Алексей Ефимов - C-dur Страница 30

Саша и Чудов остановились.

«Кровь как варенье». Тошнота подступила к горлу.

Из-за угла вышли две девушки: в коротких китайских пуховиках, в сапогах с высокими голенищами, в колготках не по сезону. Катя и Света. Они жили на седьмом этаже, в комнате номер семьсот, то есть прямо над шестисотой. Обе любили мужское общество и не отказывали мужчинам, стараясь брать от жизни по максимуму, пока были желание и возможность. Судя по их серым лицам и кругам под глазами, они возвращались с пьянки, и сессия им была не помеха.

Увидев кровь и красные ленты, они замедлили шаг и через мгновение остановились. С расстояния в несколько метров Саша увидел, как они побледнели.

Через минуту они снова пошли. Обойдя страшное место, они подошли к крыльцу.

– Кто-то подрался? – спросила Катя.

– Нет, – Саша прочистил горло. – Женька Никитин прыгнул с балкона.

Его взгляд был прикован к пятну. Он не мог отвести взгляд.

– Женька?..

Девушки обернулись. Они смотрели на кровь.

В течение долгого времени никто не сказал ни слова.

– Он…? – начала Света.

– Да.

Хлопьями падал снег. Снегирь замер на ветке и стал смотреть глазками-пуговками на странных грустных людей.

Не сговариваясь, девушки задрали головы, отыскивая тот самый балкон.

– С девятого. – Саша посмотрел вверх.

Дверь на балкон девятого этажа была приоткрыта, у железных прутьев стояла разваливающаяся, занесенная снегом картонная коробка, одно из стекол треснуло по всей длине и было заклеено скотчем.

– Мы собираем деньги Женьке на похороны, – тихо сказал Саша. – Славе сдавайте, если надумаете. Женькин батя приедет, ему отдадим. Он, правда, пьет – надо будет Славу к нему приставить, чтоб деньги не пропил.

– Вы его видели? – шепотом спросила Катя, едва шевеля губами.

– Нет. Он ночью.

– Мент приходил, – Чудов сказал громко. – Всех тут расспрашивал.

Саша взглянул на часы. Без двадцати девять. Вот-вот начнется экзамен. В сравнении с тем, что случилось сегодня, это ничтожная мелочь, не имеющая значения. Ничто не изменится в жизни, даже если завалишь. Жизнь началась двадцать один год назад и закончится где-то там, в не очень далеком будущем. Это единственное, что он знает наверняка. Движение из прошлого в будущее не остановится ни на миг, а там, впереди, ждет хозяйка пустых глаз. «Зачем твоя жизнь, – спрашивает она, – если скоро тебя не станет? Ты искра между черными безднами небытия. Двадцать два года назад ты не знал, что тебя еще нет, и очень скоро не будешь знать, что тебя снова нет и НИКОГДА не будет. Люди, напрасно вы суетитесь, пытаясь заглушить свои страхи. Напрасно выдумываете смысл жизни. Его нет. Нет смысла в вашем мгновении. Это иллюзия. Вся ваша жизнь – бессмысленная попытка найти оправдание тому, что вы есть. Истина – это я, а я есть ничто. Однажды вы станете мной и наконец успокоитесь, но не узнаете этого. Глупцы! Вы боитесь того, чего нет. Вы боитесь, надеясь на то, что ваши души бессмертны. Подгоняемые страхом, вы верите в сказки ваших священников. Бросьте! Не бойтесь. Я не враг ваш, а друг. Вы есть я, а я – вы. Кроме нас, ничего нет. Жизнь не стоит того, чтобы жить».

Саша с трудом отвел взгляд от глаз смерти.

Может, правда, ну его, этот экзамен? Может, надо делать лишь то, к чему лежит душа, и тратить время на что-то действительно важное? Как отделить зерна от плевел и найти в себе смелость взять только зерна? К той ли стене приставлена лестница, по которой ползешь вверх год за годом, перекладина за перекладиной, не видя конечной цели? Кем хочешь быть там, наверху, в лучах заходящего солнца, в шаге от вечности? Путь не менее важен, чем цель. «Как?» и «Куда»? – чтобы ответить на эти вопросы, нужно быть честным, сильным и прозорливым. Еще есть время, но его меньше, чем кажется.

Он поднял голову.

Он увидел серую однородную массу, похожую на бетон. Низко повиснув над заснеженными деревьями, крышами и людьми, она спрятала за собой солнце и синее небо. Рассеивая солнечные лучи, она превращала их в бледный усталый свет. Нет ответов – только вопросы. Ступени, ступени, ступени – в серое небо.

Они продолжили путь.

На балкон пятого этажа вышел Дима Прянишников, одетый не по погоде: в спортивных штанах, в вытянутой синей кофте с круглым вырезом, в тапках на босу ногу. Облокотившись о перила, он посмотрел вниз, закурил и сразу вернулся в тепло.

Небо стало светлеть.

В одном месте, над крышами дальних домов, серая муть истончилась, растаяла, и в проталине Саша увидел солнце. Оно вставало над горизонтом, не яркое и не слепящее, зимнее, а с ним появилась надежда. Саша улыбнулся. Он знал, что есть смысл. Не может не быть. Солнце не может светить просто так, а он – просто так жить. Однажды все встанет на свои места, мозаика сложится и он увидит цельное полотно жизни, а не разрозненные кусочки.

С этим чувством он подошел к главному корпусу НИНХа на улице Каменской.

Поднявшись на второй этаж и миновав младшекурсников, толпившихся у подоконников с конспектами наперевес (впрочем, были также пудреницы, зажигалки и глянцевые журналы), он увидел своих и понял, что в первую партию не попасть: здесь было полгруппы, человек десять-двенадцать, и все хотели быть первыми. Что ж, не судьба в этот раз.

Атмосфера в целом была спокойной, но напряжение чувствовалось. Двое читали конспекты, а остальные слонялись без дела или общались на темы, не связанные с экзаменом.

Вика и Лена болтали.

Они чувствовали себя уверенно, могли в крайнем случае рассчитывать на снисходительность препода (в число автоматчиков не попали, но были на хорошем счету), и сейчас все их внимание было сосредоточено на ожерелье из искусственных камешков на шее у Лены. Лена купила его вчера. Камни чередовались с бежевыми «штучками» (так назвала их Вика, не сумев найти подходящее слово), похожими на кораллы, и было очень красиво. Оригинально.

Они поздоровались.

– Что такой хмурый? – Вика с улыбкой смотрела на Сашу. —

Он в это время думал о том, стоит ли рассказывать о страшных событиях. Решил, что пока не стоит.

Чудов думал иначе. Ему не терпелось шокировать одногруппников.

Переступив с ноги на ногу, он сообщил:

– Ночью Женька Никитин погиб.

Рядом все стихло, и он оказался в центре внимания.

– Прыгнул с балкона, – сказал он, опережая вопросы.

Лена смотрела на Чудова распахнутыми глазами, а Саша смотрел на нее.

Дрогнули длинные накрашенные ресницы, и Лена прикрыла ладошкой рот:

– Мамочки…

– Ни фига себе… – тихо сказал кто-то.

У Саши чесались руки: дать бы Чудову в репу. Тот упивается славой, пусть и делает вид, как ему тяжело все это рассказывать. Можно не сомневаться – он опишет все в красках, в деталях, добавив что-нибудь от себя. Он мастер рассказа. Он любит внимание, особенно женское.

Саша отошел подальше от Чудова.

– Зачем он…? – послышался женский голос. Галя Жаткина. Ее голос узнаешь из тысячи. Он необычный. Какой-то скрипучий, с песчинками в связках, но неприятным его не назвать. Галя – чемпионка по умению одеваться безвкусно. Сегодня ее темно-синяя кофта с черными горизонтальными полосами не дружит с длинной коричневой юбкой до пят. Ну и ладно. Галя милая добрая девушка, а отсутствие вкуса – не смертный грех, не порок. Есть люди с отменным вкусом и гнилостным нутром. Люди-маски. Люди-видимости. Ткнешь в них пальцем, в их тонкую глянцевую оболочку – и сразу все ясно. Кстати, Галя не пользуется косметикой. Порой кажется, что она борется с тем, что дала ей природа. У нее правильные черты лица, приятная улыбка, солнечный взгляд, а для баланса – нелепые гардеробы, отсутствие макияжа, вечный конский хвост и, конечно же, фирменный голос, над которым, пожалуй, можно было бы поработать, чтобы сделать его благозвучней. Кажется, ее не заботит, как она выглядит. И если странности гардероба могут быть связаны с тем, что ее родители-пенсионеры тянут троих детей, из которых она самая старшая, то как объяснить остальное?

Приблизившись к Чудову, Жаткина заглянула ему в лицо глубокими тревожными глазами.

– Думаю, он из-за Спицыной, – твердо сказал Чудов.

Саша заметил, как тот покраснел. Непросто дались ему эти слова. Его собственный опыт с Таней был не лучше опыта Жени.

– Может быть, он случайно? – предположила Галя. – Он не был пьян?

– Как можно случайно упасть с балкона? Нет, – Чудов уверенно покачал головой и двинул темными густыми бровями, – он не случайно.

– Из-за Таньки он, точно, – Вика включилась в дискуссию. – Отшила божьего одуванчика.

«Божьего одуванчика», – отозвалось эхом у Саши. – «Божьего одуванчика…».

Тут же возникла картинка: пушистая круглая шапочка на длинном тонком стебле раскачивается от ветра, колышутся маленькие белые волоски, и вот они отрываются, один за другим, их подхватывает ветер, и летят они туда, где еще никогда не были, летят, удивляясь, как же на самом деле огромен мир и как мал тот клочок земли, где прошла их короткая жизнь. Не видно конца и краю этому миру, хочется лететь дальше – туда, за горизонт, навстречу круглому диску солнца – но вместо этого они падают вниз, на землю, на пыльный серый асфальт, и гибнут под чьей-то грязной подошвой.