Александр Ахматов - Хроника времени Гая Мария, или Беглянка из Рима. Исторический роман Страница 30

Ювентина выслушала молодого гладиатора в волнении и замешательстве, не зная, что сказать и на что решиться. Она не была готова к такому разговору, хотя Береника предупреждала ее, что от гладиаторов может исходить большая опасность, когда они начинают вести разговоры о побеге. «Смотри же, – остерегала она, – если к тебе станут приставать с чем-нибудь подобным, не мешкая сообщи обо всем господину, иначе сама можешь попасть в беду как соучастница и не успеешь оглянуться, как будешь давать показания в застенке, раскачиваясь на дыбе».

Этот бывший пират пугал ее и одновременно притягивал. Он предлагал ей осуществить несбыточную мечту о свободе, Но как довериться совершенно случайному человеку?

– Скажи, Мемнон, – она посмотрела гладиатору прямо в глаза, – скажи откровенно, ты с самого начала знал, что заговоришь со мной об этом?

– Как только я услышал, что ты почти гречанка, то сразу подумал: вот удачный момент, вот девушка, молоденькая, еще не испорченная мерзостями, творящимися вокруг, и с ней можно побеседовать на языке образованных людей в среде варваров, которые и на своем-то языке плохо изъясняются. Вот, что я подумал…

– И все же, почему я? Разве у тебя до сих пор не было возможности сказать то же… Беренике, например?

Мемнон покачал головой.

– Была у меня такая мысль, но вряд ли мы с нею нашли бы взаимопонимание. Во-первых, она связана детьми. К тому же меня предупредили, что она наушница и с ней надо вести себя осторожно… Да и сама посуди, какой у меня выбор? Подлые и трусливые рабы, тупые надсмотрщики, ланисты, стражники, которых можно купить только за наличные. К сожалению, среди свободных нет никого, кто вызывал бы у меня доверие, а ведь я могу предать своих критских друзей. Доверившись тебе, я тоже иду на риск… но слишком велико мое желание вернуть себе свободу.

– Не беспокойся, – в раздумье сказала Ювентина. – Я не стану доносчицей, даже если откажусь от твоего предложения, – она с трепетом вздохнула, – откажусь, потому что я всего лишь бедная рабыня, жалкая и трусливая, как и все… Но ты меня искушаешь, не скрою. Ты коснулся самого чувствительного места в моей душе, самой сокровенной мечты…

Глаза Мемнона засветились радостью и надеждой.

– Я не обманываю тебя, Ювентина, и знаю, о чем говорю. Клянусь тебе, я сделаю все возможное и невозможное, чтобы выполнить свое обещание. Я никогда о нем не забуду, если мне удастся вырваться отсюда, клянусь…

– Не знаю, смогу ли я… мне трудно решиться, – по-прежнему колеблясь, тихо проговорила она и вдруг неожиданно для самой себя сказала: – Хорошо, я тебе верю. Я согласна.

«Свободная трапеза» закончилась около первой стражи ночи.

Помощник управителя школы (Пацидейан к тому времени был уже мертвецки пьян, поглотив по меньшей мере шесть или семь секстариев297 тускульского) приказал ученикам расходиться по своим эргастулам и камерам.

Мемнон проводил Ювентину до самых ворот школы, с благодарностью пожав ей на прощанье руку.

Ночью Ювентина почти не спала.

Ее преследовали беспорядочные и неспокойные мысли. Порой ею овладевали сомнения. Правильно ли она поступила, поддавшись уговорам гладиатора? Не кроется ли за всем тем, что он ей говорил, какая-нибудь ловушка. Может быть, у него на уме что-то другое, какой-то опасный план, о котором он умолчал и который вовлечет ее в беду, как и предупреждала Береника? С другой стороны, почему она должна отказаться от этой, пусть слабой, но, может быть, единственной в ее жизни надежды обрести свободу, о которой она никогда раньше и помыслить не могла? И чего ей ждать в будущем? Ничего, кроме презренной участи наложницы, доступной всем и всякому, на кого укажет не знающий жалости властелин. И так до конца дней! Вечное рабство! Нет, лучше уж пойти на крайний риск ради свободы. Конечно, этот александриец много ей наобещал, слишком много, чтобы ему поверить… но, может быть, он действительно знает, что говорит, и сделает ее свободной? О, если бы это произошло, она всю жизнь молилась бы на него!..

И незаметно для нее самой в душе ее нарастала тревога за Мемнона. Одолеет ли он своего грозного противника? «Ты будешь биться с самим Гарпалом Непобедимым!» – вспомнила она пьяный возглас Пацидейана, обращенный к александрийцу. Перед тем, как уснуть, она шептала молитвы богам и богиням со смиренными просьбами сохранить Мемнона живым и невредимым.

На следующий день Береника, поручив ей заботы о своих малышах, отправилась к Большому цирку, чтобы разузнать о Сатире и Мемноне.

Под вечер гречанка вернулась с радостным известием, что оба гладиатора остались в живых, повергнув своих врагов, – правда, Мемнон при этом получил легкую рану в руку.

Домоправитель перед самым закатом солнца позволил девушкам навестить и поздравить победителей.

Вдвоем они помчались на Квиринал.

Мемнон вышел к Ювентине с окровавленной повязкой на левом плече и, отведя ее в сторону, сообщил, что, как он узнал от одного из рабов Аврелия, ланиста собирается в скором времени совершить поездку в Помпеи.

– Так что тебе предоставляется возможность съездить в Остию, – сказал александриец. – Надеюсь, ты не передумала? – испытующе глядя на нее, спросил он.

– Удастся ли мне уговорить домоправителя? – с легким вздохом произнесла Ювентина.

– Нет такой крепости, которой нельзя было бы взять за деньги, – усмехнувшись, сказал Мемнон.

Он вынул из-за пазухи маленький изящный кошелек, какие носили с собой свободные римские женщины.

– Еще в позапрошлые игры у меня появилась одна поклонница, женщина состоятельная, любительница делать ставки на гладиаторов, – сказал он, передавая ей кошелек. – В третий раз я приношу ей успех, и вот она решила поделиться со мной своим выигрышем, – пояснил Мемнон. – Здесь двадцать пять денариев серебром.

Спустя пять или шесть дней Аврелий действительно уехал в Помпеи.

Ювентина с помощью денег, которые ей дал Мемнон, без особого труда договорилась с домоправителем. Она сочинила для него более или менее правдоподобную историю о некоем вольноотпущеннике, дальнем родственнике ее покойной матери, который якобы проживает в Остии и которого ей надо навестить.

Поначалу управитель и слышать ничего не хотел, но при виде заманчивого блеска шести новеньких денариев, отчеканенных не более месяца назад в приделе храма Юноны Монеты298, он сразу стал сговорчивее и, немного поупиравшись для вида, наконец, согласился отпустить ее на два дня, дав ей в провожатые старого раба.

В тот же день Ювентина и сопровождающий ее старик-лигуриец отпрвились в путь на гребной барке вниз по течению Тибра.

К вечеру они были уже в Остии, где Ювентина впервые увидела море и долго им любовалась.

Потом она оставила старика в ближайшей харчевне, подарив ему денарий, чтобы тот смог подкрепиться, а сама поспешила на поиск дома Сервия Ватиния Агелла.

Мемнон очень подробно рассказал ей, как его найти.

Ювентина спустилась к Счастливой гавани и, расспрашивая встречных прохожих, разыскала III Матросскую улицу и нужный ей дом.

Она боялась, что не застанет хозяина на месте (тот, по словам Мемнона, был судовладельцем и одновременно кормчим на своем корабле, поэтому мог находиться в плавании). К счастью, Ватиний Агелл оказался дома и поначалу принял ее любезно.

Но, как и предупреждал Мемнон, судовладелец, выслушав ее, пришел в крайнее изумление и стал уверять, что никогда прежде не знал и ничего не слышал ни о каком Мемноне Александрийце, попавшем в гладиаторы. Он заявил, что кто-то сыграл с девушкой дурную шутку, послав ее к нему, и с этим выпроводил посетительницу из своего дома.

Но Ювентина ушла от него с сознанием хорошо выполненного поручения, так как Мемнон сказал, что большего от нее и не требуется, – главное, чтобы Ватиний выслушал ее.

Когда она вернулась из этой поездки и рассказала ему обо всем, гладиатор был вне себя от радости.

Ювентина радовалась вместе с ним, а он уже строил планы на будущее. При этом Мемнон осторожно, но настойчиво выспрашивал у нее, так ли сильна ее привязанность к Риму и близким ей людям, и не согласилась бы она последовать за ним на Крит.

– Подумай, девочка, – говорил он ей, – станешь ли ты счастливой здесь, затерянная в огромном городе с его несправедливыми законами, где даже свободная женщина мало чем отличается от рабыни? Я ведь хорошо знаю, сколь зависима отпущенница от своего патрона299. Доверься мне, милая! На Крите у меня припрятано достаточно денег, чтобы мы с тобой начали безбедную жизнь. Хотя я еще некоторое время буду связан со своими товарищами по пиратскому ремеслу, но я уже решил, что уйду от них при первой же возможности. В одном из критских городов у меня есть знакомые, порядочные люди, которые помогут нам устроиться. Будешь мне сестрой, женой… как захочешь. Но при любых обстоятельствах я не оставлю тебя без своего покровительства, можешь мне поверить…