Валерий Панюшкин - Отцы Страница 31

Мы сидели с тобой на заднем сиденье автомобиля, которым управляет мама. Мы ехали на дачу. Я был только что с самолета, и ты спешила рассказать мне все новое, что успела придумать за неделю, пока я был в командировке.

Например, ты говорила, что слово «направо» надо писать слева направо, а слово «налево» надо писать справа налево.

– Почему же это, Варенька? Мы все пишем слева направо. Справа налево пишут только арабы.

– Это глупо, – говорит Варя. – «Направо» надо писать направо. А «налево» надо писать налево. То есть давай я тебе сейчас напишу.

Ты доставала карандаш и специально припасаемый для разной писанины в автомобиле блокнотик. И писала в блокнотике: «Овелан». (Между прочим, если бы блокнотика не было, ты написала бы «овелан» на стекле куском мыла, нарочно припасенным в машине на тот случай, если блокнотика не окажется под рукой.)

– Но главное, папа, – ты перешла на заговорщический шепот, – главное, что там, в детском городке, мы купили карту этого детского городка.

– Там всем даром выдают карту, – поправила мама.

– Неважно, – продолжала ты. – Важно, что у меня теперь есть самая настоящая карта волшебной страны, и теперь, папа, я расскажу тебе сказку, как дракон Стич ходил по волшебной стране и искал волшебный шоколадный замок.

– Рассказывай, – согласился я, поскольку перелеты измотали меня абсолютно, и я рад был, что сказку будешь рассказывать ты мне, а не я тебе.

– Только дай мне конфету, чтобы от сладости рассказывать было легче, – сказала ты.

– Тебе нельзя конфету, – отозвалась немедленно мама, бросая гневные взгляды в зеркальце заднего вида. – Тебе нельзя конфету, ты утром отказалась чистить зубы, и я не разрешаю тебе сладкое, пока ты не почистишь зубы.

– А папа разрешает. – Ты обняла меня. – Ты ведь разрешаешь, папа.

Мы с тобой потихоньку развернули конфету, так, чтобы она не попадала в поле зрения зеркальца заднего вида, и ты жевала конфету, спрятавшись за водительским креслом.

– Перестань баловать девочку! – сказала мне мама.

– Не переставай, не переставай! – сказала мне ты.

– Ты будешь рассказывать сказку про Стича? – спросил я.

– Буду, – отвечала ты, раскладывая на коленях карту детского городка в Парке культуры имени Горького. – Смотри, папа, это волшебная страна.

Надо уточнить еще, что в этот самый момент наш автомобильный проигрыватель довольно громко воспроизводил детскую пластинку «Алиса в стране чудес», и ты время от времени прерывала рассказ, чтобы спеть вместе с проигрывателем любимые и давно выученные наизусть песенки.

– Так слушай, – торжественно начала ты. – Однажды Стич попал в волшебную страну, чтобы найти там большой шоколадный замок. Сначала он шел по шоколадной дорожке, но потом вдруг дорожка стала каменной, а потом песчаной, а потом земляной, а потом Стич заблудился, потому что земляная дорожка никак не отличалась от всей остальной земли. Подожди, спою.

В проигрывателе тем временем началась песенка про план, и ты громко запела вместе с проигрывателем «Тири-тири-дам-там-тирам, жирненьким пунктиром» и, допев, продолжала:

– Так вот, Стич заблудился. Но тут Бог дал Стичу карту. Это была волшебная карта волшебной страны. На карте был шоколадный замок и шоколадная дорожка, и даже сам маленький Стич тоже был нарисован на этой карте, и маленький Стич двигался по карте так же, как настоящий Стич двигался по волшебной стране. Подожди, спою. «Приподнимем занавес за краешек, какая старая тяжелая кулиса, вот какое время было раньше, такое ровное, смотри, Алиса». Так вот, Бог дал Стичу волшебную карту, и что надо, Стич, сказать Богу за то, что Бог дал тебе волшебную карту?

– Спасибо! – сказал я голосом плюшевого дракона Стича, поскольку дракон был у меня в руках.

– Неправильно, Стич, ты глупенький, – засмеялась ты. – Спасибо говорят только людям, если они дадут тебе что-нибудь сладкое. А Богу, если он дал тебе волшебную карту, надо сказать «Слава Богу».

– Слава Богу! – сказал я голосом дракона Стича.

– Молодец, правильно, – ты продолжала. – Но карта была очень старая. С тех пор как сделана была эта старая волшебная карта, в волшебной стране успели вырасти новые большие деревья. Стич шел и смотрел в карту. Он смотрел в карту так внимательно, что не замечал деревьев на пути и все время ударялся в деревья головой. Бум! Подожди, спою. «Падайте лицами вниз, вам это право дано, пред королем падайте ниц, слякоть и грязь все равно». Ну вот! Что же делать, папа, чтобы Стич не ударялся головой в деревья?

– Не знаю. – Я, честно говоря, был поставлен в тупик твоим вопросом. – Может быть, надо сказать Стичу, чтобы он смотрел не только в карту, но и по сторонам?

– Он не может смотреть по сторонам. Он же смотрит в карту.

– Тогда я не знаю, что делать.

– Просто, папочка, надо пририсовать в старой волшебной карте новые деревья, которые выросли в волшебной стране с тех пор, когда карта была нарисована.

– Кто их пририсует? – спросил я.

– Я пририсую, – отвечала ты, нисколько не сомневаясь в своей способности пририсовывать деревья в волшебной карте, выданной Богом дракону Стичу, чтобы тот искал в волшебной стране шоколадный замок.

– Разве ты можешь, Варенька, пририсовывать что-нибудь в волшебной карте? И чем ты будешь пририсовывать? Волшебным карандашом?

– Нет, папа. – Ты разговаривала со мной, как разговаривают с несмышленым ребенком. – У нас в машине нету никакого волшебного карандаша, есть только простой карандаш. Им я и пририсую деревья.

– Простым карандашом в волшебной карте не получится, – парировал я.

Ты даже и не спорила. Ты даже не удостоила меня контраргументами, а просто достала простой карандаш и нарисовала деревья на карте детского городка, про которую мы оба знали, что это карта волшебной страны.

55

Мы часто бывали на даче. Первые твои пять лет мы вообще там жили, и ты почти не общалась со сверстниками. Ты росла дикаркой, и когда к шести твоим годам мы переехали в Москву, тебе было трудно просто выйти во двор, просто познакомиться с детьми во дворе и просто играть с ними. Нам пришлось приложить довольно осознанные усилия, дабы, что называется, социализировать ребенка. Ты ходила в танцевальный кружок, в школьную подготовишку и как можно чаще с любимой подругой Никой в театр, так что постепенно научилась и знакомиться с другими детьми, и играть, и вести разговоры. И я даже не подозревал, насколько разговоры детей могут быть драматичны.

Вот, например, однажды мы поехали к твоим друзьям Вове и Елке в гости на дачу. И там был полон дом народа, и все приехали с детьми. Твой друг Вова был абсолютно увлечен приехавшим старшим мальчиком Яшей. Яша изобрел такую игру, что он, Яша, будет залезать на забор, а Вова, стоя внизу, будет сбивать Яшу с забора камнями, и если собьет, то, значит, выиграл Вова, а если не собьет, то, стало быть, выиграл Яша.

Не знаю уж, кто выиграл, но ты была искренне огорчена. Ты подошла ко мне, чуть не плача, и сказала:

– Папа, Вова совершенно не заметил меня, как будто на мне шапка-невидимка. Сними с меня шапку-невидимку, пожалуйста.

Другой маленький мальчик, Йозеф, разгуливал по саду с огромной палкой, несколько раз заехал этой палкой по лицу Яше, Вове и Максу, так что пришлось папе Йозефа палку у сына отнять и велеть малышу никогда больше не брать палку в руки.

Йозеф обиделся и ушел за дом. Я случайно увидел из окна, как за домом Йозеф нашел палку поувесистей прежней и к тому же острую. Мальчик шел с этой палкой наперевес и бормотал себе под нос:

– Вы отобрали у меня палку, да? А я найду палку еще больше и еще острее.

Вид у Йозефа был очень решительный. Я даже испугался, когда к Йозефу подошла ты. Я кричал вам из окна, чтобы вы были осторожнее, но вы меня не слушали. Ты сказала:

– Йозеф, если ты проткнешь кого-нибудь палкой, это будет непоправимо, – с этими словами ты, моя разумная девочка, мягко отняла палку у мальчика, взвесила палку в руках, как будто раздумывая, не вмазать ли Йозефу как следует за агрессивность, но решила, что не надо, и просто выбросила палку в кусты.

Потом, поскольку Вова и Яша все еще занимались сбиванием друг друга с забора, ты стала играть с младшей Вовиной сестренкой Елкой. Елка значительно младше тебя и была значительно меньше ростом. Поэтому ты сказала:

– Давай, Елочка, ты будешь совсем маленькая. Вот ты только что родилась, ничего не умеешь, ни ходить, ни говорить, и у тебя даже еще не открылись глазки.

Ты несколько раз видела в деревне, как рождаются котята, поэтому думала, что и человеческие дети рождаются слепыми. Или тебе хотелось, чтобы человеческие дети рождались слепыми, потому что чем младенец был беспомощнее, тем больше он тебе нравился.

Вы довольно долго играли в то, что Елка младенец, а потом ты сказала:

– Знаешь, Елка, я раньше не хотела взрослеть, потому что взрослые никогда не играют, а все время только работают. Но теперь я хочу взрослеть, потому что вот я повзрослею, и у меня будут маленькие дети.