поисках поддержки, оглянулся на Штольца.

– Ты не думаешь, что в такое время он скорее всего не один? – ворчливо поинтересовался тот. – Или он вообще женат?

– Не знаю, – ответил Павел. – Ну что, поднимаемся?

Через пару минут он решительно нажал кнопку звонка. В квартире явно был кто-то живой: в глубине ее послышался многоступенчатый звон, как будто на пол последовательно уронили несколько легко бьющихся предметов, например тарелок, а потом кто-то сочно выматерился визгливым голосом. Павел испуганно оглянулся на Штольца, но тот только пожал плечами и ухмыльнулся: ситуация вдруг начала его забавлять.

Наконец послышались быстрые решительные шаги, и дверь распахнулась, едва не ударив Павла. За ней обнаружилась высокая, красивая женщина лет тридцати в роскошном шелковом халате в красно-синих цветах; грива спутанных черных волос падала ей на плечи, под глазами лежали тени, однако непохоже было, чтобы ее подняли с постели. Слишком ясен был взгляд, полный такой откровенной злобы, что Павел невольно отступил на шаг.

– Шел бы ты в… – начала она, резко дернувшись вперед, отпрянула, увидев незнакомые лица, но тут же выпрямилась, по-хозяйски опершись о косяк двери, и поинтересовалась лаконично: – Ну и?..

– Прошу извинить нас, мадам, что побеспокоили, – Павел отвесил изящный поклон, – в столь поздний час. Нам очень неловко, но, видите ли, нам совершенно необходимо срочно переговорить с паном Цестой…

– Еще того не легче! – дама окинула его взглядом с ног до головы, повела носом и скривилась: – Всякие пьянчуги еще будут сюда ходить! Нет его.

Штольц отступил подальше в тень и отвернулся, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

– А где он, если позволите полюбопытствовать? – продолжал все так же вежливо и от испуга многословно Павел.

– А вот это вам самим лучше знать! – огрызнулась черноволосая мегера. – Блюет в Дунай где-нибудь. Если вовсе не выбросился с моста, – она сделала плавное движение рукой, взметнув широкий рукав, очевидно, показывая изящный прыжок в холодные ночные воды, и резко захлопнула дверь.

Павел помолчал несколько мгновений, тупо глядя на кожаную обивку двери, потом повернулся к другу.

– Вот так…

Штольц наконец перестал сдерживаться и прыснул так, что слезы выступили на глазах.

Павел наблюдал за ним с кротким упреком на лице, засунув руки в карманы расстегнутого пиджака, но губы его кривились в невольной улыбке.

– Не очень гладко прошло, – признал он. – А вообще-то… – он окинул себя самого заинтересованным взглядом. – По-моему, мы вполне прилично выглядим? Что ей не понравилось?

– Кто ее знает? – выдохнул Штольц, еще не отсмеявшись. – У тебя еще есть желание продолжать знакомство с этими людьми?

– Сюда я больше не сунусь, – улыбнулся Павел, машинально поправил на горле узел галстука и начал спускаться по лестнице. – Она что-то сказала про Дунай – ты слышал?

– Ты что, собираешься идти искать его по улицам? – поразился Штольц. – Ты же не знаешь…

– Выйду на набережную и осмотрюсь, – ответил Павел.

– Послушай, бессмысленно искать в темноте в городе с почти миллионным населением какого-то алкоголика…

– Тут что-то не то. Люди с такими голосами, как правило, сильно не пьют.

– Что ты можешь знать об этом парне? Это мальчишка, который вчера появился на сцене и завтра, может быть, исчезнет. Поет он хорошо, не спорю, но это не значит, что он сам понимает, какой дар ему достался. Я тебе говорю – он просто дурной мальчишка, которому успех вскружил голову, а эта стерва, – Штольц мотнул головой в сторону двери, – ясный показатель того, какой у него вкус!

– Нет, тут какая-то драма, я это чувствую! Если хочешь – это чутье художника!

Павел остановился на нижней ступеньке и повернулся к другу. Тусклая лампочка освещала половину его лица, с другой стороны погруженного в глубокую тень, и теперь его выражение было совершенно серьезно.

– Она что-то сказала про Дунай. Тебе в этом не показалось ничего тревожного?

– Ты думаешь, она всерьез? – спросил Штольц.

– Я думаю, нам лучше двигаться скорее, – ответствовал Павел с некоторой театральностью, неловко соскочил с нижней ступени и решительно направился через улицу туда, где за еще одним рядом домов ждала темная и сонная, как и весь город, река.

Они увидели его на отрезке набережной между Цепным мостом и шлюзом. Дойдя до реки, Павел сразу повернул направо, объяснив выбор направления туманным: «Думаю, сюда». Щтольц только хмыкнул и покорно поплелся за ним.

Так или иначе, Павел оказался совершенно прав: тонкий невысокий юноша шествовал им навстречу упругим шагом, рассеянно оглядывая темную в желтых огоньках отражающихся фонарей воду Дуная. Ветер с реки трепал густые темные волосы, тонкий свитер вряд ли защищал от ночной прохлады, а ворот рубашки был беспечно и вызывающе распахнут. Впрочем, юноша не ежился – шел, расправив неширокие плечи.