Федор Углов - Будни хирурга. Человек среди людей Страница 31

Но тут мог быть и тромб, закупоривающий сосуд и уходящий глубоко в полость черепа. И тогда все будет зависеть от того, удастся ли извлечь тромб из сосуда. Словом, была сотня различных ситуаций, в каждой из них Юрия подстерегала смертельная опасность, а меня полная неудача.

Мне предстояла одна из тех операций, которые тяжело отзываются на моем собственном состоянии. Несколько часов я буду стоять у стола и испытывать сильнейшее нервное напряжение. В случае благополучного исхода меня ждёт много беспокойных дней и бессонных ночей послеоперационного периода. В случае неудачи… Ещё более изнурительные часы, когда вся нервная система будет напряжена до предела. А умри больной? Нередко бывает так: вначале просят, умоляют, на любой риск согласны, а умрет больной, и разговаривать с хирургом не хотят, а кто грозит, заявление пишет. Всё ведь бывало в жизни.

Так не лучше ли сказать, что я этих операций не делаю, что я не хочу рисковать, и выписать больного?

А многие ли из вас, дорогой читатель, ради человека идут на риск? Не чаще ли мы встречаем такое отношение – лучше я уклонюсь, зато мне спокойнее будет.

Очень многие и уж слишком часто и у нас употребляют слово «нет», хотя оно нередко означает бегство с поля боя.

Было бы очень хорошо, если бы каждый на своём посту отвечал бы за слово «нет» ещё больше, чем за слово «да». Тогда бы у нас реже наблюдались случаи бездушия, бюрократизма, невнимательного отношения к человеку. Тогда бы и вышестоящим организациям меньше пришлось бы разбирать жалоб и решать вопросов.

Итак, операция!..

Вскрыв участок шеи, я обнаружил артериосклеротическую бляшку. Она полностью закрывала просвет сосуда, питающего мозг. От бляшки вверх по сосуду шёл тромб длиной в 12 сантиметров. И он тянулся до внутримозговых разветвлений сосуда. Бляшку убрали сравнительно быстро, но тромб… Длинный, рыхлый, он всё время грозил разорваться. Я тянул его и чувствовал, как лицо моё заливает потом.

И когда вытянул, сразу же восстановилось нормальное кровоснабжение мозга…

После операции больной проснулся быстро. Когда он совсем пришёл в себя, первое, на что обратил наше внимание, – это перестала болеть голова. Речь значительно улучшилась. Заторможенные движения стали более активными. Сознание прояснилось. Постоянный туман и какая-то завеса, которая появлялась перед глазами, исчезли. Зрение стало чётким.

Юрий быстро поправлялся. Через десять дней мы разрешили ему ходить, а через три недели он выписался из клиники. Отдохнув несколько недель сначала дома, а затем уехав вместе с Галей в санаторий, Юрий вернулся в институт полноценным работником.

2

После того как Юрий Рылев выписался из клиники, я долго думал о нём и других больных, которые были поставлены на грань катастрофы не каким-то несчастным случаем, не болезнью от каких-то микробов, не от врождённых недостатков. Нет. Их болезнь так же, как тяжёлое состояние на грани инфаркта у профессора Гафили, есть результат действий других людей, в том числе таких, которые назывались друзьями, добрыми знакомыми.

Я вообще высоко ценю крепкую дружбу, особенно если эта дружба основана на общих жизненных целях, на родстве высоких благородных помыслов. К сожалению, и среди мужчин, даже очень уважаемых, встречается немало людей, преследующих в дружбе только свои, эгоистические цели. Такие люди ненадёжны, на них не стоит и рассчитывать. Они вас не предавали, не делали вам зла, но они и помнят о вас лишь в тех случаях, когда вы им нужны. При этом они сами по себе могут быть и неплохими людьми, но у них, по-видимому, превратное понятие о дружбе.

У меня есть хороший знакомый, инженер, с которым мы встречаемся хоть и редко, но с удовольствием. Это большой специалист в своём деле, эрудированный человек, приятный собеседник. Но он может многие месяцы не звонить. А если позвонит, значит, я ему понадобился. То у него «маленькую пневмонию» обнаружили – надо посоветоваться и подлечиться, то какие-то непорядки в почках нашли – надо бы провериться, то дочку надо проконсультировать.

Встретимся, подлечимся, проверимся, и вновь на много месяцев приятель и голоса не подаёт.

А тут как-то вернулся в город из длительного путешествия и звонит. Спрашивает о здоровье, о том, как провёл лето, рассказывает о том, где был и что делал это лето. Разговор идёт долго, и никаких намёков на необходимость подлечиться, посоветоваться. «Вот, – думаю я, – вспомнил обо мне! Соскучился и звонит, чтобы поговорить». Только я этак подумал, а он «под занавес» и говорит: «А вы помните название лекарства для лечения моей поясницы? Когда мы этим займёмся?!» У меня так всё и оборвалось. Вот ведь как, даже один раз не выдержал! Я, конечно, и виду не подал. Назначил время, удобное для нас обоих.

Ещё более характерную историю рассказал мне мой друг Иван Владимирович. Работал он собственным корреспондентом «Известий» в Донбассе. Там познакомился с местным писателем, уважаемым в городе человеком. Как-то звонит этот писатель Ивану Владимировичу и ведёт с ним примерно такой разговор:

– Как живёшь? Как здоровье? Над чем работаешь? Как чувствует себя супруга? Как дочка?.. и т. д. – А под конец: – Не можешь ли поговорить с начальником шахты – пусть мне отпустит угля.

– А сам-то?

– Мне он может отказать, а тебе не посмеет. Тут ведь все законно…

– Ладно, поговорю.

Проходит какое-то время. Вновь звонит приятель. Говорит те же слова: «Как живёшь? Как здоровье? Над чем работаешь?»

И под конец: «Не можешь ли поговорить с таким-то? У них там доски бросовые есть. Они им ни к чему, а мне на даче сараюшечку пристроить…»

«Ладно, поговорю».

Проходит время, снова телефонный звонок. И снова приятель:

«Как живёшь? Над чем работаешь?..»

«Хорошо работаю, и жена чувствует себя хорошо и дочка… А тебе, наверное, нужно что-нибудь?»

«Да вот, видишь ли, кирпича не хватило…»

Разумеется, такие отношения ничего общего с дружбой не имеют. Мои друзья усвоили совсем другой модус: телефонный звонок. Говорит Николай Иванович… Или Юрий Георгиевич… Или Иван Владимирович, или ещё кто…

– Фёдор Григорьевич, как здоровье? Нормально? Может, нужно чего? Мы давно не видались.

– Спасибо, всё нормально, а повидаться бы действительно нужно.

Когда я в отъезде, позвонят домашним, спросят, что да как, когда приедет Фёдор Григорьевич.

А если за чем-нибудь обратишься, то от них за многие годы я не услышал слова «некогда» или «нет».

Иногда отлично знаю, что другу моему некогда. Что земля у него горит под ногами. Спросишь:

– Вы спешите? Вам некогда?

– Да нет, – отвечает, – всё нормально. Никуда я не тороплюсь.

Большое впечатление производит на меня отношение к своим друзьям со стороны Кирилла Яковлевича Кондратьева… Зная объём его работы, его занятость, я всегда с восхищением слушаю, как Кирилл Яковлевич спрашивает, всё ли в порядке, не нужна ли помощь. А тут на днях я сломал себе поперечный отросток позвонка и вынужден был лежать, к тому же правой рукой я не мог писать. Вынужденное бездействие для меня было невыносимо. Уже через несколько часов после травмы позвонил Кирилл Яковлевич, справился о здоровье, спросил, не нужна ли помощь.

– Я скоро приеду навестить вас.

Приехал ко мне на дачу. Сидит минут сорок, час. С улицы доносится сигнал машины. Я смотрю на него. А он спокойно говорит:

– Это такси. Я же с ним договорился, а он меня выдал.

Оказывается, он не мог отпустить машину, так как в городе у него (а приехал ко мне на дачу) срочное совещание.

А на следующий день позвонил и говорит:

– Вы сейчас работать не можете, так вам самое подходящее поговорить с кем надо. Вы как-то хотели встретиться с работником нашего университета. Как вы смотрите, если завтра мы с ним подъедем к вам и вы сможете выяснить с ним все вопросы?

– Это очень хорошо, – говорю я. – Но зачем же вам-то ехать ко мне на дачу, тратить время, которого у вас всегда в обрез?

– Ну, об этом вы не беспокойтесь, мне полезно отвлечься немного от своих книг.

Я-то знаю, какая это жертва для столь активного учёного, который дорожит каждой минутой, а тут надо потратить несколько часов.

– Кроме того, – добавляет он, – у нас в Комарове есть хорошая медсестра. Если вам нужны какие процедуры, вы скажите, мы вам её пришлем. Только позвоните.

Когда мы выразили свою признательность за такое внимание, Лариса Георгиевна, его супруга, говорит:

– В этом нет ничего особенного. У нас такое правило: если друг заболел или с ним случилась какая неприятность, мы все считаем, что это ЧП номер один. И все мы бросаемся ему на помощь, оставляя свои повседневные дела.

Как бы хорошо, если бы все люди взяли себе на вооружение такое правило. Чудесные у нас люди, но вот этого, очень важного, свойства – заботы и внимания друг к другу – иногда недостает. Я же после знакомства с Кондратьевым никому не поверю, если он скажет, что у него не было времени позвонить и справиться о здоровье друга… Уж если Кирилл Яковлевич с его феноменальной загруженностью находит для этого время, то о других и говорить нечего. И за всех тех, кто, подобно мне, имеет таких чудесных, бескорыстных друзей, можно только порадоваться.