Юлия Андреева - Предсказание Страница 31

– А, это ты, браток! – раздался твердый мужской голос. – Что, не узнаешь меня?

– Не припоминаю. – Сергей вцепился в прутья решетки, ожидая в любой момент атаки.

– Да, расслабься, это я. Помнишь, прошлой ночью ты к Шлиману шел, а я тебе сказал, чтобы ты ему две бутылки пива купил?

– Кто вы? – выдавил из себя алхимик, все еще не в силах справиться с шоком.

– Да спецназ, ясный день! Ты что – не видишь?!

– Не вижу, – Сергей винил себя за то, что, увлекшись историей с игроками в домино, не расспросил Шлимана о невидимке.

– Потому и не видишь, что спецназ! Ну ладно, ты, я вижу, тоже к Агасферу. Так что либо звони, либо подвинься, я сам.

У самого уха Сергея произошло какое-то движение, и прозвучал звонок. В полуобморочном состоянии он увидел, как сверху к ним в мягких домашних тапочках спускается бабушка Руфь, щелкнул замок решетки.

«А что, если я привел с собой хвост? – кричала внутри алхимика его совесть, – что, если невидимка все это время охотился за Шлиманом и Агасфером, и теперь, наконец, напал на их след»? – он хотел уже предупредить старую Руфь, но спец сжал его руку и подтолкнул к открытой двери.

– Если бы я следил, давно бы выследил. – ответил он мыслям Сергея. – Ты пойми, мил человек, это для тебя Агасфер – полумифический персонаж, а для меня, – так. Сколько я всякого такого вынужден видеть, так лучше б и вовсе не видел.

– Тебя, небось, тоже кто-то однажды попросил исчезнуть, вот ты и расстарался, – осмелел Сергей, входя в квартиру и бредя теперь по темному, как казалось, бесконечному коридору, в котором, сколько он ни силился прежде, никогда не мог сосчитать количество дверей в комнаты. В руках идущей перед гостями Руфь тускло горела свеча, в свете которой коридор смотрелся как подземелье какого-то зачарованного замка.

«Сейчас, еще немного, всего несколько шагов – и кончится воздух. Я упаду, а она будет идти дальше, вечно, как Харон, осужденный богами Греции на дерьмовую работенку»…

Завернув в самом неожиданном месте, они оказались в залитой слабым светом оранжевого абажура кухне.

За столом сидели Шлиман, сын Агасфера и его внук. Сам вечный жид, как всегда, нервно бродил вокруг стола, точно наматывая на него невидимые круги.

– Ага, пришли, – Агасфер вытащил откуда-то из темного угла комнаты сразу два старинных стула и приставил их к столу. – Присаживайтесь.

Сергей сел около внука Агасфера, рядом скрипнул соседний стул, на котором разместилась подозрительная пустота. Бабушка Руфь побрела к плите, где побулькивало какое-то изумительное варево. Отвлекшись на соблазнительные запахи домашний пищи, Сергей забыл на секунду о тревожащих его думах.

– Докладывай, – скомандовал Агасфер.

Сергей замялся было, деловито откашливаясь. В присутствии бессмертного он чувствовал некоторую скованность и священный трепет.

Соседний стул снова скрипнул, и вместо Сергея заговорила пустота:

В общем, так: Копье Власти обнаружено. Оно в частной коллекции Иннокентия Ивановича, ты знаешь где. Новейшая сигнализация, камеры, лазеры, система слежения…

Сергею показалось, что пустота зевнула.

– Справишься? – Агасфер прищурился, точно мог разглядеть своего собеседника.

– С сигнализацией – без проблем. А вот Копье…. Боюсь, в моем нынешнем состоянии это невозможно. Потом остается еще обычная охрана. Словом, одному там нечего делать.

– Ольга готова? – Агасфер бросил на Сергея быстрый, как кинжал, взгляд и тут же развернулся на триста шестьдесят градусов, помогая Руфь поставить на стол здоровенную утятницу.

– Думаю, да… Она… того, еще и Ладу хочет с собой взять.

– Лишней не будет, – обрадовался спецназовец, в воздухе по прямой к утятнице поплыла пустая тарелка. – Как говориться одна «Дан» хорошо, а две завсегда лучше.

– Итак, я отключаю сигнализацию, а Даны забирают Копье.

Тарелка получила порцию утки с яблоками и, нагруженная, плавно поплыла обратно.

– Но символ власти! – не мог придти в себя Сергей. – Его нельзя добыть дважды! Скажи им! Гитлер и тот не смог! – он затравленно посмотрел на Шлимана, на лице которого играла загадочная улыбка.

– … Но ведь даже один раз достичь бессмертия, философского камня или святая святых – Грааля, это уже высшее благо, после которого…

– После которого что? Великий посвященный срать с тобой на одно поле не сядет? Так что ли? – На смущенного и порядком перепуганного алхимика смотрел помолодевший Вольтер. – Когда посвященный первый раз добывает священную реликвию, об этом слагают песни, рождаются золотые легенды, пишутся книги. Но когда, уже будучи бессмертным, он берет в руки Грааль, философский камень или золотое руно, он относится к этой вещи, скорее, как к чему-то прекрасному, но почти что бесполезному, во всяком случае, для него бесполезному. Рыцари Грааля, точнее те из них, которые обрели бессмертие, остались охранять святыню от непосвященных, но отмеченных фортуной конкурентов. Я, например…

– Выходит, ты тоже бессмертный! – Сергей чувствовал себя одураченным. Само же напрашивалось что если Посвященных отыскивают и пробуждают Хранители, то сами Хранители должны либо уже обладать бессмертием, либо каким-то невероятным образом успевать за одно воплощение и осознать себя, и вытащить, может быть, десятки других. – Почему же ты не сказал ничего мне? – прошептал или, скорее, простонал он.

– Когда? – развел руками Шлиман. – У тебя едва-едва хватило времени вспомнить себя. Если бы не чрезвычайные обстоятельства…

– А теперь, значит, ты говоришь мне, вот так просто, за обедом? Так, будто это простая формальность, мол, извини, но я один из тех, о ком ты всегда меня спрашивал. О ком грезил! Кого почитал, наконец!

Его душила обида.

– Мог бы хотя бы походя намекнуть, что уже достиг того, о чем я столько воплощений грежу!

– Извини, – Шлиман отставил тарелку. – Чего ты от меня хочешь? Я дал тебе гравюру, и ты признал в ней Прагу XVI века, принес почитать пару книг, и ты вспомнил свою жизнь, цель, хранителей. Поверил бы ты мне, приди я в твое проектное бюро и расскажи все это? Абсурд. Как минимум, ты счел бы меня сумасшедшим. Я шаг за шагом давал тебе необходимые ключи, позволяя находить к ним замки. Так что же ты хочешь, чтобы я изменил веками сложившуюся методу и подставил под удар и твою жизнь и теперь судьбу города, с которым мы оказались связанными?

Сергей чувствовал себя как после хорошей выволочки, и в тоже время перед ним замаячила настоящая, крепкая, основанная на вере и на том, о чем говорили ему его глаза и сердце, надежда. Алхимик видел двух существ, достигших высшей цели. Они были рядом, до них можно было дотронуться, изъяви он желание протянуть руку. А то, что стало доступно одному вчера, будет получено другим, быть может, уже сейчас.

Визит к коллекционеру был запланировано на завтра, о чем Сергей тут же доложил Ольге Дан по телефону.

Глава 30

А кто-нибудь из эдаких писателей прибыл? – Защебетало в голове Лады, и ее рука как бы сама собой потянулась к бумаге, и записала вот такой диалог.

«– А кто-нибудь из эдаких писателей прибыл?

– Конечно, возьмите хотя бы Захер фон Мазоха.

– За что простите?

– Исключительно на добровольных началах!

– «И я там был, мед, пиво пил…».

– Господа, к вашим услугам лучшая Словолитня! Только сейчас, только для вас словолитня выплавляет, выливает, капля за каплей, слово за слово, строчки, ручейки, полноводные реки… Весеннее половодье, книжная ярмарка. Подлинная мистерия творится словами, делами, сердцами. Придут те, кого не звали, из королевства мечты, из рая для рыцарей и трубадуров, мистерия творится в тигле алхимиков, в котором будут вариться все, все, все…»

Перед Ладой развернулась картина карнавала с уже знакомой ей разряженной толпой. Под масками она вдруг начала узнавать лица. И первым в этом сумасшедшем карнавале ее встречал Сергей Арно, с которым она частенько сталкивалась на литературных вечерах. Это он не говорил, а, скорее, шептал, как это и было принято в кругах хранителей тайн, держателей акций, заводчиков темных лошадок. Теряясь в собственных и чужих мыслях, Лада припомнила, что об Арно заходила речь еще в ее первом сне, но тогда она почему-то не обратила на это внимания.

– Ордена свободных пожарных, опорочивших себя в деле тушения птицы Феникс, равно как и поджигателей ее же, прошу считать запрещенными и сугубо аморальными, ибо нельзя спорить с кармой, борясь с пожарами страсти, – ораторствовал писатель.

– Простите, Сергей Игоревич, – но вы же никогда не писали об эротике? – вмешалась в свое видение Лада. – Неужели вы верите во все то, что только что сказали?

– Разумеется, нет. Ибо грех словоблудия равен греху умолчания, и когда на море шторм, тихо спят его глубины. Глубины с глыбинами, вот, – он показал руками, – с какими рыбинами, крабами, раками. Глубина, колодец, вход в темные, недоступные эрогенные зоны земли.