Ольга Карпович - Малая Бронная Страница 30

Второй гость забубнил что-то насчет незаконной торговли, спекуляции. Инна, не особенно заботясь о вежливости, перебила:

– Если можно, товарищи, побыстрее. У меня тут некоторым образом семейная драма. Муж, понимаете ли, уходить собрался. Вот, сами видите, совместно нажитое делим, – она махнула рукой в сторону разложенных по дивану разнокалиберных шмоток.

Появившийся на пороге смежной комнаты Тимоша незаметно кивнул ей одними веками, подтверждая, что клиент благополучно отбыл из квартиры через черный ход.

– Как же так? – покачал головой Пашка. – Неужели не сошлись характерами? Что же это вы, Тимофей Сергеевич, семью разрушаете?

– Мне кажется, это не совсем ваше дело, – нахмурившись, отвернулся Тимоша. – Вы же по другому поводу сюда пришли?

– Да вы ищите, ищите, что вас интересует, – насмешливо пригласила Инна. – Может, ручку мою найдете, а то два месяца уже как завалилась куда-то, а жалко, золотое перо.

– Сейчас, – смущенно кивнул Пашка. – Понятых только пригласим…

– Если можно, не из четвертой комнаты, – бросила Инна. – У нас с той соседкой не очень хорошие отношения.

– Оно и видно, – хмыкнул Пашка.

И Инна, бросив на него короткий проницательный взгляд, коротко кивнула. Ну точно, значит, Вероника настучала. Тоже, значит, ступила на тропу войны. Сначала с Тимошей разоткровенничалась, а затем и вовсе решила доблестную милицию подключить. Тварь подлая! Ничего, с Инной справиться у нее кишка тонка. Пусть эти дурачки в погонах роют, стараются, все равно ничего крамольного они не найдут, ни валюты, ни крупных партий товара. Ничего такого, за что ее можно привлечь, дома она не хранит. А про эти несколько шмоток всегда можно сказать, что это ее одежда. Размер, правда, неподходящий, ну да это уж не их дело. Мало ли, может, она недавно с диеты слезла. А вот Веронике это с рук не сойдет! Хватит ее щадить, сама напросилась, получит теперь по полной!

Лениво наблюдая, как доблестные стражи порядка роются в ее шкафу, Инна словно бы между прочим протянула:

– Вообще, вот на кого бы вам следовало обратить внимание, это на Веронику Германову. Вот уж кто темная лошадка…

– Что вы имеете в виду? – заинтересованно покосился на нее второй милиционер.

– Ну как же, живет явно на нетрудовые доходы, сейчас так и вообще тунеядствует, – раздумчиво перечисляла Инна. – Образ жизни ведет антиобщественный, мужчин разных домой водит, каждый день посиделки, пьянки… практически притон устроила из своей комнаты. А гости тоже сомнительные, у некоторых манеры самые приблатненные. А бывают и вообще иностранцы. Помнишь, Тимоша, летом к ней француз один ходил?

Тимоша, не глядя на Инну, буркнул что-то неразборчивое. Впрочем, Инне и не требовалось его участие в разыгрываемом ею спектакле, достаточно было и ее собственной роли.

– Вы меня поймите, я не ханжа, – дружелюбно объясняла она. – Но у меня ответственная должность. Зачем мне лишние неприятности? А в квартире бог знает что произойти может. Тем более, она, Вероника, догадывается о том, что я ее образ жизни не одобряю, и, как видите, не чурается даже мелкой пошлой мести. Это ведь она вам «сигнализировала» о моих якобы махинациях?

Этот вопрос незваные гости проигнорировали, продолжая искать какие-то мифические вещдоки. Разумеется, за два проведенных у нее в комнатах часа милиционеры ничего не нашли. Инна устало терла переносицу, голова болела нещадно. К счастью, вскоре все должно закончиться. Если постарается, она и Тимошу сможет уговорить подождать с выяснениями отношений до завтра. И тогда можно будет прилечь, положить на лоб влажное полотенце и закрыть глаза.

– Подпишите, пожалуйста! – Пашка сунул ей под нос заполненный протокол.

Она быстро пробежала глазами криво нацарапанные строчки, убедилась, что никаких несуществующих богатств ей не приписали, и подмахнула документ.

– А теперь вам придется ненадолго проехать с нами, – обратился к ней немногословный второй милиционер.

– Это еще зачем? – нахмурилась она.

– А чтобы зафиксировать ваши показания, – объяснил тот. – Ну вот хотя бы по поводу вашей соседки, Вероники… Как вы сказали?

– Германовой! – с готовностью напомнила она.

И, не обращая внимания на хмурый, неприветливый взгляд Тимоши, поднялась, взяла сумочку и, направившись к двери, объявила:

Володя возвращался домой в приподнятом настроении. Купил на развале у метро самую пушистую елку, взвалил ее на плечо, предвкушая, как обрадуется Вероника зеленой красавице. С неба летел мелкий снег, Володя смахивал его с лица шерстяной перчаткой, сдувал с носа. Нарядная, к празднику украшенная флагами и разноцветными лампочками Москва спешила куда-то по своим делам.

Впервые за последний месяц у него стало легко на душе. Честно сказать, он смертельно устал за это время. Устал от бесполезных поисков работы, от сменяющих одна другую контор, в каждой из которых ему сообщали, что без московской прописки он им не подходит. Володя давно уже перестал рассчитывать на хорошую должность, готов был согласиться на все, хоть дворником, лишь бы денег заработать. Но, как выяснялось, и в дворники брали только коренных москвичей. Устал от постоянного безденежья, от чувства стыда и неловкости, возникающих каждый день, когда Вероника, думая, что он не видит, совала ему в карман пальто мятые рублевые бумажки. От звонков и душераздирающих писем жены. Галина вовсе не думала спешить с разводом (а ведь это так сильно упростило бы ему жизнь, позволив жениться на Нике и прописаться, на радость этим проклятым бюрократам, в ее комнату), напротив, чуть ли не каждый день бомбардировала его упреками, жалобами, описанием переживаний несчастных, ни в чем не повинных, брошенных детей.

Володя устал от всей этой мучительной, неловкой, непонятной ситуации. Он привык считать себя честным и порядочным мужиком, может, не слишком сообразительным, но, по крайней мере, имеющим четкие представления о том, что хорошо и что плохо. Новая жизнь выбивалась из всех его былых представлений о правилах, не укладывалась в четкую схему. Как военный, он понимал, что превыше всего должен быть долг. Но в чем заключался его долг сейчас? Вернуться к жене, к женщине, которую он больше не любит? Значит, врать, воспитывать детей на лжи? Оставить Веронику? Или твердо поговорить с женой, заставить ее подать на развод и наладить свою жизнь с Никой? Но нужен ли он ей? Что за мужик такой, даже на жизнь заработать не способен, перебивается на бабские подачки?

Эта неопределенность выматывала нервы, раздражала, гнала его из теплого уютного дома на улицу – продолжать бессмысленные поиски работы, которые заканчивались, как правило, в ближайшей пивной, где за высокими нечистыми столами собирались со щербатой кружкой горчащего пива такие же растерянные, выпавшие из привычного уклада жизни люди.

И вот сегодня, наконец, повезло. Какая-то Вероникина подруга подсказала обратиться на сортировочную станцию, туда, где разгружают составы. Там якобы грузчиков всегда не хватает, берут всех, вне зависимости от прописки. Володя прямо с утра отправился попытать счастья, почти не надеясь на удачу, и вдруг все обернулось еще лучше, чем он мог себе представить.

В стылой темной конторке пахло почему-то прокисшими щами. Он некоторое время ждал у запыленного треснутого окна, глядя на проползавшие мимо длинные железнодорожные составы, морщась от надсадного лязга и скрежета. Потом к нему вышел приземистый круглолицый мужичонка с широкой улыбкой от уха до уха, начальник станции. Этакий колобок, румяный и круглый.

– Здравствуйте, здравствуйте, поработать хотите? Нам грузчики очень нужны! Ну что ж, давайте знакомиться, меня зовут Федор Иванович.

Володя обрадованно потряс липкую мужичонкину ладонь и принялся рассказывать о своих злоключениях.

– Погодите, любезный, так вы, стало быть, бывший военный? Даже капитан? Любопытно, любопытно, – сладко прижмурился Колобок. – А водить грузовые автомобили вам случайно не доводилось? Ах, имеете опыт! Так что ж вы молчали? Это же расчудесно! Грузчиком-то всякий может быть, а вот водители у нас в большой цене! И зарплата опять же повыше, и работенка попроще – товар принял, накладную подмахнул, до места отвез – и гуляй. Как вам, Владимир Петрович, такое предложение?

Володя, не смея верить такой удаче, смущенно забормотал:

– Дело в том, что я, видите ли, иногородний, у меня прописки московской нет…

– Ну так хорошему человеку мы всегда можем поспособствовать, – заверил Федор Иванович. – И с пропиской поможем, и с жильем. У вас как с жилплощадью? А то койку в общежитии уж всяко организуем, а если вы семейный, то и о комнате можно похлопотать. Мы о работниках печемся, как о самих себе, и они нам отвечают… пониманием. – Он как-то странно подмигнул и снова осклабился. – Главное, чтоб человек был сознательный, не конфликтный. Я как рассуждаю – живи и дай жить другим, правильно, Владимир Петрович?