Александр Овчаренко - Сказки тридевятого округа Страница 30

– Принимай дела и приступай к выполнению своих обязанностей, – приказал ему командир взвода. Однако принимать дела было не у кого: прежний санинструктор по причине смерти отбыл на родину в цинковом гробу, и завещания после себя не оставил. Ося нашёл в казарме простреленную в нескольких местах полупустую сумку санинструктора, проверил её содержимое и побрёл на склад выбивать медикаменты. К его удивлению, на складе он получил всё, что требовалось.

– Держи хлопец! – сказал прапорщик Борщ, передавая ему упаковку с медикаментами. – Если ещё потребуется – приходи!

Гликман был приятно удивлён и даже озадачен: где это видано, чтобы опытный прапорщик выдавал со своего склада имущество по первому требованию? Однако последняя фраза сказанная Борщом, поставила всё на свои места: «Всё для вас сынки, только воюйте»! Ося понял, что прапорщик готов снять с себя последнюю казённую рубашку, лишь бы самому не идти под пули.

Остальных новичков пристроили сообразно их природных и приобретённых наклонностей: Деда – Демченко – сделали снайпером и направили в разведвзвод, Козюлю, как он и предполагал, определили в автопарк военным водителем, а самого Оловянного Солдатика назначили пулемётчиком.

– Теперь ты не просто солдат! – философски изрёк командир взвода. – Ты теперь солдат с «Калашом», гордись! – и словно в насмешку вручил щуплому Оловяненко тяжёлый «ПК».

– Береги матчасть! – напутствовал его ротный старшина и для облегчения усвоения этой армейской истины показал ему здоровенный кулак.

Однообразные армейские будни потянулись сплошной чередой. Романтизм улетучился быстро, вместе с нагулянным на «гражданке» жирком. Оказалось, что «кучу бабла», о которой читал на мобилизационном пункте Олег, заработать не так просто.

– Всё зависит от того, сколько тебе в месяц закроют «боевых», – поясняли ему старослужащие.

– Бывало, что из тридцати дней в «боевые» записывали только пятнадцать, а порой и десять, – вспоминал зам. командира взвода старший сержант Пятаков – ветеран межнациональных конфликтов, подавший рапорт на продление контракта в третий раз.

– А в остальные «небоевые дни» пули не летают и фугасы не подрываются? – наивно спрашивал Солдатик.

– И пули летают, и снайпера охотятся, и фугасы рвутся за милую душу, – соглашался Пятаков. – Только так дешевле!

– Для кого? – не понимал молодой контрактник.

– Для тех, кто нас сюда послал.

– А если меня в один из таких «небоевых дней» снайпер подстрелит или я на растяжку нарвусь?

– Тогда твоим именем назовут в квартале улицу, а твоя семья получит за тебя страховку. Деньги не ахти какие большие, но на поминки и на первое время твоим старикам хватит.

– А как же льготы после окончания контракта? Тоже фуфло? – холодея от нехорошего предчувствия, спрашивал Солдатик.

– Льготы? Льготы не фуфло. Если захочешь учиться – всегда пожалуйста! – продолжал разъяснять Пятаков. – Только после войны нашему брату-окопнику, как правило, не до учёбы: нервишки лечим, ну и всякую остальную хрень, сопутствующую посттравматическому синдрому – алкоголизм, наркоманию, немотивированную жестокость, короче, полный набор «приветов с фронта»!

– А как же Вы уцелели? – допытывался Олег. – Мне ребята говорили, что Вы контракт третий раз продлеваете!

– А что я? – усмехался зам. командира взвода. – Я своё уже получил: тело у меня здоровое, третий срок армейскую лямку тащу – и ни единой царапины, а вот душа у меня контуженная. Я как во время первого контракта Новый год в горящем БТРе встретил – занемело у меня внутри что-то, словно душу новокаином обкололи. Порой слышу, как нервы мои, словно струны гитарные, от перетяга рвутся, с противным таким звуком рвутся, а боли нет! Понимаешь, нет боли! И работать на «гражданке» я уже не могу, потому как после второго срока я на адреналин «подсел», плотно так «подсел» и соскочить с этой «иглы» мне уже не удастся! Да я и сам не хочу. Я, когда на «зачистку» иду, или в «секрете» сижу, себя человеком чувствую: кровь по жилам струится веселей, мысли ясные, чёткие, и на душе радостно. Знаю, что не сегодня, так завтра могу пулю схлопотать, а на душе всё равно радостно. Однажды я ночью проснулся и вдруг понял, что мне ни водки, ни наркоты не надо, а хочу я лишь одного: чтобы эта грёбаная война не кончалась! Вот тогда мне вдруг страшно стало. Лежу я так тихонько, на «Калаш» свой гляжу и думаю: «Что же это я за урод такой? Может, мне лучше сразу застрелиться»?

– Но ведь не застрелились же!

– Не застрелился, потому как «бородатые» помешали. Они в эту ночь наших часовых сняли и в лагерь пробрались. Сунулись они в мою палатку – она как раз первая от «колючки» стояла, а я не сплю и «Калаш» со снятым предохранителем и двумя спаренными магазинами у меня под рукой. Я той ночью лихо покуражился! Врать не буду: смерти искал, а она, безносая, словно специально меня стороной обходила! Такие вот, брат, дела!

Война вошла в его жизнь неожиданно. Хотя Олег и ждал со дня на день приказа прочесать «зелёнку» или о выходе на «зачистку» очередного населённого пункта, но всё случилось совсем не так, как он себе представлял. Война обрушилась на него как-то вдруг и сразу, подобно стопятидесятидвухмиллиметровой мине, которая ударила на рассвете недалеко от его палатки в прихваченную первыми ночными заморозками землю. Олег ужом выскользнул из палатки и кубарем скатился в заранее отрытый окопчик. На территории лагеря прозвучало ещё несколько взрывов, но по счастливой случайности никто не пострадал. Комендант лагеря немедленно доложил о происшествии в вышестоящий штаб, и через пять минут полковая артиллерия дала дюжину залпов по заранее пристрелянным координатам. Снаряды с характерным шелестом пронеслись через голову контрактников и глухо разорвались где-то в глубине «зелёнки». Наступило затишье: все ждали, что «бородатые» пойдут на штурм, но этого не случилось, а когда совсем рассвело, прозвучала команда «Отбой»!

После завтрака Пятаков построил взвод перед штабной палаткой, и перед тем как доложить командиру взвода, прошёлся вдоль строя и каждому солдату заглянул в глаза. – Чего загрустили, сынки? – подражая командиру батальона, весело гаркнул ветеран. – Это ещё не война – это только прелюдия к ней. Война начнётся завтра.

В это время из палатки вышел командир взвода старший лейтенант Невесёлых, и Пятаков громко скомандовал: «Смирно»!

– Вольно, – эхом отозвался старлей и добавил. – Получен приказ выдвинутся в район горы Белая, где по сведеньям разведки замечено появление боевиков. Вероятно, у «бородатых» там схрон или временная база. Приказано боевиков взять живьём, а схрон ликвидировать. На всё про всё двое суток. Работать будем автономно. Всем понятно? У кого есть вопросы?

– Разрешите? – отозвался Пятаков. – Пленные нам зачем? С ними одна морока! Да и как их вязать, если их там возможно рота или даже больше?

– Пленные нужны для получения информации. Этого требует от нас разведотдел, а крупные скопления боевиков в этом районе не наблюдаются. По сведеньям разведки, численность противника на базе может достигать одного взвода, не больше! Ещё вопросы?

Больше вопросов не было.

После отбоя взвод в полном составе выдвинулся в указанный район. Тихо, так, что этого не заметили даже в соседних палатках, снялись с места и вышли за территорию лагеря. Через три километра их встретили два БТРа, которые подбросили их до подножья горной гряды.

– Дальше, славяне, топайте ножками! Удачи вам! – сказал чумазый водитель БТРа, на броне которого ехало отделение Солдатика. Бойцы тихо, без лишнего шума, спешились, и цепочкой по горной тропе стали осторожно втягиваться в «зелёнку». Ночь была лунная и тропа хорошо просматривалась, поэтому Невесёлых не стал ждать рассвета, а приказал выдвигаться в район балки Узкая.

На рассвете взвод благополучно достиг балки, и командир взвода тихо скомандовал: «Привал»!

Пятаков выставил боевое охранение, после чего развязал вещмешок и, достав банку говяжьей тушёнки, ловко вскрыл её штык-ножом. Его примеру последовали остальные бойцы. После завтрака поступила команда отдыхать.

– День переждём здесь, а вечером наведаемся к «бородачам», сказал Невесёлых Пятакову. – Дай пацанам немного отдохнуть, а потом пошли, кто смышлёней, в дозор, пусть разнюхают обстановку. В открытый бой не ввязываться. Ясно?

– Так точно!

Через час Пятаков разбудил Солдатика, Гуся и переведённого в их взвод перед самым выходом Валерку Реброва – того самого Реброва, что, сидя в курилке мобилизационного пункта мечтал погонять «бородатых» по горам.

– Пойдёте в разведку, – приказал Пятаков. – Сильно не углубляйтесь, пройдёте километра три и возвращайтесь. Если наткнётесь на «бородатых», в бой не вступать и себя не обнаруживать!

– Понятно?

– Понятно, – вразнобой ответили разведчики и тревожно между собой переглянулись. Опыта ведения разведки на занятой противником территории ни у кого из них не было. Даже Крамаренко, который подражая иностранным профессионалам, брил голову налысо и называл себя Диким гусем войны, за что и получил кличку Гусь, приуныл.