Олег Радзинский - Иванова свобода (сборник) Страница 30

Мы с ним часто сидели в беседке в нашем дворе и не дышали. Вокруг листья, дождь, а мы сидим и не дышим. Мне не нравилось, просто хотелось с ним посидеть. Чтобы другие девочки видели, что у меня есть свой мальчик. Я потихоньку дышала, и он никак не мог понять, как я так долго держусь. Бедный Боря, я бы его и дальше обманывала.

Теперь мне обманывать некого. Хорошо бы меня случайно перевернули лицом в подушку и забыли: самой трудно перестать дышать. Невозможно. И пытаться нечего.

Как умереть? Умереть. Заснуть… и видеть сны, быть может. Какая роль – Гамлет. Почему для женщин нет такой роли? Что сравнится с Гамлетом? Антигона? Леди Макбет? Не то. У Гамлета – многоплановость: он играет сумасшедшего, прячется за образом сумасшедшего. Роль в роли. Плюс выбор: жить по старым, клановым канонам родовой мести или стать человеком Возрождения? Подчинение долгу или свобода от долга, от предрешенности? Это нам Диана Павловна по зарубежной драматургии объясняла в училище. Таня Полонская потом играла Офелию в отрывке. А я – королеву Гертруду.

КОРОЛЕВА.

Мой милый Гамлет, сбрось свой черный цвет,

Взгляни как друг на датского владыку.

Нельзя же день за днем, потупя взор,

Почившего отца искать во прахе.

То участь всех: все жившее умрет

И сквозь природу в вечность перейдет.

То участь всех. Все жившее умрет. А я застряла посредине.

БЛАНШ. Мне нужен покой! Вздохнуть свободно – вот что мне нужно!

Наоборот – не вздохнуть свободно, а перестать дышать совсем, вот что мне нужно. У меня другой текст.

Чем жить, когда не живешь? Воспоминаниями о прошлом. Придумками о настоящем. Фантазиями о будущем. Я всегда жила в двух параллельных мирах: один – роль внутри, другой – мир реального. Только я до конца никогда не жила в реальном: там неинтересно. Жила, как улитка в раковине: все видят раковину, а внутри – я, совсем другая. Спряталась и только усики наружу. Никто не знает, какая я. Иногда разве что покажу кусочек, обрывочек себя настоящей, на секунду, не больше. И в раковину.

7

Митя приходит меня навещать два раза в неделю, не чаще. Он больше со мной не разговаривает: приходит, отдает памперсы дежурной сестре и садится рядом с кроватью. Часто говорит по телефону. Вчера пришел, когда я лежала лицом к стене.

Нянечка спросила:

– Давайте я вам ее переверну.

А он отказался: Нет не нужно что ее беспокоить она должно быть спит. Это ему на меня неинтересно смотреть. Или неприятно. Я не видела его лица, не могу сказать. Я все про него знаю, когда вижу лицо. По голосу трудно, особенно когда он говорит не со мной.

Он как-то приободрился, по телефону договаривался поехать к Палеховым на дачу. Смеялся. Он вроде бы к ним один собирался. А с кем Алеша останется? Опять с его мамой? Он скоро ее будет “мамой” вместо “бабушки” называть.

Ляля Палехова – хорошая, я к ней не ревную. Она – из женщин-друзей: может с мужиком спать и оставаться другом. Секс как общение. Большая редкость, я так не могу, мне нужен второй план. Иллюзия отношений. Пусть на час – но отношения. Чтобы было потом что играть. Она со всеми своими бывшими продолжает дружить. И с их женами тоже. Я думаю, она теперь с Митей иногда встречается: так, поддержать морально. Секс как психотерапия.

Я к ней не ревную: с ней – не по-настоящему. Я знаю, Митя с ней спал еще до того, как она за Палехова вышла. А может, и после. Хотя я бы почувствовала – я их часто видела вместе. Кроме того, она Палехова ни на кого не променяет: двое детей, квартира, дача. Он ей ни в чем не мешает. Говорят, они встречаются с другими парами. Сейчас многие так делают. Я сама пробовала – не с Митей, с другим – продюсер с НТВ: он предложил, я согласилась – попробовать. Встретились с замужней парой, хотя, может, они и врали. Мы им тоже сказали, что муж и жена. У меня кольцо, у него кольцо: кто узнает правду?

Почему он больше не приводит Алешу? Я его уже три недели не видела. Совсем меня забудет, перестанет узнавать. Хотя меня скоро выпишут, буду дома. Буду дома лежать лицом к стене.

За эти месяцы я стала слышать свою кровь. Как она проходит по артериям, по венам. Раньше я думала о своем теле только с внешней стороны: как что выглядит, где болит. Теперь я слышу себя изнутри, слышу кровь – как она идет в правую часть сердца, а оттуда ниже, в маленький гладкий мешочек. Если внимательно прислушаться, можно ощутить струение слева – кровь спешит к легким и, пройдя сквозь них, возвращается в сердце.

Я теперь вижу себя внутри – с миллионом изгибов, поворотов, плотин, и кровь течет, бежит – от сердца, от сердца, от сердца. Я могу видеть свое сердце: кулек с толстыми отростками. Оно сердится и толкает кровь от себя. Почему оно остановилось после аварии? Решило отдохнуть.

Я стала как улитка – живу внутри раковины. Улитки, должно быть, хорошо знают свою раковину, и я теперь хорошо знаю свое тело изнутри. Словно въехала в новую квартиру и должна ее обжить – уголок за уголком, метр за метром. Чтобы угадывать звуки по ночам: вот треснула половица – это в прихожей, теперь – зашумел холодильник, в кране мурлыкнула вода. Форточка заскрипела. А я лежу, смотрю в гладкую темноту и все знаю – где что, и оттого не страшно.

Так было в Дегунине, куда я уехала с Покровского.

Бабушка Вера умерла неожиданно, без болезни: сидела, ела свой салат без помидоров – плохо для голоса – и умерла. Я не сразу поняла: она не упала, а как-то обмякла на стуле. Это было неправильно: она всегда сидела с прямой спиной – для осанки.

Умерла, а голос сберегла. Оттого что не ела помидоры.

Я только окончила школу и поступила в Вахтанговское – новая жизнь, сценискусство, романы. Все друг с другом кокетничают, атмосфера всеобщей влюбленности. Все влюблены, как Керубино в Женитьбе Фигаро. Наш спектакль на втором курсе: я играла Марселину, Полонская – Сюзанну. Почему не я играла Сюзанну? Не помню. Я бы могла.

СЮЗАННА. Тысячу пощечин, если вы ко мне подойдете! Сейчас пойду пожалуюсь графине…

Ага, сейчас. Встану и пойду.

Когда бабушка умерла, мама со своим мужем только вернулись из Малайзии; он был там первым секретарем посольства. Он ждал – наконец – назначение послом, венец карьеры. Он надеялся на одну из бывших неконфликтных югославских республик – Словения, Македония. Или Черногория. В конфликтные назначали молодых.

Назначение пришло через день после смерти бабушки: Сейшелы, почетная ссылка. Сейшелы – земной рай, туристический глянец – оказались карьерным позором – кто бы мог подумать? Они уехали через неделю после похорон, и мама все время боялась, что он теперь сопьется. Ее муж ждал большего, а его – на Сейшелы. Где это? Я плохо представляла.

Я сама позвонила Максиму Леонидовичу, сыну дедушки Бельского, сказать про похороны. Он был старый и ничего не помнил. Он не помнил, кто я, кто бабушка. А ведь у них что-то было, то есть все было, это потом она за дедушку вышла замуж.

Он слушал меня, отвечал невпопад и вдруг стал кричать:

– Отпустите! Разобьется сейчас! Разобьется же! Вот здесь отпустите!

Затем у него забрали трубку, и женский голос:

– Кто это? Вы кому звоните?

Я объяснила, рассказала, что бабушка умерла. Женщина оказалась его дочкой – старше моей мамы. Зовут Женя. Что ты Ланочка какая я тебе Евгения Максимовна просто Женя ты мне как родная. Я ее видела несколько раз, когда была маленькая, а потом они перестали к нам ходить. Что-то между ней и бабушкой, не знаю что.

Женя сказала, что Максим Леонидович болен: Паркинсон. У него все трясется, и он плохо соображает. Она обязательно придет на похороны, поможет. Бабушка была ей как родная. Спросила про маму. Та ей тоже как родная. Мы ей все как родные.

После похорон Женя стала часто заходить на Покровский. Приходит, сидит, говорит о себе. Никогда не была замужем, детей нет. На пенсии по здоровью, раньше работала юристом в министерстве; она объясняла где, но я не очень внимательно слушала. А нужно было слушать.

Прошло восемь месяцев с похорон, когда Женя позвонила и сказала, что хочет зайти. У меня как раз сессия, ничего не готово, целыми днями в училище. Договорились на среду утром, перед экзаменом: Воображаемые Действия, этюд без слов. Все на курсе выбирали что-то понятное, физическое: гладить, стирать, готовить. Узнаваемые действия. А я выбрала сложный этюд: Свидание. С воображаемым партнером.

Все мои свидания – с воображаемыми партнерами. Теперь будет еще сложнее: мне осталось только воображаемое. Буду оттачивать актерское мастерство: без слов, без движений, без партнеров. Одно воображение. Театр одной актрисы. И одной зрительницы.

Женя пришла с молодым мужчиной в замшевой куртке. Я не поняла, кто он, хотя она его представила еще в прихожей: если мне человек не важен, я не запоминаю имен. У него была черная папка, из кожзаменителя. Я всегда знаю, когда настоящая кожа, а когда нет. Это папка была из фальшивой.