Натиг Расулзаде - Пассажир Страница 3

– Вы с таким же успехом могли бы спросить о сроках моей смерти, – говорит Телеграфист, – Есть многое на свете, друг… Какой друг? – обращается он к толпе, – Я уже начинаю забывать…

– Друг Горацио, – подсказывают за спиной у него тихо, голосом суфлера.

– Вот именно – друг Горацио… что и не снилось нашим мудрецам. – цитирует он Шекспира. – так что, когда будет следующий поезд, и будет ли он вообще, это одному только Богу известно.

– Поезда мимо нашего Дома идут крайне нерегулярно, – говорит девица неопределенного возраста, очень жеманно в каком-то трудно угадываемом костюме 18 века, – следующий может быть через неделю, а может – через год. Однажды уже случалось такое: поезда не было четырнадцать месяцев. Мы даже и не ждем их больше. Поэтому мы все так удивились, увидев вас тут. Здесь уже много лет никто не выходит. – И неожиданно, совершенно другим тоном, с любопытством ребенка, – А что у вас в сумке?

– Что в сумке? – машинально повторяет Пассажир в крайнем замешательстве, – А что же… Что же теперь мне делать?

– Да-а, задача… – озабоченно произносит Начальник станции, почесывая затылок.

– С одним неизвестным, – подхватывает Телеграфист, показывая на Пассажира и заливаясь идиотским смехом.

Все обитатели Дома, кроме старого Начальника, подхватывают смех и смеются долго, как ненормальные.

Пассажир со страхом смотрит на них.

– Мы вас устроим, – говорит Начальник, – так и быть. Не выбрасывать же вас на улицу…

– Точнее – в степь! – снова вклинивается телеграфист.

Очередная порция всеобщего жуткого смеха. Теперь даже Начальник позволил себе немного посмеяться.

– Но, сами понимаете, – продолжает он, – живем мы тут одной семьей, так сказать, все свои, так что, ничего не попишешь, вынуждены принять вас в семью. А ты, – обращается он к телеграфисту, – срочно телеграфируй, что у нас ЧП. Пассажир высадился ни с того, ни с сего. Не знаем, что делать. Ждем указаний. Ну и все такое. Сам знаешь. Пусть у них тоже голова болит.

– Так если у вас есть телеграф, – воспрянул духом пассажир, – Дайте знать, что я должен уехать, пусть остановятся в другой раз.

Начальник станции (НС), не отвечая, странно смотрит на него. Дочь начальника Станции (ДНС) жеманно говорит:

– Не успели приехать, уже хотите покинуть нас?

– Да какой телеграф!? – говорит Тощий Телеграфист (ТТ), – Пустая коробка – вот весь наш телеграф. Линию давно прикрыли. Это у нас игра такая, чтобы было похоже, как на настоящей станции…

Пассажир в недоумение смотрит на НС, тот, прикрыв рот, тихо хихикает.

– И как вас угораздило выйти здесь? – спрашивает Сторож, добродушный старичок в костюме палача.

– Да я, собственно говоря… – начинает Пассажир, но его уже не слушают.

– Понятно, – говорит НС, – Что ж, берите свою сумку и пойдем устраиваться. Шикарных апартаментов не обещаю, но комнату с рукомойником могу предоставить.

– А что у вас в сумке? – вновь спрашивает ДНС.

– Там бумаги… мне нужные… Нот-бук… Ай-пад…

– Что-что-что? – не может понять ДНС, – Что это все такое?

Пассажир в замешательстве смотрит на нее. Но тут вмешивается НС.

– Да, Пассажир, вляпались вы. Когда еще поезд придет. Да они теперь вовсе и не останавливаются на нашей станции, просто проскакивают на полном ходу… Нашли, где выходить… Хе-хе-хе…

… Пассажир сидит на железном сейфе в маленькой убогой комнатушке с зарешеченным окошком. Вытаскивает вещи из сумки. Потом вдруг, передумав, все швыряет обратно в сумку. Сидит, обхватив голову руками. Стук в дверь. И тут же, не дожидаясь разрешения входит жена сторожа (ЖС). Она робко входит, но бесцеремонно садится на узкую кровать, которую предоставили Пассажиру. Она протягивает Пассажиру полевой цветок.

– Это вам. С приездом.

Он растерянно, молча кивает, принимая цветок.

– На этой кровати умер мой сын, – говорит женщина, поглаживая матрац.

– На этой? – не скрывая брезгливости, спрашивает Пассажир.

– Уже много лет прошло, – говорит она, – не знаю, сколько… Мы здесь не считаем времени… А который час? – вдруг, будто вспомнив что-то важное, спрашивает она, оборвав себя на полуслове. – Я смотрю, у вас часы… У наших ни у кого нет… У жены начальника станции были много лет назад, мы все у нее спрашивали, ей это надоело и она разбила свои часики… Такие были красивые, ей все завидовали… А? Который час?

– Час? – Пассажир подозрительно смотрит на нее, смотрит на часы, – Половина девятого. Утра.

Долгое молчание.

– У него открылась чахотка, – наконец заговорила ЖС. – Скоротечная чахотка. Телеграфист посылал телеграммы одну за другой, но нам не ответили. У нас не было лекарств. А поезд не приходил уже пятый месяц. Иногда они на ходу выбрасывают из поезда для нас лекарства, иногда продукты, ну, всякие нужные вещи… А тут как на зло… Он был с детства слабенький… И вдруг навалилась такая тяжелая болезнь… Он и умер… Я ведь отговаривала его, отговаривала, чтобы он не уходил. Но он был молод, горяч, такая жизнь его не устраивала, он хотел в большой мир, к людям… Вот и ушел… И степь его убила. Мы заметили их, да, он ведь с дочерью начальника станции, они вместе ушли, ну и та вернулась, вся растерзанная… Мы заметили их километрах в двух от Дома… Они еле шли, ползли… Мы все побежали… Она выжила, а он умер… Мой сынок… Мы его похоронили тут недалеко, хотя Начальник станции и возражал, что нельзя слишком близко к Дому, он хотел там, где уже есть могилы наших стариков, чтобы все могилы были вместе, как настоящее кладбище, но я упросила его, мне трудно далеко ходить, одышка и все такое… Мы его похоронили, а через пять дней пришел поезд. Правда, в нем не было врача, да и лекарств они не привезли, да и вовсе не остановились… Может, там и был врач, но ведь поезд пролетел, как всегда… Может, это и лучше, что он не дождался поезда? Все-таки он до последней минуты надеялся, что поезд придет, ждал его, как спасения. И если бы поезд так при нем… это было бы для него тяжелым ударом… Ему было двадцать шесть лет, моему сыночку… Я потом покажу вам его могилу. Хотите?

Конец ознакомительного фрагмента.